Пиримкул Кадыров - Бабур (Звездные ночи)

• Название: Бабур (Звездные ночи)
• Автор: Пиримкул Кадыров
• Издательство: Издательство "Художественная литература"
• Жанр: Роман
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-00256-9

Бабур — тимуридский и индийский правитель, полководец, основатель государства Великих Моголов (1526) в Индии. Известен также как поэт и писатель.

В романе «Бабур» («Звездные ночи») П. Кадыров вывел впечатляющий образ Захириддина Бабура (1483–1530), который не только правил огромной державой, включавшей в себя Мавераннахр и Индию, но и был одним из самых просвещенных людей своего времени.

Писатель показал феодальную раздробленность, распри в среде правящей верхушки, усиление налогового бремени, разруху — характерные признаки той эпохи.

«Бабур» (1978) — первое обращение художника к историческому жанру. Первое, но не случайное. Это основательное (по университетскому образованию П. Кадыров — историк-востоковед) изучение его творчества, обстоятельств жизни, и поездки в Индию и Пакистан. П. Кадыров исследует биографию от истоков до устья. От андижанских смут, отравивших юные годы мирзы Бабура, до вожделенного прорыва в Северную Индию и провозглашения государства Великих моголов.

Как полководец, герой автора одержал не одну победу, как просвещенный правитель оказался несостоятельным. Он хотел если не устранить, то хотя бы приглушить фанатичные суннитско-шиитские распри, но своей дипломатией, своим посредничеством только подлил масла в огонь. Он пытался упростить витиеватый арабский алфавит, сделать его графику более понятной, доступной, но в результате вызвал лишь гнев мракобесов и упреки в оскорблении священных букв Корана. Он проповедовал уважение к обычаям Индии, стремился сдружить индуистскую и мусульманскую культуры, во проповеди эти сопровождались и заглушались звоном оружия его же вукеров.

И так во всем. Что ни шаг, то дисгармония намерений и результатов. Дисгармония, отравляющая сознание, рождающая горечь от недостижимости целей, усталое разочарование роковым круговоротом вражды и мести. Изображая это борение чувств, Кадыров опирается на стихи и мемуары самого Бабура.

---

Кто-то из беков выступил на два шага вперед, громко перебил Ходжу Абдуллу:

— Амирзода, мы все, беки, готовы служить вам!

Голос Бабура все еще дрожал, когда он ответил:

— Благодарю!

Как раз в это время — все въезжали толпой в арк[52] — к группе беков присоединился и Якуб-бек. Прослышал о возвращении Бабура и примчался сюда, чтобы отвести от себя всякие подозрения.

Раньше, когда столица государства находилась в Андижане, трон стоял в зимнем дворце, который и был сердцем крепости. Когда столицу перенесли в Ахсы, этот дворец с мраморными лестницами, золочеными росписями постепенно терял великолепие. К приходу Бабура по распоряжению Ходжи Абдуллы на дворцовых лестницах расстелили богатые ковровые дорожки, возвышение, на котором раньше блистал трон, тоже было накрыто дорогими туркменскими коврами, в зале приготовлены мягкие курпачи.

Бабур, ступая по ковровой дорожке цвета фиалки, закашлялся: горло совсем пересохло. Так и не отдышавшись, занял шахнишин — возвышение.

Все расселись. Ходжа Абдулла прочитал молитву по покойному повелителю мирзе Умаршейху.

— О аллах, прими его в рай! — хором воскликнули беки. На лицах, обращенных к Бабуру, читались соболезнование и печаль.

— Уважаемые господа, столпы государства, — начал Ходжа Абдулла. — Если б не заботы войны, неотложные заботы, мы провели бы обряды поминовения. В Ахсы повелителя похоронили достойно его славе и высокому положению, то есть с великими почестями. Но нам, в дни, когда враги у ворот Андижана, выпало иное дело как первейшее — вручить без промедления судьбу государства в руки наследника престола, нового нашего повелителя…

Якуб-бек раньше прочих подхватил эти слова:

— Вы предложили мудрую меру, мой пир. Тотчас же следует провозгласить благородного мирзу Захириддина Мухаммада Бабура законным властителем Ферганы.

Бабур бросил на Якуб-бека быстрый взгляд. Мягкость и покорность в голосе, волнение, так и написанное на лице, даже улыбка щербатого рта — все понравилось скованному жаждой и тревогой подростку. Все знали, что Якуб-бек из самых влиятельных могольских беков. Среди сокровенных мечтаний пылкого Бабура было и такое: унаследовать когда-нибудь отцовский трон, возглавить всех его беков и вести, как подобает истинному правоверному, воину и мужу, победоносные действия против врагов. И вот — нет отца, а хитрый Якуб-бек смягчает горечь утраты. После могола и другие беки различного корня друг за другом называли Бабура властителем Ферганы, и его мечта, словно полный месяц, выходила из-за туч, его сердце вдруг забилось радостно, а несчастье, обрушившееся на него смерчем, и физические страдания, которые он переносил, будто отдалились куда-то, — да, он, Бабур, станет могучим властелином, воле которого беспрекословно повинуются тысячи и тысячи.

Он любил представлять себя полководцем. Как прапрадед, Амир Тимур. Бабур слышал о его жестокостях и вовсе не хотел повторять их: в памяти людской надо оставлять не раны, а удивление доблестью воинской! Не жестокости предка, а блестящие военные победы увлекали его. И еще — могучая воля, властное имя, которое приводило в трепет всех своенравных беков.

В двери шмыгнул, суетливо кланяясь, Узун Хасан.

— Мой амирзода! Пощадите своего раба, который не мог встретить вас лично. Я был занят неусыпной охотой за смутьянами, распространяющими в Андижане ложные, вздорные слухи. Сейчас вот притащил одного их главаря.

Бабур встрепенулся:

— Главарь? Кто он? Приведите!

Все глаза обратились к дверям. Якуб-бек побледнел. Неужели попался Ахмад Танбал? Тогда их тайна будет раскрыта! Растерянно водил он глазами по стенам. Окошечко было мало и далековато от места, где сидел тучный бек. Нет, отсюда бегством нельзя спастись!

В этот миг из-за дверей донесся густой бас:

— Развяжите мне руки, я не виноват!

«Слава аллаху, — обрадовался Якуб-бек, — это не голос Ахмада Танбала».

Два нукера ввели в зал толстого и рослого человека в белом яхтаке[53].

— Вах, дервиш Гов! — воскликнул Якуб-бек, и многие беки воскликнули за ним следом.

Этот человек верховодил андижанскими мирабами[54], широкую свою шею он, словно бык, держал вперед выгнутой, потому и прозвали его «гов» — «бык». А «дервишем» его прозвали за постоянную готовность поддержать бедняков: «они угодны аллаху», говаривал Гов. Хотя андижанский арк снабжали водой целых девять арыков, воды из-за полива множества садов не хватало в летние месяцы. Беки пытались вытеснять «голодранцев» из очереди на воду. Но дервиш Гов смело становился на сторону бедняков. «Ты, бек, для себя самого бек, — говаривал Гов, — а перед богом все равны!» И простолюдины, понятно, поддакивали ему. А беки ненавидели. Особенно же Узун Хасан, давно затаивший на мираба злобу.

Дервиш Гов со связанными за спиной руками поклонился сначала Бабуру, затем сидевшему чуть поодаль Ходже Абдулле.

— Будьте справедливы, амирзода! — сказал он с достоинством. — Я не смутьян, уважаемый пир!.. На базаре один нукер сказал мне: «Повелитель в Ахсы пьяный свалился с обрыва и убился насмерть, а мирза Бабур, боясь врагов, сбежал в Алатау».

— Это клевета! — Бабур вспыхнул как порох.

— Что это клевета, я узнал потом. Я никому не передавал услышанное от нукера. Амирзода, пощадите меня! — дервиш Гов шагнул на два-три шага вперед и стал на колени: — Я уверился в том, что это клевета, ваше лицо благородно, оно не похоже на лицо трусов. На базаре же, когда народ разбегался, запирал в страхе лавки, я, каюсь, растерялся. Я не передавал слухов, я просто остановил одного человека и спросил у него: слышал, мол, что говорят. И он сказал — слышал. И я спросил, неужели это правда, и тут-то соглядатаи градоначальника меня зацапали…

— Нет, ты лжешь, будто ты переспросил! Ты распространял ложные слухи и на этом деле попался! — воскликнул Узун Хасан.

— Дайте Коран, я принесу клятву на святой книге!

— Этот преступник еще хочет получить Коран?! — выкрикнул Якуб-бек, возмущенно оборотив лицо к Бабуру, — О мой амирзода, если бы сей нечестивец был вашим преданным рабом, он сразу поймал и сдал бы градоначальнику того нукера, что, по его словам, распространял вздорные слухи!

— О господи! — только и сказал на это дервиш Гов.

Якуб-бек снова мягко посмотрел на Бабура, скривил в улыбке беззубый рот:

— Мой амирзода! Ваш благословенный отец поставил Гова главой мирабов… По благосклонности вашего отца, я повторяю… И вот сейчас он распространяет слухи о том, что наш повелитель, да будет его душа в раю, пьяным свалился с обрыва! Какая наглость!

«Кого же и обмануть, если не ребенка», — подумал Якуб-бек, с надеждой улавливая, как загорелись обидой и гневом глаза Бабура.

— Да он и сам, по сути, признал, что передал ложный слух! Переспросил, передал — какая разница, по сути? — бросил Мазидбек.

— Пойман за язык — подлежит наказанию! — принял сторону обвинителей и Али Дустбек.

Касымбек вспомнил почему-то рассказ бека о странной голубке, что принесла дяде Бабура весть о смерти повелителя.

— Быть может, следует провести дополнительное расследование? — спросил Касымбек.

Ему возразил Мазид:

— Где у нас время для долгих дознаний? Враги у ворот, — сказал же пир. А во время кровавой битвы тот, кто сеет панику, кто наносит ущерб сану правителя — тоже враг. И нельзя щадить его!

— Для острастки другим наказать при народе на площади! Чтоб другим неповадно было! — ввернул Узун Хасан.

«Наказать на площади» — означало: отсечь голову.

Тень смерти коснулась лица Гова. Он на коленях подполз поближе к Бабуру, рыдание вырвалось из груди:

— Мой амирзода, я не преступник! Я жертва преступников! Пощадите меня! У меня пятеро детей!

Не оставьте их без опоры, о амирзода! — Руки Гова были связаны за спиной, и слезы свободно падали на его бороду с проседью.

Рыдания взрослого мужчины внезапно погасили гнев Бабура, и он вопрошающе посмотрел на учителя Ходжу Абдуллу. Ему вдруг очень сильно захотелось услышать: «Пощадите этого бедного человека».

Однако Ходжа Абдулла молчал. Беки же не унимались.

— Человек, у которого пятеро детей, мог бы держать язык за зубами! — зло рассмеялся Якуб-бек.

— Э, этот Гов вообще смутьян из смутьянов! — Узун Хасан развел руками. — Ну, стукнул бы разок по зубам того, кто ему сказал, будто повелитель был пьян и погиб по собственной дури… Или же отдал бы его в наши руки!

Мольбы дервиша Гова тонули в этих возгласах:

— Мой повелитель, будьте справедливы! Я верный человек вашего отца!.. О, вы еще не знаете этих беков! Они мне мстят! Не верьте бекам, мой повелитель! Спросите других! Меня знают все честные люди!

Али Дустбек, привстав с места, тыкал рукой на мираба: