Рене Кастр - Бомарше

• Название: Бомарше
• Автор: Рене Кастр
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02565-2

Эта книга посвящена одному из самых блистательных персонажей французской истории — Пьеру Огюстену Карону де Бомарше. Хотя прославился он благодаря таланту драматурга, литературная деятельность была всего лишь эпизодом его жизненного пути. Он узнал, что такое суд и тюрьма, богатство и нищета, был часовых дел мастером, судьей, аферистом. памфлетистом, тайным агентом, торговцем оружием, издателем, истцом и ответчиком, заговорщиком, покорителем женских сердец и необычайно остроумным человеком. Бомарше сыграл немаловажную роль в международной политике Франции, повлияв на решение Людовика XVI поддержать борьбу американцев за независимость. Образ этого человека откроется перед читателем с совершенно неожиданной стороны. К тому же книга Р. де Кастра написана столь живо и увлекательно, что вряд ли оставит кого-то равнодушным.

---

«Ты еще не знаешь, что можно написать такое письмо, в котором нежная любовница, обращаясь к своему возлюбленному, с каждой строчкой все больше обнажается. Говоря ему: „Я люблю тебя“ в первой строчке, во второй она вынимает шпильку, а в третьей развязывает ленту; в десятой она распускает шнуровку и, чувствуя нетерпение возлюбленного, желающего увидеть ее всю, в начале второй страницы сбрасывает с себя сорочку. Ты привыкла заниматься любовью только в постели. Но иногда этим весьма приятно заняться на листе бумаги. И если плотские утехи двух любовников не знают того восторга, который, заставляя сметать все препятствия и преодолевать пространство и время, влечет их друг к другу, поскольку жить без этого они уже не могут, то утехи эти ничто. Подумай сама или позволь мне тебе все объяснить, и ты меня не сможешь удержать. Твой триумф — это наслаждение. Разжигать огонь с помощью чернил и бумаги — это твое предназначение, дурочка!»

В течение августа письма Бомарше просто источали сладострастие, для передачи коего он использовал самые что ни на есть откровенные выражения:

«Вчерашнее письмо, сердце мое, было, с позволения сказать, весьма фривольным, и хотя я после трехдневной диеты был не совсем в форме, но все равно почувствовал, как кое-что зашевелилось у меня под столом. „Что же это такое?“ — спросил я себя. Немного чернил на листе бумаги, разве это моя возлюбленная? Нет, но я вижу ее сквозь строчки ее письма в весьма непристойной позе, перебирающей своими ловкими пальчиками так грациозно и нежно, что от этого готов лопнуть пояс одного голландца. Я сейчас расскажу тебе некую историю и должен признаться (не знаю, к стыду своему или к чести), что она не совсем безобидна. Итак, ты напомнила мне одну мою любовницу, порой бывавшую капризной и надменной, но, как и я, обожавшую наслаждение, если не сказать большего. Иногда после ссоры, когда она видела, что я готов в ярости покинуть ее, она бросала мне: „Ну и отлично, убирайся, мне совсем и не нужен любовник, я сама прекрасно со всем справлюсь“ и, продолжая ворчать на меня, она откидывалась на кровати, выставив мне напоказ свои волнующие бедра, и начинала на глазах у меня ласкать своим пальчиком самое прелестное местечко на свете… „Убирайся, — говорила она, — убирайся же!“ Этого я уже выдержать не мог и бросался в ее объятия, а когда потом обессиленный и счастливый лежал на ней, эта хитрюга нежно целовала меня в лоб и приговаривала: „Уж я-то знала, что смогу вас образумить“. Она была права, она действительно знала, что вид получающей наслаждение женщины действует на меня неотразимо.

Так вот, моя дорогая, читая твое письмо, я словно видел тебя. Ты не менее сластолюбива, чем та шалунья, чьи выдумки я вспомнил благодаря тебе. У тебя самое красивое тело в мире, такое же, как было у нее. Ты умнее ее, но такая же взбалмошная. Возможно, ты любишь меня сильнее и более пылко, чем она. Ты описала мне, как проходит твоя утренняя молитва; при условии, что вечернюю молитву мы иногда будем возносить вместе, я разрешу тебе предаваться этой утренней молитве, но ты должна будешь подробно описать мне ее: все свои душевные и физические ощущения, все стадии сладострастия, главная прелесть коего заключается в умении по своему желанию замедлять или ускорять наступление оргазма. Вместо того, чтобы жаловаться мне на свои беды, лучше пиши мне о своих удовольствиях: и тогда одна мысль о том, что даже простое воспоминание обо мне способно возбудить тебя и довести до оргазма, всколыхнет мои чувства уже во время чтения твоего письма и, как и сейчас, составляя тебе ответ, я буду чувствовать, как любовь заставляет приподниматься мою столешницу.

Понедельник 18 августа 1777 г., без четверти одиннадцать».

А 22 августа 1777 года без четверти три Пьер Огюстен превзошел самого себя:

«Вопрос не в том, занимаемся ли мы любовью, потому что любим друг друга, или любим друг друга, потому что занимаемся любовью. Это бесконечный повод для споров и возможность блеснуть. Итак, тот, кто сказал:

„Любить, но не заниматься любовью, это нечто.

Заниматься любовью, но не любить — ничто“, не внес никакой ясности в этот вопрос; с тем же успехом он мог бы сказать и обратное. Если бы и я мог тебе сказать, но я больше не хочу ни говорить, ни позволять моему перу

Корябать своим заостренным кончиком
О том, что происходит в моем воспаленном мозгу.

Здравствуй, сердце мое! Ты мне сказала, что я вел себя как распутник! Но если человек уже создал себе дурную репутацию, то что еще ему остается делать, как не пользоваться ею в свое удовольствие?»

В этих словах один из ключиков к самой сути Бомарше, понять которую до конца невозможно, не познакомившись с этими откровенными и порой даже шокирующими письмами.

«Я вовсе не хотел бы иметь шлюху своей возлюбленной, но не возражаю, чтобы моя возлюбленная была немножко шлюхой», — писал он 28 августа 1777 года. Не догадавшись, что в этот самый момент она на какое-то время взяла верх над Терезой де Виллер, г-жа де Годвиль обиделась на Бомарше за эти слова, а он, разозлившись на нее за непонимание, нагрубил ей:

«Из-за какой-то несчастной фразы, которую вы сочли непристойно игривой, вы так рассердились на меня и так надменно со мной говорили, упрекая в том, что у меня в груди вовсе нет сердца. Но кто вам сказал, что его там нет? Или кто вам сказал, что у вас в груди оно есть? Эта чувственная любовь, которая живет в самой верхней части человеческого тела, а выражается излиянием из его нижней части, кажется мне чем-то похожей на тот самый обет святости, что дается Богу перед алтарем, а заканчивается лишением девственности всех встречных девиц… которых есть чего лишать».

А спустя два дня добавил:

«Мой тон показался вам слишком смелым, и вы испугались, что не сможете ответить мне тем же. Да, я груб, но зато честен. А вот вы жеманны (я хотел сказать — кокетливы) и манерны, что почти то же, что фальшивы. У женщин есть лишь одни уста, которые говорят правду, это те уста, за которыми следует перо, записывая их слова на бумаге. С такой особой, как вы, надо… Вы поняли меня? Это чересчур сильное выражение. И это тоже… Как вы его находите?

Дабы не ссорится, давайте останемся такими, какие мы есть. Я слишком пылкий любовник, чтобы быть деликатным. У меня несколько сперматочивый стиль, но разве я виноват, что я таков? Во всяком случае я вас не обманывал, так что меня нельзя упрекнуть в фальши. Ощущать сквозь строки, написанные возлюбленной, ее необузданное желание — это то же, что спать с ней, наслаждаться ею… ее (вы меня понимаете) каждое утро. Как я люблю все это…»

Хотя Бомарше продолжал эту легкомысленную переписку, он уже начал уставать от своей излишне требовательной любовницы, связь с которой потеряла для него пикантность новизны. Внимательно вчитываясь в его письма, трудно отделаться от мысли, что этот сорокапятилетний мужчина стремился любыми способами разжечь свою угасающую чувственность и наилучшим из всего возможного считал частую смену партнерш.

В сентябре 1777 года Бомарше стал реже встречаться с г-жой де Годвиль под тем предлогом, что у него было много других дел, что, впрочем, соответствовало действительности. Пытаясь ее успокоить, он дал ей следующий совет: «Пусть моя бедная любовница попытается заменить меня и с помощью своего нежного пальчика сама сделает то, что с большим удовольствием предоставила бы делать мне».

«Ах, в каких изысканных выражениях!» изъяснялся в этом письме последователь Мольера! Но заканчивалось оно несколько обескураживающе: «Надо думать, что я все-таки люблю тебя, поскольку мне совсем не хотелось бы, чтобы у меня пропадало к тебе желание».

Бомарше все больше и больше тяготился своей любовницей и уже не стремился увидеть ее, но 20 сентября 1777 года он писал г-же де Годвиль:

«Все, что мне нужно, так это нравиться тебе. Но сам я не большой мастак делать приятные вещи. Ты хочешь моей любви? Так бери ее, кто тебе мешает? Ты желаешь, чтобы я тебя ласкал, так скажи об этом. „Поцелуй меня. Жако, дай мне свою руку, сынок!“ Ты хочешь, чтобы мой палец позабавил тебя! Так шепни мне своим прелестным ротиком:

„Пощекочи меня, дружок“. Ты хочешь, чтобы твоя куколка таяла от наслаждения и чтобы душа отлетала со вздохом счастья, для этого нужно нежно пройтись рукой по внутренней стороне бедра… Ты что-то рассказывала мне о своем поясе, но так и не показала мне, что это такое. Иногда воспоминания о твоем местечке, покрытом растительностью и влажном от нахлынувшего желания, приходят мне в голову и отрывают меня от моих грустных занятий. Я вижу его, и мне хочется испить сладкую росу с него… Когда я прихожу к тебе, кто мешает тебе сказать мне: „Доставь мне удовольствие, я хочу этого, я не могу без этого, я умираю…“ Когда я не беру тебя и не вижу, как ты кончаешь, я просто твой друг, но когда ты загораешься сама и начинаешь распалять меня, я сразу же вспыхиваю, и хотя я всего лишь слабая спичка, но эта спичка всегда готова запылать для тебя сразу с двух концов… Жду твоего ответа, чтобы получить немного удовольствия, мечтая о наших удовольствиях».