Ольга Дрёмова - Иллюзия любви. Сломанные крылья

• Название: Иллюзия любви. Сломанные крылья
• Автор: Ольга Дрёмова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008

Надежда Тополь подаёт на развод с легкомысленным циничным мужем и остаётся одна с полуторагодовалым ребёнком на руках. Её страстное, горячее, жаждущее любви сердце теперь безраздельно принадлежит сыну Семёну. Ради того, чтобы мальчик ни в чём не нуждался, Надежда отказывается от личной жизни, гордости, уважения близких…

Каждой женщине рано или поздно приходится выбирать: между страстью и одиночеством, между удовольствием и долгом, между спокойствием и сердечной болью… Каждую из нас хоть раз томило сомнение в правильности выбранного пути, когда хочется, чтобы кто-нибудь рассказал похожую историю, помог, утешил… Книги Ольги Дрёмовой не позволят вам заскучать и отчаяться. Её — одну из самых читаемых российских писательниц — недаром называют «непревзойдённой рассказчицей», а её романы — «самыми правдивыми любовными коллизиями».

---

Пятнадцать? Тополь замедлил шаг и задумался. Нет, почти четырнадцать ей было в тот момент, когда они разводились. Значит, после Нового года Оксашке исполнится уже шестнадцать. Хотя какая разница — пятнадцать, шестнадцать? Дело не в возрасте, а в принципе. Красиво и добротно должны одеваться все члены семьи, а не отдельно избранные её представители. Разве это дело, когда у маленькой девочки две пары зимних сапог, а у него, взрослого мужчины, всего одна? Или это правильно покупать малявке золотые серёжки, вместо того чтобы разориться на приличную булавку для галстука главе семьи? Между прочим, вторая пара обуви для ребёнка, который всё равно на следующую зиму в неё не влезет, — неоправданная роскошь, а золотая булавка — необходимый атрибут имиджа мужчины. Разница есть? То, что у самой Катерины вечно ничего не было, к делу не относится. Она взрослая женщина, и, если экономить на себе ей доставляло удовольствие, — это лично её дело.

На улице ещё было совсем светло, и огни праздничной новогодней иллюминации не горели. Шагая по заснеженной улице, Тополь смотрел на толстые, пыльные стёкла витрин, за которыми стояли сиротливые кособокие ёлочки, и думал о том, что отчего-то в этом году он совсем не чувствует приближения праздника.

Вытертые от времени серебряные дожди прикрепили к огромным квадратам стекол, но новогодней сказки всё равно не получалось. То ли обвешанные пыльной ватой ёлки слишком малы и неказисты, то ли в отсутствии хорошего настроения виноваты негоревшие лампочки иллюминаций, но праздника не чувствовалось, и сколько Тополь ни старался внушить себе, что он необыкновенно, празднично счастлив, у него ничего не выходило.

Конечно, Катька являлась неплохим вариантом, но, как говорится, запасным, и нечего это отрицать. Непредсказуемая и взрывоопасная Надежда снова и снова вставала у него перед глазами, и, представляя её рядом с каким-то другим мужчиной, Тополь чувствовал, как всё его тело немеет от обиды и боли. Да, в свои тридцать он был полным идиотом, вовремя не понявшим, в чём его счастье, и не сумевшим удержать его в руках, но неужели теперь всю жизнь он должен расплачиваться за одну-единственную ошибку?..

К чёрту! Мотнув головой, Леонид постарался отогнать прочь надоедливые мысли. Почему он должен разрываться на части, думая о женщине, которая даже на короткий миг не хочет подумать о нём? Пятнадцать лет — долгий срок, и пора бы уже отпустить Надежду насовсем, вычеркнув из жизни, забыв, словно её и не было рядом с ним никогда. Пусть она будет счастлива со своим Русланом или с кем-то там ещё. Пусть живёт так, как ей хочется, а у него своя жизнь, и вопреки всему на свете он сумеет сложить её всем на зависть.

* * *

Когда Тополь открыл дверь подъезда, где жила Катерина, три тёмно-красных слабеньких гвоздички завяли окончательно и бесповоротно. Побитые морозом, тонкие, выхолощенные лепестки, похожие на застиранные обрывки тряпочек, бессильно поникли и, приклеившись к обёртке, расползлись по ней мелкими кусочками.

— Продают чёрт знает что! — взглянув на непрезентабельный букетик, с сожалением причмокнул губами Тополь.

Нет, что ни говори, а цветочки зимой — деньги на ветер. И далась же бабам эта ерунда! Что за удовольствие — поставить облезлый, завядший веник в вазу и, сдувая с него пылинки, умильно улыбаться своим фантазиям? Да лучше бы на истраченные попусту деньги купить пакет молока, батон белого хлеба и сто граммов докторской колбасы.

Встряхнув букет, будто рассчитывая, что он каким-то волшебным образом вдруг распушится и примет нужный вид, Леонид с раздражением вздохнул. С одной стороны, дарить такое безобразие было как-то неловко, но с другой — он же не виноват, что гвоздики оказались морожеными, верно? Когда он их покупал, они выглядели почти сносно. Конечно, учитывая их стоимость, явно заниженную по сравнению с обычной, он предполагал, что цветочки вскорости должны ахнуться, но на то, что это случится так скоро, он, признаться, не рассчитывал.

Ещё раз взглянув на поникший букет, Тополь пожал плечами, махнул рукой и опустил его головками вниз. А! Какая разница — завядший, незавядший, есть веник, и ладно, Катька будет рада и этому. В старые времена он не очень-то баловал её своим вниманием, так что сегодняшний букет, каким бы ощипанным он ни оказался, она в любом случае оценит по высшему разряду.

Успокоившись относительно мелкой неприятности, так некстати свалившейся на его голову, Леонид подошёл к лифту и тут же заметил объявление, крупными буквами оповещающее жильцов о том, что лифт не работает.

— Фу ты ну ты! — сморщился Тополь. — Было бы удивительно, если б ты работал! — с раздражением ударив по листочку, исписанному кривыми чёрными каракулями, он глубоко вздохнул. — И что за день сегодня такой? Цветы сдохли, лифт сломался, а с самого утра ещё Надька в душу наплевала, отрава!

Несколько раз дёрнув ручку сетчатой дверки, словно мстя лифту за нежелание исполнять свои прямые обязанности, Тополь пересёк площадку первого этажа и стал подниматься по лестнице.

История с лифтом его нисколько не удивила. Ещё в былые времена, когда он сам жил в этом доме, такое случалось три дня в неделю, если не чаще. В глупые умозаключения врачей относительно того, что ежедневные пешие прогулки на пятый этаж способствуют чему-то там полезному, Тополь не верил. Какая польза может быть от того, что, уставший и измученный человек, отработавший смену или полторы на заводе, будет тащиться по этажам, вместо того чтобы с комфортом доехать на лифте? Кроме стучащегося в ушах сердца и громкой одышки, ничего от подобного экстремального времяпрепровождения быть просто не может.

— И за что им только деньги платят? — поминая коммунальщиков недобрым словом, буркнул себе под нос Тополь. — Ладно, Катька на пятом. А кто на девятом, тому как?

— Вот так и ходим, Лёнечка!

Неожиданно из-за поворота лестничного марша, мягко ступая по кафелю войлочными подошвами тапочек, появилась бывшая соседка Тополя, Раиса Павловна Журавлёва. Низенькая, приземистая, чем-то напоминающая круглый плюшевый пуфик на маленьких колёсиках, она слыла бессменным справочным бюро дома и знала о жильцах всё и даже чуточку больше. Побаиваясь языка вездесущей всезнайки, соседи предпочитали не ссориться с Журавлёвой и оказывали ей всяческие знаки уважения, которых, по твёрдому мнению Тополя, она абсолютно не заслуживала.

В те времена, когда он ещё жил с Катей, скверная женщина всегда старалась сунуть свой нос туда, куда её не просили, и эта милая привычка лезть не в своё дело доводила Леонида до белого каления. Не считая нужным пресмыкаться перед этой подколодной змеёй, вечно вынюхивающей и высматривающей то, что её не касалось никоим образом, Тополь не жаловал пожилую женщину, из чего автоматически следует, что та отвечала ему взаимностью.

Предпочитая обойти Журавлёву стороной, Тополь механически убрал руку с букетом за спину и уже направился в обход приземистого пуфика, когда Раиса Павловна, будто чуя лёгкую добычу, широко улыбнулась и загородила своими объёмными формами проход на следующий этаж.

— А что это у тебя в руке, никак цветочки? — Она кивнула за спину Тополя.

— А, это? — он достал гвоздики из-за спины, небрежно поднёс их к носу и сделал шумный вздох. — Это так, между делом. Шёл по улице, дай, думаю, куплю, уж больно они мне приглянулись.

— Н-да? — глаза справочного бюро на добровольных началах сначала широко открылись, затем, внимательно изучив тёмно-красный веник, сузились до щёлочек. — А в подъезд ты к нам забрёл тоже по старой памяти?

— В общем-то, да, — нервно хохотнул Леонид и, желая показать, что никаких дальнейших объяснений он давать не намерен, сделал шаг вперед, но насмерть стоящая на рубежах Журавлёва так просто своего шанса упускать не собиралась.

— Так ты к Катьке, что ли? — для верности уперев руки в крутые бока, чтобы жертва уж точно не смогла просочиться мимо, она склонила голову набок и изучающее оглядела Тополя с головы до ног.

— А ваше какое дело? — Тополь бросил на тумбовидную фигуру неприязненный взгляд.

— А вот грубить, юноша, не стоит, — глазки Журавлёвой холодно сверкнули. — Я же не из пустого любопытства спрашиваю. Если к кому другому — дело одно, а если к Катерине — так поезд-то — тю-тю!

— Что значит тю-тю? — растерялся от неожиданности Тополь.

— А то и значит, что ты опоздал! — чуть ли не мурлыкая от удовольствия, протянула она. — Поезд уже ушёл и рельсы с собой забрал.

— Что за ахинею вы здесь несёте?! Какой поезд? Какие рельсы? А ну-ка, посторонитесь! — Леонид сделал резкий жест рукой, как бы предлагая Журавлёвой освободить проход, но та, буквально сияя от счастья, так нежданно-негаданно свалившегося на её голову, даже не подумала отойти.

— А я гляжу, миленький, ты ничего не знаешь? — с напускной жалостью проговорила она и, глубоко вздохнув, бросила на Леонида полный притворного сочувствия взгляд. — Уехала твоя Катька, уже полгода, как уехала.