Станислав Поплавский - Товарищи в борьбе

• Название: Товарищи в борьбе
• Автор: Станислав Поплавский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- О! Пан генерал Рокоссовский настоящий солдат! Вы его знаете? Высокий, красивый, мужественный! А как хорошо говорит по-польски! Он ведь учился в городе Груец, возле Варшавы. Я только глянул на него и сразу определил: пан генерал безусловно поляк... Я умею распознавать поляков, вот и вас сразу признал. Вы откуда, пане, родом?

Пришлось коротко рассказать о себе, о родителях.

- Отец был батраком? - недоверчиво переспрашивал хозяин. - А сын батрака - генерал? Удивительно...

- Я и сейчас смогу любую крестьянскую работу выполнить, - заметил я однажды.

- Ой, даже и не верится, - покачал головой Гомулка. Вскоре мне удалось доказать ему это. Зашел я как-то на гумно, где хозяин с дочерью молотили цепами рожь.

- Прошу, панно Зося, дать мне тего цепа, - сказал я и принялся за работу. И хотя много лет прошло с тех пор, как я вместе с Яном Новаком молотил рожь помещика Даховского, навыки сохранились: к удивлению хозяина, цеп легко ходил в моих руках.

- О! То пан есть наш хлопски генерал! - восклицал хозяин после каждого моего взмаха. - Хлопски генерал, як бога кохам!{16}

После этого мы стали с ним друзьями. Впоследствии, когда я жил в Варшаве, он нередко заходил ко мне, каждый раз приветствуя словами:

- Дзень добры! Як се маш наш хлопски генерал?{17}

* * *

Почти все светлое время я проводил в разъездах по частям и дивизиям, контролируя и направляя ход боевой подготовки. Однажды ранним утром с генералом Андреем Никулиным, командующим бронетанковыми войсками армии, мы выехали в деревню Бяла, западнее местечка Радзынь. Там, в лесу, размещался 5-й тяжелый танковый полк, переданный недавно в наше подчинение. Тяжелые танки... Кто из участников войны не вспоминает добрым словом эти мощные боевые машины с длинными стволами 122-миллиметровых пушек, которые прокладывали дорогу пехоте и уничтожали гитлеровские "тигры" и "пантеры"? Легко представить, с каким восхищением мы узнали, что советское командование выделяет их для Войска Польского!

Никулин был в приподнятом настроении. Этот русский человек искренне радовался возрождению дружественной армии.

- Подумать только, - говорил он, - как могуча Советская страна, если в такой напряженный момент она снабжает техникой всю польскую армию!

- А как дела у вас с офицерами-танкистами? - спросил я его.

- Учим их на специальных курсах, но пока людей не хватает.

- А как с остальными?

- Башенных стрелков и радистов в этом полку подготовили в основном из поляков. Недостаток в механиках-водителях восполнен советскими специалистами. Скоро увидите их сами, вон и лесок показался...

Нас встретили командиры дивизий и полков, приглашённые на учения к танкистам. Вперед вышел офицер в кожаной куртке и шлеме.

- Командир пятого тяжелого танкового полка полковник Рогач! - доложил он по-польски с украинским акцентом.

"Храбрый воин", - подумал я, заметив на его груди два ордена Красного Знамени и орден Отечественной войны.

На опушке леса выстроились в линию новые, только что полученные с заводов боевые машины. Рядом, у своих танков, застыли экипажи.

- Ваша фамилия? - спросил я капрала.

- Ян Чепрак. Механик-водитель.

- Поляк?

- Да. Из Западной Белоруссии.

- За что награждены Красной Звездой?

- За бои под Москвой.

- Где еще воевали?

- На минском направлении.

- Получаете письма от семьи?

- Так ест! - Глаза капрала засияли. - Стали получать. Семья живет около Гродно.

- Желаю успеха!

- Нех жие Польска! - ответил он, глядя мне в глаза. Перешел к другому танку. Здесь механиком-водителем был смуглый узкоглазый крепыш-казах. Тоже фронтовик, о чем свидетельствовали боевые награды на груди.

Я знал, что в строю передо мной стоят люди разных национальностей, но со всеми говорил только по-польски. И мне отвечали тоже по-польски - кто как умел. Отвечали русские и армяне, белорусы и казахи, украинцы и грузины. Отвечали по-польски, носили польскую форму и были готовы насмерть сражаться с врагом за свободную Польшу.

Началась проверка боевой выучки воинов-танкистов. Стрельба с короткой остановки на дистанцию в тысячу метров по неподвижной цели прошла вполне успешно. Хуже оказались результаты групповой стрельбы: некоторые танки слишком медленно выходили на огневой рубеж. Только два из пяти поразили цель, в том числе экипаж Яна Чепрака.

Потом свое мастерство демонстрировали механики-водители. Вначале все шло хорошо: танки легко передвигались, маневрировали, преодолевали заболоченную местность и другие препятствия. Но вот хлынул дождь, почва враз раскисла, и две машины забуксовали в канаве.

- Плохо, - сказал я Рогачу.

- Плохо, - согласился командир полка.

Но я понимал, что в общем-то все это не так уж и плохо: машины были чудо, а люди - и того лучше. Еще одно усилие - и замечательная техника будет им подвластна полностью.

В те дни я дважды побывал и в 7-й дивизии, в состав которой входил позже так опозоривший себя 31-й полк. Должен признать, я не почувствовал, что нас ожидает большая неприятность. Напротив, полк, номер которого был потом навсегда вычеркнут из списков Войска Польского, произвел на меня в общем-то неплохое впечатление.

Штаб 7-й дивизии находился в поселке Седлиска Велька, в бывшей родовой резиденции одного из польских магнатов. Панский дом возвышался на вершине горы, как неусыпный страж обширных владений. К тому времени ни отпрысков знатного рода, ни многочисленной их челяди уже не было и в помине. Они поспешили унести ноги, едва народная власть объявила о земельной реформе.

Полки располагались в окружающих деревнях. Артиллеристы занимали в Замостье огромные конюшни, откуда немцы успели угнать всех барских скакунов. Обширные амбары и добротные сараи в деревне Бялке стали казармами 31-го полка.

Комдива полковника Мельдера я не застал: он находился в частях. С его заместителем подполковником Миколаем Прус-Венцковским мы прибыли в Бялке, когда только что окончился обеденный перерыв. Подразделения выходили в поле, на занятия. Я внимательно присматривался к проходившим мимо солдатам. И право же, у них был достаточно боевой вид. Маршировали они четко и легко. Глаза смотрели весело, бодро. А ведь глаза, как говорится, зеркало человеческой души.

- Неплохо, - заметил я, обращаясь к своему спутнику.

Прус-Венцковский приложил два пальца к конфедератке. Его рот расплылся в улыбке, черные глаза заискрились. Судя по всему, подполковник, уже немолодой офицер, служил раньше в кавалерии: его ноги - чуть искривленные, походка развалистая, руки сильные, длинные.

Мы отправились на занятия. Наблюдали, как слаженно работали орудийные расчеты, как связисты мигом укладывали провода, а саперы учились пользоваться миноискателями. Пехота метко вела огонь по движущимся целям. Все говорило о том, что боевая подготовка в полку находится на высоте.

Я осторожно, исподволь начал расспрашивать Прус-Венцковского, стараясь возможно больше узнать о его прошлом. Подполковник говорил откровенно, о чем свидетельствовали и его взгляд, и ровный, внушавший доверие голос. Действительно, он был офицером старой польской армии, служил в кавалерии, командовал кавполком. Сентябрь 1939 года застал его в должности заместителя командира Мазовецкой кавбригады.

Посмотрев на меня взглядом, который часто говорит больше, чем слова, Прус-Венцковский сказал:

- Вы будете правы, упрекнув, что я смалодушничал, оставшись на территории, захваченной врагом, что не ушел в подполье, а предпочел тактику выжидания.

- Вероятно, у вас были для этого веские причины, - возразил я.

- Да, конечно! - оживился собеседник. - А что мне оставалось делать? Во время бомбежки фашистской авиации погибла жена. На руках у меня остался малолетний сын. С ним не проберешься в Румынию или Англию, не вступишь в ряды Красной Армии. А оставить не у кого. Ни родных, ни близких я не имею. Пришлось остаться там, где стояла моя бригада, только снять военный мундир и надеть крестьянскую рубаху: окрестные помещики знали меня, и я работал на них в поле...

Гитлеровцы искали польских офицеров, оказавшихся в оккупации, обещая крупное вознаграждение за каждого. Пойманных заточали в лагеря для военнопленных. И Прус-Венцковский со дня на день ждал ареста: любой проходимец, польстившись на деньги, мог выдать его. Поэтому, долго не задерживаясь на одном месте, он скитался по всей округе.

- Но разве нельзя было уйти к партизанам вместе с сыном? поинтересовался я.

- К каким партизанам? - в свою очередь спросил Прус-Венцковский. - К аковцам? Они и сами приглашали меня. Больше того, насильно тянули, угрожая расправой в случае отказа. А меня к ним не влекло. Я понимал, что большинство рядовых Армии Крайовой были патриотами, преданными родине и народу. Но я знал их командиров и не очень-то верил, что они действительно хотят воевать против немцев. Многие руководители были просто политиканами: они заранее делили должности в будущей, послевоенной Польше. И часто обманутые командованием аковцы выступали против национальных интересов.