Мари Саат - Бутоны роз

• Название: Бутоны роз
• Автор: Мари Саат
• Издательство: Известия
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1982

---

Приезжая к ним, отец каждый раз спрашивал у матери, когда та наденет туфли. Мать отвечала, что осенью, когда в колхозе будет большой праздник и станут раздавать почетные грамоты, или зимой, когда их повезут на автобусе в театр, — тогда она возьмет туфли с собой.

И туфли лежали в шкафу в коробке, как книжка с картинками, которую держат под замком.

Как-то теплым августовским вечером, когда разгоряченное дневной жарой тело все еще продолжало исходить потом, у матери страшно заболела нога. Катарина только что вернулась со двора и увидела, что мать стоит в кухне над тазом, по пояс раздетая, с намыленной шеей, и упирается застывшими руками прямо в дно таза. Ноги у нее и прежде побаливали, но то была тупая боль, разве что мешавшая заснуть; время от времени резкая боль сжимала и сердце. Тогда она принимала валидол и еще какое-то лекарство и выпивала маленькую рюмку коньяка, потому что отец говорил: водка — отрава, а коньяк — лекарство для сердца. Он сам привез матери бутылку, и мать хранила ее в аптечке.

На этот раз унять боль в ноге не смогло никакое лекарство. Ночью боль стала невыносимой, и, когда мать начала кричать диким голосом, перепутанная Катарина вскочила на велосипед и помчалась к почте, где был телефон.

Через несколько дней после того, как мать увезли на «скорой помощи» в районную больницу, приехал отец. Было около девяти вечера, рабочий день Катарины закончился, подоенные коровы стояли в хлеву. Катарина опустилась на корточки перед шкафом, вынула туфли из коробки и стала разворачивать папиросную бумагу, в которую они были упакованы. С тех пор как Катарина осталась дома одна, она почти каждый вечер разглядывала туфли, примеряла их и кружилась по комнате. Взять туфли с собой на пастбище она не решалась, боясь, что отец нагрянет домой в дневное время и обнаружит пропажу. Но и того, что она кружила в них по комнате вечерами, было достаточно, чтобы она могла грезить весь следующий день.

Катарине представлялись сияющие замки из розового и белого мрамора, дивные парки с подстриженными живыми изгородями, кустами роз, фонтанами и лебедиными прудами или же такие редкие яства, как бананы, огромнейший торт «безе» и шампанское. И где-то там попыхивал сигарой умный и не ведавший страха детектив, который в то же время был сказочно богатым лордом, а порой чуть ли не королем, умиравшим от безумной любви к очаровательной чернокудрой леди. Иногда детектив надоедал Катарине, и тогда действие перемещалось в рыцарские времена, где дева становилась блондинкой, отнюдь не менее прекрасной. Рыцарь уже не был красив как картинка, лицо у него было не столь благородное, как у лорда-детектива, глаза не такие большие и темно-карие. Зато он был невероятно силен и голыми руками мог задушить медведя; и хотя в светлых узких глазах рыцаря мелькало порой туповатое выражение, а волосы были жестки и черны, за всем этим крылась истинно благородная натура. Он был всеми гоним, но любил златовласую красавицу и за нее, свою королеву, отдал жизнь.

Впрочем, этот внешне непривлекательный и невезучий рыцарь долгое время был единственным героем фантазий Катарины. Детектив появился позднее, после того как Катарина посмотрела в поселковом кинотеатре фильм «Моя прекрасная леди». Теперь детектив вклинивался в рыцарские истории лишь от случая к случаю, как некий изысканный десерт. Однако еще до рыцаря, когда Катарина училась в начальных классах, она то и дело думала о собаке, у которой кот украл шапку, и часто плакала, жалея бедного пса. Но вот однажды, когда она получила двойку по математике, перед ее взором возник отверженный рыцарь. Рыцарь стал приходить к ней на уроках математики, в которой она ничего не смыслила, или весной на пастбище, где она готовилась к переэкзаменовке. Все то время, пока Катарина ходила в школу, она не помнила ни одной весны и осени, чтобы у нее не было бы переэкзаменовки по математике. Каждую осень мать Катарины отправлялась в школу уговаривать учителей, чтобы Катарину перевели в следующий класс: не может же она — такая верзила — сидеть за партой вместе с малышами. Таким образом Катарина кое-как окончила семилетку, лишь однажды оставшись на второй год и с помощью копченого окорока получив на выпускном экзамене по математике тройку. Но еще долго, на протяжении многих лет, эта страшная школа преследовала ее во сне, и ей снилось, что она, большая и неуклюжая, бродит по школе; снились пронырливые мальчишки, среди них Артур Вярав, прицепивший к ее спине листок со словами: «КАТА — ДУРА». Катарине казалось, что самое лучшее место на свете — это пастбище ранней осенью, где она может быть совсем одна со своими коровами, хотя отец и дразнил ее, без конца повторяя, что Катарина так и проживет всю жизнь среди коров.

Вдруг Катарина услышала в прихожей шаги отца. Она вздрогнула, швырнула туфли в шкаф, захлопнула дверцу и встала, плотно прижавшись к ней спиной.

Отец ходил взад-вперед по комнате; со стуком опустил на пол что-то тяжелое — наверно, свой рюкзак, потому что каждый раз, приезжая из города, он привозил с собой что-нибудь вкусное: торт, вино. Он еще некоторое время постоял, а затем, громыхнув стульями, сел. Катарина проскользнула в дверь.

— Ну, а где мать? — спросил, как показалось Катарине, недоверчиво отец, в голосе его слышалась злость, будто Катарина была виновата в том, что матери нет дома.

— Мать в больнице, — ответила Катарина и, медленно, с трудом выдавливая из себя слова, словно вытягивая репу из вязкой борозды, рассказала, что у матери образовался на ноге тромб и теперь ей делают уколы, чтобы кровь стала жиже, и сердце тоже лечат, потому что сердце у нее никуда не годится, как у курильщика.

На это отец сказал:

— Ну да! Она же не курит!

Катарина пожала плечами и умолкла: мать и вправду не курила.

Отец сам закурил. Катарина, пока рассказывала, незаметно для самой себя опустилась на стул напротив отца и теперь не решалась встать. Так они довольно долго просидели друг против друга за столом, отец смотрел в окно на заходящее солнце, в его глазах отражались два оранжевых шара, в руке тлела папироса из пачки «Беломора».

Катарине было не по себе. Она украдкой корябала стул и думала, не следует ли что-нибудь сказать отцу — хотя бы предложить ему чаю. Или сперва дать поесть, а может, и то и другое? Но затем она вспомнила, что ничего, кроме хлеба и молока, в доме нет… Вдруг у нее в голове мелькнуло, что она сидит наедине с мужчиной и за четверть километра вокруг нет нй одной живой души. Ей вспомнились разные ограбления и еще более жуткие истории, случавшиеся на одиноких хуторах; внутри у нее все сжалось от страха, и она вцепилась пальцами в стул — волосы у отца были ежиком, подбородок тяжелый, нос большой; он казался таким сильным — смогла бы Катарина справиться с ним?

— Ну, так я пойду, — сказал отец, загасил окурок о ножку стола и сунул его в карман.

— Ночевать не останешься? — как бы невзначай спросила Катарина, и тут же ей стало неловко от своих слов.

— Мне здесь нечего делать, — ответил отец.

Когда Катарина пришла в больницу навестить мать, она тотчас же сообщила, что к ним приходил отец. Но для матери это не было новостью — он и здесь уже побывал.

Мать спросила, как Катарина справляется с домашними делами, и Катарина тут же начала жаловаться на свои невзгоды. Дома так тяжело: вставай до восхода солнца и тащись в коровник, дои группу материных коров, потом выгоняй стадо на пастбище, вечером снова надо доить, мыть доильный агрегат, выгребать навоз, а поздно вечером возись к тому же дома со свиньей — вари целый котел картошки.

— Попроси Эдгара зарезать свинью, — сказала мать, — хоть она и маловата еще…

Катарина задумалась было об этом, но когда мать стала учить ее, как договориться с Эдгаром, сколько водки купить для него, что потом делать с мясом — подержать несколько дней на холоде, а после этого засолить и закоптить, у Катарины побежали по спине мурашки; она решила, что уж лучше каждый вечер разводить в плите огонь и варить картошку, нежели взвалить на себя все эти хлопоты.

— Постарайся как-нибудь справиться, — сказала мать, — когда я вернусь из больницы, станет полегче.

Словно в утешение, она дала ей апельсин, который принес отец, но Катарине от этого стало еще горше: мать лежит на белых простынях, отец навещает ее, а она, Катарина, должна вкалывать. И она позавидовала матери.

Мать вернулась из больницы, но легче Катарине не стало, во всяком случае, не настолько легче, как обещала мать или как было прежде. Колено у матери все еще болело, хотя тромб вроде бы рассосался. Она не могла толком ни согнуть, ни выпрямить ногу; была не в силах поднимать тяжелые корзины, кастрюли и ведра; к тому же она жаловалась, что ничего не может делать левой рукой — сразу же начинало болеть сердце. Поэтому Катарине приходилось помогать ей и во время дойки. Она ничего не говорила матери, но про себя думала: до больницы мать все могла делать, и боли в сердце терпела, а в больнице она научилась болеть.