Владимир Понизовский - Заговор генералов

• Название: Заговор генералов
• Автор: Владимир Понизовский
• Жанр: История

---

- Очистить станцию! Выставить оцепление!

Местные солдаты воинственности не проявляли. Однако сами казаки уже начали шептаться, отводить в сторону от офицеров глаза, собираться кучками.

Между тем Крымова вызвали к железнодорожному телефону:

- Говорят из Петрограда, из штаба округа. Вам приказано остановить движение эшелонов.

- Я подчиняюсь только приказам верховного главнокомандующего Корнилова.

Связь оборвалась. Вот когда он пожалел, что не настоял еще в Ставке на установлении собственной, помимо железнодорожной, линии телефона и телеграфа! Он почувствовал себя как без рук: где остальные войска? Каковы последние распоряжения штаба и самого главковерха?..

Крымову пришлось разослать по всем дорогам гонцов, а в ближайший, оборудованный всеми средствами связи штаб Северного фронта, в Пскове, отправить на автомобиле генерала Дитерихса.

Связные возвращались. Сообщали о невероятной путанице, по чьему-то неведомому умыслу происходившей на всех путях к Петрограду: эшелоны с полками и батальонами различных дивизий перемешались; отдельные части переведены с одной железной дороги на другую, загнаны в дальние тупики, где нет ни фуража, ни продовольствия для солдат; на многих участках разобраны рельсы, устроены завалы; всюду среди казаков и солдат корпуса появились агитаторы, распространяют листовки, устраивают митинги. В полках началось брожение. Офицеры опасаются за свою жизнь...

Наконец от своего начальника штаба генерала Дитерихса он получил донесение, пересланное из Пскова: главковерх приказал немедленно двигаться на Царское Село и Гатчину, сосредоточить корпус и быстро и неожиданно взять Петроград.

- Доставить сюда начальника станции. И когда того приволокли, Крымов сказал:

- Подготовить паровозы к отправлению. Даю полчаса. - И своим, посмотрев на часы: - Не будет паровозов - через тридцать минут расстрелять.

Паровозы были поданы. Головной эшелон прошел выходную стрелку "горловину станции". Через те же сакраментальные полчаса начал буксировать задним ходом: впереди путь был разобран.

- Выгрузиться! Дальнейшее движение до Гатчины - походным порядком!

От Луги до Гатчины по шоссе - более девяноста верст. Для дивизии в походной колонне, с обозами и артиллерией - это минимум сутки. Целые потерянные сутки! Да еще и не вся дивизия в сборе. И только одна дивизия. А где остальные?..

Явился представитель Лужского гарнизона:

- Вы сами видите, генерал, что до этого момента мы активных действий не предпринимали, хотя штыков у нас вдвое больше, чем у вас. Но если вы начнете продвижение на Гатчину, мы вынуждены будем дать вам бой. Прольется братская кровь.

- Я исполняю приказ верховного главнокомандующего. При исполнении боевых приказов говорить о пролитии братской крови не приходится.

Однако он понимал безвыходность своего положения. На данный момент. Надо собрать в кулак хотя бы одну дивизию. Тем более что эшелоны ее, пусть и невыносимо медленно, подходили к Луге один за другим. И он приказал:

- Отвести войска на десять верст к юго-востоку от Луги. Расположить по деревням. Выставить сторожевое охранение.

Это было похоже уже на отступление. Хотя и в полном порядке, и без потерь.

Местом для своего штаба Крымов выбрал деревню Стрешово. Сюда, с трудом разыскав его, нынешним утром и прибыл личный посланец главковерха полковник Лебедев. Он добрался из Могилева на автомобиле. Подтвердил требование Корнилова: наступать, наступать на столицу!

- Сейчас это невозможно, - вынужден был мрачно признаться генерал. - Я не знаю, где мои части. Имею лишь отрывочные сведения: эшелоны Кавказского туземного корпуса князя Багратиона застряли где-то у станции Оредеж; головной эшелон туземцев дошел до станции Вырица, но далее путь разобран; Уссурийская казачья дивизия достигла Ямбурга, далее путь также испорчен. К тому же дивизия где-то потеряла свой эшелон с артдивизионом и осталась без пушек.

Он повел карандашом по карте:

- Движение по всем железным дорогам остановлено. Как видите, многим частям предстоит в седле сделать до двухсот-трехсот верст. Это - двое-трое суток. Где по пути следования магазины с провиантом и фуражом? В моем распоряжении здесь пока только восемь сотен донцов.

- Что прикажете передать главковерху?

- Доложите обстановку. Испросите для меня указаний относительно дальнейших действий. Скажите, что я буду с генералом Корниловым до конца.

В голосе Крымова прозвучали мрачные ноты. Полковник Лебедев, даже не задержавшись на завтрак, укатил.

Днем вернулся наконец из Пскова Дитерихс.

- В Ставке с нетерпением ждут от нас активных действий, - сказал он.

- Ну что ж. Мы - солдаты. Будем продолжать движение на Петроград. К тридцать первому августа мы должны сосредоточить три дивизии в районе Вырица - Гатчина. Записывайте приказ по корпусу: в ночь с двадцать девятого на тридцатое Первая Донская казачья дивизия, при которой буду следовать я, двинется на север по Лужской дороге; туземной Кавказской дивизии от станции Оредеж идти походом; Уссурийской конной дивизии, насколько возможно, продвигаться по железной дороге на Гатчину. Если это невозможно - походом. К вечеру тридцать первого штабам туземной и Уссурийской дивизий выйти со мной на связь. Пункты промежуточных ночлегов доработайте. - Он тяжело поднялся из-за стола: - Сказал бы я на добром русском языке, как все это называется... Ну да будем уповать на милость божью.

Глава седьмая

30 августа

Воззвание ЦК РСДРП (б) к рабочим и солдатам

Товарищи рабочие и солдаты!

Контрреволюция наступает. Будьте настороже! Не предпринимайте никаких выступлений без призыва нашей партии. Ждите директив ЦК РСДРП.

Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии

1

Батальон георгиевцев, едва миновав Дно, застрял на маленькой станции Гачки. На соседних и всех остальных путях тоже плотно стояли вагоны с войсками.

- Опасаюсь, как бы не объявились агитаторы из Питера, - поделился своей тревогой с командиром батальона, пожилым подполковником, прикомандированный к эшелону офицер контрразведки.

- Мои соколики не подведут! Первого же вздернут на водокачке! натуженно прогудел комбат. Но все же приказал: - Выставить караулы! Никого чужого к вагонам не подпускать! В мазутные рожи стрелять без предупреждения!..

Георгиевцы - это была особая воинская часть. Куда до нее лейб-гвардии паркетным шаркунам! Здесь в большинстве собрались старослужащие, многие в возрасте, и все - пролившие на фронте кровь и этой кровью скрепившие свое братство. Все упорно-смелые, почти все - крестьяне. Тугие, жилистые, с мужицкой основательностью приспособившиеся к войне, гордившиеся Георгиевскими крестами и медалями, отметами за мужество и отвагу, хотя в душе, так же как и все солдаты, они истосковались по иной доле - по труду до семи потов на земле. Но коль приказано им идти, они пойдут. Хоть грудью на пулеметы. Полягут замертво, но не покажут спин. Надежная сила. Страшная сила, коль направлена на черное дело...

Комбат послал своего адъютанта на станцию:

- Душу вытрясти, а паровоз и бригаду добыть. Адъютант вернулся:

- Паровоз будет! До самого Царского Села!..

Петр Кастрюлин услышал слова адъютанта. Почувствовал: его час!..

Сердце заколотилось, как в последнюю минуту перед рывком в атаку. Даже дыхание перехватило. Осилит? Но разве не к этому готовил его товарищ Антон? Не к этому призвал, когда сказал: солдат умирает в поле, а не в яме?..

Георгиевцы, пользуясь затянувшейся стоянкой, повысыпали из вагонов, разминались, сворачивали длиннейшие козьи ножки, неторопливо, степенно переговаривались.

Петр забрался на ступеньки тамбура:

- Солдаты! Братья! Слухайте, что я вам сказать хочу!..

Обернулись. Начали подтягиваться. Ему показалось, со ступенек недостаточно высоко, не всем его видно и слышно. Он ухватился, подтянулся, забрался на крышу. Встал, поднял руку:

- Слухайте меня! На черное дело нас тягнут, братья! Супротив воли народа и жизни народа!

- Ну брехать! На предателев идем, которые Россию в кабалу германцу хотять! - выкрикнул кто-то снизу.

- Не, солдаты, вы меня слухайте! Рази ж и я за то, чтоб родимую землю врагу отдать? Моя сторона та, где пупок мне резан, и за ее я тоже кровь пролил. И мне родимое горе чужой радости дороже, и нашу родимую Россию я тоже буду защищать до последнего! Да генерал Корнилов на совсем другое нас ведет: чтоб бедноту снова в бараний рог скрутить, а помещика, капиталиста да царя-кровопивца над нами снова поставить и войну продолжать, за ихние Босфоры, контрибуции и Дарданеллы!

- Эй, слезай! Ты чего - о двух головах, что ль? - послышалось из сгрудившейся солдатской толпы.

- Нет, буду говорить! Сколько наших солдатских ртов досыть землей наелось за ихние Босфоры и Дарданеллы? Я старшого брата на румынской земле захоронил, а у него сам-десять ртов осталось. На кой была ему та румынская земля? Ею, что ль, накормит он десять галчат? Сам накормился - на сажень в землю ушел... И сам я воевал не хужей других, тоже изранитый и поконтуженный! У меня одна голова, и теперича она мне в десять раз нужней, чтоб брательниковых галчат прокормить и его жене, солдатской вдове, по хозяйству пособить!..