Тамара Пономарева - Потаенная любовь Шукшина

• Название: Потаенная любовь Шукшина
• Автор: Тамара Пономарева
• Жанр: История

---

Конечно, Мария Шумская успела узнать в этом странном кавалере Васю Шукшина, с которым недавно в паре играла в одном из сростскинских домов в карты. Заспешила успокоенная девочка домой, счастливая от только что пережитого. Долго удивленно улыбалась себе в зеркало, кружась по комнате. Случившееся потрясло Марию и ее юного воздыхателя. Вот как он вспоминал этот ошеломительный миг в том же рассказе:

"Ну, гадство! - думал.- Теперь вы меня не возьмете!"

Сильный был в ту ночь, добрый, всех любил. И себя тоже. Когда кого-то любишь, то и себя любишь.

Однако первое опьянение, как обычно, сменилось муками неизвестности и сомнений. А тут еще отец Марии запретил дочери выходить из дома, усмотрев странную перемену в девочке, вызвавшей у него внутреннее родительское беспокойство. Две недели Василий и Мария не виделись, и Шукшин испереживался: может, она его избегает? У него волосы дыбом вставали при одном воспоминании о собственной дерзости в сумерках той дивной ночи!

А мальчик, травившийся из-за Марии Шумской, и взрослым продолжал преследовать девушку. Идет, бывало, она по бережку реки, а подговоренные им сорванцы в спину Марии камнями кидаются! Не простил поклонник своего поражения и таким образом исподтишка мстил.

Через две недели страданий Василий не выдержал и накатал вышеназванное "письмо", конечно, несколько приукрашенное позже.

Вскоре Василий Шукшин встретился вновь с Марией на одной из вечеринок и стал с тех пор постоянно провожать ее домой, оградив своим присутствием девушку от ненужных приставаний других кавалеров. Из того же "Письма":

Помню, была весна. Я даже не выламывался, молчал. Сердце в груди ворочалось, как картофелина в кипятке. Не верилось, что я иду с Марией (ее все так называли, и мне это очень нравилось), я изумлялся собственной смелости. Иду и молчу как проклятый. А ведь мог и приврать при случае.

Такой он был во времена своей полудетской, полуюношеской влюбленности, пока москвички не отесали Василия Макаровича. Набравшись житейского опыта, он потом снежным барсом подкатывался к своим симпатиям, хотя легкости побед всегда пугался. И всякий раз в этом случае память возвращала его к той, что доступной не слыла, хоть была кроткой и доверчивой.

Из дома...

Бросил Василий автомобильный техникум из-за конфликта с преподавательницей и в шестнадцать лет уехал из дома. Своим родным соврал, будто его в Москву вызвали: он уже тогда рассказы в столицу посылал, но пока получал отрицательные ответы.

Боль за безотцовщину, отнятое детство, тяготы и ущербность послевоенного времени постоянно прорывались в произведениях Шукшина, иногда в разговорах:

- Мне было шестнадцать, когда я по весне уходил из дома. Уходил рано утром. Если бы рядом не шла мать, я разбежался бы и прокатился на ногах по гладкому, светлому, как стеклышко, ледку.

Столько в нем было еще мальчишеского! Но уходить нужно было в "огромную неведомую жизнь", где не было ни родных, ни даже знакомых. Мария Сергеевна перекрестила сына на дорогу, села на землю и горько заплакала от безысходности и разлуки с родной кровинкой. Больно и горько отозвался в душе матери этот уход сына в неведомую, опасную жизнь города, но еще больней становилось Марии Сергеевне при мысли, что иначе дома ей придется постоянно видеть глаза голодных и нищих детей.

- Дома оставалась моя сестра, маленькая. А я мог уйти. И ушел,доносится издалека голос Василия Макаровича.

Два месяца от сына не приходило никаких вестей: Мария Сергеевна очень переживала, просто не находила места от недобрых предчувствий. Тогда Таля, сестра Шукшина, принялась тайком писать малограмотной матери письма якобы от Василия. Когда же он наконец-то прислал первую весточку домой, тут-то все и раскрылось, но мать на радостях простила дочери этот "грех". Ни в какой Москве не находился Василий, а в обыкновенной Калуге!..

Ушел Василий Макарович из Сросток сразу на несколько лет.

В рассказе "Мечты" он делится воспоминаниями о своих мытарствах - о работе на стройке, оставившей тяжелый след в душе юноши:

...Было нам по шестнадцать лет, мы приехали из деревни, а так как город нас обоих крепко припугнул, придавил, то и стали мы вроде друзья.

Работали. А потом нас тянуло куда-нибудь, где потише. На кладбище. Это странно, что мы туда наладились, но так. Мы там мечтали. Не помню, о чем я тогда мечтал, а выдумывать теперь тогдашние мечты - лень.

Скулила душа, тосковала: работу свою на стройке я ненавидел. Мы были с ним разнорабочими, гоняли нас туда-сюда, обижали часто.

Особенно почему-то нехорошо возбуждало всех, что мы - только что из деревни, хоть, как я теперь понимаю, сами они, многие - в недалеком прошлом - тоже пришли из деревни. Но они никак этого не показывали, а все время шпыняли нас: "Что, мать-перемать, неохота в колхозе работать?"

Позже, прекрасно зная преимущества города, но и понимая, что без деревни, без ее натурального хозяйства, городу не прожить, он не хотел разделять культуру на деревенскую или городскую, да и народ российский желал видеть единым, в своей человечности хотя бы.

Потому что много видел бесчеловечного на своем пути.

Из автобиографии В. М. Шукшина:

Работал в Калуге, на строительстве турбинного завода, во Владимире на тракторном заводе, на стройках Подмосковья. Работал попеременно разнорабочим, слесарем-такелажником, учеником маляра, грузчиком. "Выйти в люди" все никак не удавалось. Дважды чуть не улыбнулось счастье. В 1948 году Владимирским горвоенкоматом я как парень сообразительный и абсолютно здоровый был направлен учиться в авиационное училище в Тамбовской области.

Все мои документы, а их было много, разных справок, повез сам. И потерял их дорогой. В училище являться не посмел и во Владимир тоже не вернулся - там, в военкомате, были добрые люди, и мне больно было огорчать их, что я такая "шляпа". Вообще за свою жизнь встречал много добрых людей.

И еще раз, из-под Москвы, посылали меня в военное училище, в автомобильное, в Рязань. Тут провалился на экзаменах. По математике.

В 1948 г. был призван служить во флот. В учебном отряде был в Ленинграде, служил на Черном море, в Севастополе. Воинское звание - старший матрос, специальность - радист.

29 октября 1948 года Василий Шукшин получил повестку о призыве на срочную службу, но по документам только с 1950 по 1952 гг. находился на Черноморском флоте. Вероятно, были сложности со здоровьем или еще какие-то серьезные причины.

В Севастополе служил матросом, а ходил в офицерскую библиотеку.

Пожилая библиотекарша подступилась "опять чуть не со списком", как в школьные годы - учительница.

Кроме чтения книг в свободное от службы время, тайно писал рассказы. Но от матросов скрыть до конца не сумел своего увлечения. Это было уже нечто, выбивающееся из привычного режима армейской службы: началось подшучивание, за спиной Василия Шукшина говорили, что он "заболел писательством", в лицо называли "поэтом", как в детстве - "Гоголем". Для матросов что поэт, что прозаик - одно и то же.

С военной службы писал "содержательные" письма родным, друзьям и, конечно, юной своей подружке Маше, ревниво издали следя за нею.

Мария Шумская терпеливо ждала Василия из армии.

Именно во время военной службы Василий Шукшин соседу по койке матросу Владимиру Жупыне на его откровения по поводу непоступления в моррыбтехникум поведал о своих мечтах стать обязательно сельским учителем.

Мария же Шумская хранит до сих пор пожелтевшие листочки - давние свидетельства их сердечных отношений.

Я часто думаю о нас с тобой, и мне ясно, что мысли наши не расходятся. Нужно только не изменять этому образу мыслей, нужно найти силы выстоять в борьбе с житейскими трудностями. Мне будет труднее, Маша, чем тебе. Ты последовательно и спокойно делаешь свое дело,

писал любимой девушке Шукшин-матрос, хорошо зная себя, и, видимо, предупреждая ожидавшую его из армии девушку, чтобы она готовилась быть терпеливой и стойкой в борьбе за их общее счастье. Об этом он думал всерьез тогда, потому что лучше Маши никого не видел и не встречал на свете. Считал, что ему выпала козырная карта: самую красивую девушку подарил Василию Шукшину Алтайский край, схожую лишь с подснежником - сказочным вестником сибирской весны!

Сколько в Марии было целомудрия, скромности, поэзии, невероятного душевного тепла, о котором только могли мечтать сверстники Василия Шукшина и завидовать ему тихой завистью соперничества, в котором он был пока непобедимым: девушка выбрала его и ждала, окрыленная взаимным притяжением!

И все-таки, что же собой представляла в те годы симпатия Шукшина, по имени Мария Шумская?

Сам Василий Шукшин и помнившие ее во времена, когда начался их бурный роман, помогли мне создать образ, в общем-то, для деревни послевоенного периода не вписывающийся в обычные рамки, а оттого еще более притягательный и романтичный.