Максим Дубаев - Рерих

• Название: Рерих
• Автор: Максим Дубаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02562-8

Имя Николая Рериха вот уже более ста лет будоражит умы исследователей, а появление новых архивных документов вызывает бесконечные споры о его месте в литературе, науке, политике и искусстве. Многочисленные издания книг Николая Рериха свидетельствуют о неугасающем интересе к нему массового читателя.

Историк-востоковед М. Л. Дубаев уже обращался к этой легендарной личности в своей книге «Харбинская тайна Рериха». В новой работе о Н. К. Рерихе автор впервые воссоздает подлинную биографию, раскрывает внутренний мир человека-гуманиста, одного из выдающихся деятелей русской и мировой культуры XX века, способствовавшего сближению России и Индии. Прожив многие годы в США и Индии, Н. К. Рерих не прерывал связи с Россией. Экспедиции в Центральную Азию, дружба с Рабиндранатом Тагором, Джавахарлалом Неру. Франклином Рузвельтом, Генри Уоллесом, Гербертом Уэллсом, Александром Бенуа, Сергеем Дягилевым, Леонидом Андреевым. Максимом Горьким, Игорем Грабарем, Игорем Стравинским, Алексеем Ремизовым во многом определили судьбу художника. Книга основана на архивных материалах, еще неизвестных широкой публике, и открывает перед читателем многие тайны «Державы Рерихов».

---

Даже там, где художник ставит себе скромной целью произведение картин земли, где полотна его называются „Покорением Казани“ или декорациями к норвежскому „Пер Гюнту“, — даже и там он, „владыка нездешний“, продолжает оставаться творцом нездешнего мира; такой Казани никогда не покорял Грозный, такой Норвегии никогда не видел путешественник. Но очень возможно, что именно такую Казань и такую битву видел грозный царь в грезах своих, но очень возможно, что именно такую Норвегию видел в мечтах своих поэт, фантазер и печальный неудачник Пер Гюнт — Норвегию родную, прекраснейшую, любимую. Здесь как бы соприкасаются чудесный мир Рериха и старая, знакомая земля — и это потому, что все люди, перед которыми открылось свободное море мечты и созерцания, почти неизбежно пристают к рериховским „нездешним“ берегам. Но для этого надо любить север. Дело в том, что не занесенная на карты держава Рериха лежит также на севере. И в этом смысле (не только в этом) Рерих — единственный поэт севера, единственный певец и толкователь его мистически-таинственной души, глубокой и мудрой, как его черные скалы, созерцательной и нежной, как бледная зелень северной весны, бессонной и светлой, как его белые и мерцающие ночи».

Последующие критики, искусствоведы, каждый по-своему, будут развивать образ, созданный Леонидом Андреевым, — «Мир Рериха», — заменяя северные мотивы, воспетые писателем, мотивами Индии и Тибета.

«И еще одно важнейшее можно сказать о мире Рериха, — продолжал Леонид Андреев, — это мир правды. Как имя этой правды, я не знаю — да и кто знает имя правды? — но ее присутствие неизменно волнует и озаряет мысли особым, странным светом. Словно снял здесь художник с человека все наносное, все лишнее, злое и мешающее, обнял его и землю нежным взглядом любви — и задумался глубоко… что-то прозревая… Хочется тишины, чтобы ни единый звук, ни шорох не нарушил этой глубокой человеческой мысли. Такова держава Рериха. Бесплодной будет всякая попытка передать словами и ее очарование и красоту; то, что так выражено красками, не потерпит соперничества слова и не нуждается в нем. Но если уместна шутка в таком серьезном вопросе, то не мешает послать в царство Рериха целую серьезную бородатую экспедицию для исследования. Пусть ходят и измеряют, пусть думают и считают, потом пусть пишут историю этой новой земли и заносят ее на карты человеческих откровений, где лишь редчайшие художники создали и укрепили свои царства»[186].

Финские газеты в своих похвалах не отставали от русскоязычных, но не обошлись и без некоторой ложки дегтя. Главной для финских критиков была близость картин Рериха по духу и тематике скандинавам. Так, Эдвард Рихтер в газете «Helsingin Sanomat» говорил о Рерихе как о человеке, живущем духом Скандинавии, считая его фантазию чисто скандинавской. Рихтер делал акцент на то, что художник описывает главным образом историю и мифологию скандинавов, поэтому уделял внимание эскизам Рериха к декорациям, из которых были представлены на выставке работы к спектаклям Мориса Метерлинка «Принцесса Мален» и Генрика Ибсена «Пер Понт».

«Ему лучше всего удаются такие работы, как эскизы театральных декораций, — писал Рихтер. — В них проявляется весь блеск сине-зеленой сказочной гаммы, и в них фантазия художника получает такую таинственную силу, о которой наше примитивное театральное искусство может лишь мечтать. Я бы посоветовал всем друзьям театра познакомиться с Рерихом».

В другой статье «Частные выставки», в газете «Dagens Press», критики обращали внимание на древнерусские мотивы картин Рериха, но и здесь — «Рерих живет во времени, которое уже давно минуло. Он любит древних викингов, какими они когда-то пришли в Россию, он вжился в их жизнь и чувства».

Либерально-буржуазная газета «Hufvudstadsbladet», выходившая в Гельсинфорсе на шведском языке, также поместила статью о художнике, в которой Сигне Тандефельт отмечала эскизы к декорациям:

«Его цвет, его фантазия и пафос, его огромные знания всегда находят наилучшее выражение в театральных работах… Сильные эффекты, которые вообще свойственны живописи Рериха… достигаются его мастерским владением цветом и высокой техникой. Рерих не относится к природе с уважением или любовью, он берется за нее довольно грубыми руками, подчиняет ее своей идее. Она для него является полем, где он ведет поиск цветовых решений и драматических настроений…»

Сигне Тандефельт выражала общее мнение финской художественной критики, что русское в произведениях Рериха хоть и присутствует, но как-то «приглушено и прикрыто».

Газета «Uuden Soumen Iltalehti» вообще назвала Н. К. Рериха русско-скандинавским живописцем, который наиболее известен как мастер фантастико-аллегорической декорации, и в этом отношении он сильно повлиял на других художников Финляндии.

Наверное, только газета «Karjala», издаваемая в Випури, осмелилась поместить статью, да и то под псевдонимом, в которой Рерих рассматривался не как скандинав, а как русский художник, запечатлевший на своих полотнах «Русь эпохи варягов». Конечно же, когда речь зашла о декорациях к спектаклям Ибсена, критик даже несколько обиделся за финских художников:

«Краски и воображение Рериха получают свои права в эскизах театральных декораций, особенно к историческим и сказочным пьесам. Для нас они являются новыми, колоритными, выполненными с богатой фантазией. Действительно, есть повод пожелать, чтобы и у нас начали развивать искусство театральной декорации и освободились от тех не только условных, но и безвкусных сценических украшений, которые укоренились в нашем театре».

А когда речь зашла о скандинавских пейзажах, критик, спрятавшийся за псевдонимом «Jörö», уже более откровенно писал о чуждости русского духа финскому: «Пейзажи, виды Финляндии кажутся финнам холодными и чужими». Больше всего публике и покупателям понравились финские пейзажи Н. К. Рериха, и именно они были в первую очередь раскуплены на выставках, организованных в Гельсингфорсе. Но эти пейзажи просто возмутили художественную критику, которая увидела в них, по выражению журналиста из «Hufvudstadsbladet», — «отсутствие чувств в искусстве Рериха». Журналистка Сигне Тандефельт объясняла это тем, «что Рерих, собственно, не является художником, но бурлящая жизнь его фантазии, его страдания, полные драматичности, а также огромный опыт и знания делают его искусство сильным и индивидуальным».

Эдвард Рихтер из газеты «Helsingin Sanomat» объяснял эту русскую холодность тем, что «у художника вполне достаточно чувства цвета, но, несмотря на это, в манере письма он может быть странно сухим и безжизненным, что особенно чувствуется в пейзажах. Собственно говоря, он только во вторую очередь художник, который обладает возвышенным чувством цвета, прежде всего он поэт… а также археолог и декоратор».

Финская критика назвала Рериха русско-скандинавским художником. Но финном признавать не хотела, поэтому искала в его картинах нечто чуждое для финской живописи и выступила против покупки музеем Атенеум (Atheneum) полотен Н. К. Рериха, считая, что одной картины, купленной раньше, вполне достаточно. Николай Константинович очень рассчитывал на деньги, которые мог получить от продажи, но после выставки в Гельсингфорсе ни один из представителей музея, несмотря на обещания, не предложил Рериху заключить договор на приобретение у него картин.

Рерих был очень удивлен таким положением вещей. Он не знал, что предпринять, и после некоторых раздумий 6 апреля написал своему другу Галлен-Каллеле:

«Мой дорогой друг! Будь так добр, дай мне хороший совет, что мне делать с выставкой? Все отношения хороши и блестящи, но Atheneum не появляется, и все покупатели исчезли. Может быть, мне нужно самому обратиться к Atheneum, но я полагаю, что такое персональное обращение неудобно»[187].

Галлен-Каллела действительно ускорил покупку картин, и уже 15 апреля, в день закрытия выставки, русскоязычная финская газета «Русская жизнь» писала:

«На днях специальная комиссия музея Атенеум посетила выставку картин академика Рериха и приобрела для Атенеума две картины „Замок“ и „Принцесса Мален“.

До настоящего времени в Атенеуме имелась лишь одна картина русского художника. Финские льды растаяли перед искусством нашего художника и академика Рериха. Национальный музей в Гельсингфорсе также ведет переговоры с Рерихом о приобретении его картин. Покупаются картины и финнами для частных коллекций. В области живописи финнам еще отчасти чужды своеобразные краски и тонкое восприятие природы новейшей живописи, тем значительнее победа, одержанная своеобразным гением Рериха. По окончании выставки в Гельсингфорсе она переводится в Христианию, а затем непосредственно в Лондон. Как больно думать, что часть собрания картин большого русского художника не останется на родине, и русское богатство распылится своими золотыми блестками по музеям целого мира. Русский народ ныне — странник. Его искусство и литература тоже великий странник, но они идут по миру не с сумой, а с богатствами, которыми щедро поделятся с другими народами и все же останутся богатыми»[188].