Николай Попель - В тяжкую пору

• Название: В тяжкую пору
• Автор: Николай Попель
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Считаете меня трусихой? - недоверчиво спросила Маруся.

- Нет, почему же?

- Я и в самом деле трусиха. Но ведь надо в себе преодолеть страх, правда? Потом, вообще неправильно отправлять разведку без медперсонала...

Петренко, узнав, что Маруся пойдет с разведчиками, на всякий случай авансом дал нагоняй Гартману.

- Если будешь форсить перед девицей, петушиться, черепушку под пули подставлять, вылетишь из разведки. Понял?

- Понял, товарищ майор, - безропотно соглашался воентехник.

Отрядная жизнь текла по-прежнему. Но многие почему-то стали пробовать бриться. Жердев постриг клинышком свою цыганскую бороду. Курепин подшил однажды белый воротничок. Оксен прикрыл коричневую лысину пилоткой, а я... я пытался лихо закрутить усы, отросшие за время похода...

Вечером на поиски раненых и Маруси отправилась группа во главе с Сеником. Нужно было тщательно обшарить лес, каждую балку, овражек. А если тщательно, лучше Сеника никого не подберешь.

Сеник отыскал раненых в чаще, у ключа. Маруся с простреленной рукой была здесь же.

Снова плача, как при первой встрече, девушка рассказала;

о тревогах прошлой ночи.

Во время перестрелки она с восемнадцатью ранеными укрылась в овраге. Наши отошли. В овраге появились немцы. Увидели раненых. Что они говорили, делали, Маруся не помнит. "Я как в беспамятство от страха впала". Но гитлеровцам было не до раненых. Посудачили и ушли. Едва они исчезли, Маруся оправилась, принялась перетаскивать бойцов в другое место. Те, что в состоянии были передвигаться, ползли сами. За день трое тяжелых умерли.

- Я знала, что вы нас будете искать, не бросите, только боялась, как бы фашисты раньше не пришли. Так боялась, слов нет! - сквозь слезы повторяла Маруся. - Трех товарищей сама похоронила...

В воздухе опять самолеты. Мелкие бомбы рвутся в вершинах сосен и дождем осколков падают на землю. Отрывистые пулеметные очереди напряженной дробью звучат над лесом. После каждого захода новые раненые, а то и убитые.

Мы не отвечаем, не выдаем себя. Но почему, собственно, не отвечаем, почему молчим? Немцы ведь обнаружили нас, не отстают ни на шаг. Видно, не я один так думаю. Будто выполняя чью-то команду, все начинают стрелять по снижающимся самолетам. И вдруг на крыле одного из них вспыхивает оранжевое пламя, через секунду самолет окутывается черным дымом и стремительно, прижимаясь к вершинам деревьев, исчезает с наших глаз.

У фашистов одним самолетом меньше. В отряде споры - чья пуля попала.

Когда совсем стемнело, к Сытнику подбежал запыхавшийся сержант Андреев, который шел с разведкой.

- Товарищ майор, впереди, в лесу, костры. Много костров!

Сытник поворачивается, и по колонне от роты к роте несется: "Стой! Стой! Приставить ногу!"

- Чьи же это костры?

- Непонятно, товарищ майор, на немцев не похоже. По колонне новая команда:

- Воентехника Гартмана к начальнику штаба.

- Берите людей,- приказывает Сытник Гартману, - выясните, кто там. Да побыстрее.

- Стоп, - вмешивается Петренко. - Сам пойду. Могу уже. Воентехник будет моим заместителем.

-Захватите пленного,- приказывает Сытник.- Без пленного не возвращайся.

Проходит около часу. Колонна, как двигалась взводами, ротами, так и спит повзводно, поротно.

Сквозь дрему слышу голоса. Неужели заснул?

Перед Сытником стоит человек в немецком кителе. Глаза завязаны, во рту кляп. Едва вынули клян, лес огласился добротной русской бранью.

Мне кого-то напоминает этот голос. Но кого? С глаз задержанного сняли повязку. Секунду, остолбенев, смотрим друг на друга.

- Федя!

- Николай!

Бывают же встречи! С двадцать девятого года ни разу не виделись. Федя Сеченко был тогда командиром дивизиона, я у него в дивизионе командовал батареей...

- Чего угодно ожидал, но только не захвата в плен твоими хлопцами, смеется Федя.- Пошел за нуждой в кусты. Вдруг сзади наваливаются. И слова сказать не дали.

Но вдруг смех прекращается. Сеченко проводит рукой по небритым щекам и совсем другим голосом сообщает:

- Исполняю обязанности командира гаубичного полка сто двадцать четвертой стрелковой дивизии. А в полку том двадцать пять душ. Расчехвостили нас на Икве у Вербы... Есть такое благословенное местечко.

- Это местечко нам тоже известно. Что все-таки осталось от дивизии? Кто командует?

- Осталось негусто. Главным образом обозы. А за начальника у нас командир четыреста шестого стрелкового полка полковник Новиков. С ним батальонный комиссар Басаргин. Новиков сильно в ногу ранен, с повозки не слезает.

- Веди к Новикову.

Нехотя поднимаются люди. Заработал мотор Т-26.

- Эка у вас, танк даже имеется, - заметил Сеченко. - Богато живете.

В пути не выдержали. Предались воспоминаниям.

- Помнишь, - начал я, - над нами кинофабрика шефствовала. Когда с учений едем, ты норовишь дивизион обязательно мимо той фабрики пустить. Покрасоваться верхом, чтобы девчата из окон видели.

- Было! - опять хохочет Федя. - А как с маневров возвращались! Дороги народом забиты. Цветов столько, будто все сады на Украине оборвали. В руки суют яблоки, пироги. И до чего же народ любил нас...

Подошли к группе командиров. Сеченко объяснил, кто мы такие. Навстречу поднялся тонкий, стройный человек в гимнастерке, перекрещенной ремнями.

- Старший батальонный комиссар Басаргин. Слышали о вашем отряде, рады познакомиться... Не худо бы сообща действовать.

- Разумеется, не худо. Только надо прежде с товарищем Новиковым поговорить.

Новиков с открытыми глазами лежал на телеге. Смотрел на звезды. Он был, видимо, высокого роста, перевязанная нога, укрытая полушубком, торчала с подводы. Не меняя позы, лишь скосив глаза, Новиков выслушал все, что ему доложил Басаргин, потом тяжело повернулся на бок, поздоровался с нами. Рука у Новикова жесткая, горячая.

- Каковы ваши планы? - поинтересовался я. Новиков коротко бросил:

- Через час форсирую Горынь у Барбаровки.

- Нельзя ли отложить форсирование часа на два?

- Нельзя.

- У нас в отряде люди двое суток ничего не ели. Не поможете ли продуктами?

- У самих ничего нет.

- Тогда дайте две-три лошади, кониной накормим.

- Лишних лошадей не имею.

- На нет и суда нет. Ознакомьте, пожалуйста, подробнее с планом форсирования.

- Начальник штаба, доложите бригадному комиссару. Новиков лег на спину, давая понять, что разговор окончен. Подполковник, начальник штаба, показал по десятиверстке место форсирования. Мне оно не понравилось - совершенно открытое, рядом деревни, берега заболочены.

- Есть ли переправа? Где пойдет обоз?

- Имеется небольшой мост. Неподалеку брод для повозок... Вернувшись в отряд, мы обсудили положение. Отказываться от совместных действий лишь потому, что полковник Новиков был не особенно учтив, нелепо. Есть разведанная переправа. Грех ею не воспользоваться.

Сытник стал готовить к форсированию и наших людей. Я вернулся к Новикову.

- Будем форсировать во втором эшелоне. Новиков пожал плечами:

- Ваше дело.

Меня резануло такое безразличие. Однако сдержался, понимал, что раненому, прикованному к повозке Новикову нелегко командовать отрядом. Не исключено, что его смущает мое звание, боится оказаться в роли подчиненного. Возможно, сомневался в боевых качествах нашего отряда.

Я же был совершенно уверен в том, что имею дело с мужественным, волевым человеком, сумевшим, несмотря на тяжелое ранение, вести людей через вражеский тыл. Личные взаимоотношения - дело десятое. Повоюем вместе, и взаимоотношения наладятся. Пока же надо проявлять максимум выдержки и такта.

- Если вы не возражаете, во время форсирования я вместе с несколькими товарищами буду находиться при вашем штабе, - спокойно сказал я.

- Не возражаю.

...Скрипели несмазанные повозки, ржали лошади, ругались ездовые. Бойцы затаптывали костры. Скрылся хвост одного отряда, показалась голова другого.

Утро застало нас в том же лесу. Только южнее, в межозерье. У одного озера отряд Новикова, у другого, которое называется Святым,- наш.

Форсировать Горынь не удалось. Когда до реки оставалось около двух километров, немцы открыли огонь. Повозки пустились врассыпную. Раненые лошади бились на поле. Крик, шум, неразбериха. А немцы кладут мину за миной, мину за миной.

- Надо давать отбой, - посоветовал я Новикову. Полковник, напружинившись, сидит в повозке. Руками схватился за борта. Вздулись желваки на скулах, лихорадочно блестят глаза. Ветер растрепал давно не стриженные светлые волосы.

- Правильно советует бригадный комиссар, - присоединяется ко мне Басаргин. - Кроме потерь, ничего не добьемся.

Новиков словно не слышит. Подходит Петренко, с него ручьями стекает вода.

- Был на том берегу. Там "Викинг". Взяли пленного. Но он помер. Противник ждал форсирования у Барбаровки. Новиков вытягивается на повозке.

- Передайте, Басаргин, пусть отходят.

Потом поворачивается на бок и как бы оправдываясь: