Иван Жигалов - Свет маяка

• Название: Свет маяка
• Автор: Иван Жигалов
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

В сборника очерков И. М. Жигалова «Свет маяка» рассказывается о воинах флота, их боевых делах в годы минувшей войны и в мирное время. Читатель найдет в книге немало волнующих страниц о геройских подвигах моряков, дружбе, товарищеской выручке в бою, верности воинскому долгу, присяге.

Писатель Иван Жигалов хорошо знает суровую морскую службу. Получили известность его книги «Юнга с брига „Александр“», «Штормовой океан», «В море — дома», «На земле и на море».

Имена некоторых героев, о которых идет речь в очерках, автором изменены.

---

Малаев сменил свою новенькую форму на довольно поношенную, надел резиновые сапоги, такие же и для меня достал. «В наших флотских ботиночках по болотам не пройдешь», — сказал он.

Машина то и дело ныряла по ухабам. Некогда прямое и гладкое, как стол, шоссе разбито, исковеркано снарядами и бомбами, красивый сосновый лес изуродован, словно прошел по нему ураган невероятной силы. Земля изрыта, по сторонам — обвалившиеся окопы, блиндажи, ходы сообщений. Кое-где — разбитые, порыжелые орудия, тягачи, перевернутые танки. И ни единого дерева — все перемешано с землей, вырвано с корнями. Здесь проходила линия немецкой обороны. Отсюда фашисты девятьсот дней и ночей били по Ленинграду из тяжелых орудий. Теперь фронт передвинулся к Западу, но израненная земля все еще грохотала. Поминутно рвались мины и фугасы.

— Это наши девчата трудятся, — говорит Малаев и просит водителя остановить машину.

Пробираемся по грязи. Капитан-лейтенанту тут все знакомо.

Метрах в полустах от нас низенькая девушка, на ходу заправляя под пилотку выбившиеся волосы, медленной, усталой походкой идет к красному флажку. На ней заляпанные грязью огромные резиновые сапоги, флотский бушлат довольно большого размера, подпоясанный ремнем с ярко надраенной бляхой, на которой играет солнечный лучик, черная юбка. Малаев поясняет, что это и есть та самая Ася Михайлова.

«Да она же совсем ребенок», — думаю я.

Девушка что-то кричит нам и показывает рукой.

— Просит, чтобы мы спрятались в танке. — Малаев ускоряет шаги. — Сейчас подорвет мину.

Мертвый немецкий танк, наполовину погрузившийся в болотистый грунт, стоит совсем близко. Лезем в него. Пахнет ржавым железом, сыростью, тлением… Смотрю на девушку. Она подошла к флажку, опустилась на колени и осторожно разгребает землю. Там — мина.

Ася заложила тол, закрепила шнур, но, прежде чем поджечь его, посмотрела в нашу сторону, махнула рукой.

— Танк — надежное убежище. Ничего, ничего, Ася успеет… — капитан-лейтенант замолкает.

Девушка чиркнула спичку, подожгла шнур и побежала. Споткнулась, упала: ей трудно передвигать облепленные грязью, тяжелые сапоги. Малаев наполовину высовывается из люка, помогает Асе подняться. Теперь мы сидим втроем, захлопнув над головами стальную крышку. Темно-темно в железном ящике.

Содрогается воздух, и танк чуть вздрагивает. Комья земли и камни падают на броню. Наступает тишина, и опять взрыв, но где-то вдали.

— Маришка ликвидировала мину, — говорит Ася.

Поднимаемся наверх. Пахнет горелым пероксилином.

Садимся на башне.

Асе двадцать один год. Родилась и жила в деревне близ Ясной Поляны. Комсомолка. Во время блокады командовала санитарной дружиной. Студентка первого курса Педагогического института имени Герцена. Когда немцев отогнали от города и сняли блокаду, подобрала группу студенток, и они стали учиться на разминеров. Признается, что нелегко далась эта специальность. Вначале трусила.

— Вышли первый раз на заминированный участок вместе с инструктором. Вот с ним. — Она смотрит на Малаева и почему-то краснеет. — Обследовали щупами вокруг себя, стали тихонько продвигаться вперед. Мой щуп сработал. Раздвинула руками снег. Потом сняла слой мха. Увидела мину. Мою первую! Осторожно придержала пальцами чеку. Вынула взрыватель. А потом все стало привычным, обыденным. Работаем. Вместе с напарницей Маришей Жебраковой мы уже ликвидировали свыше тысячи мин и несколько сот снарядов. А вот сейчас я подорвала последнюю мину и на этом участке.

Смотрю на нее. Глаза черные, носик пуговкой, лицо загорелое, обветренное.

— Почему вас называют Золушкой?

Ася как-то совсем по-детски засмеялась:

— Говорят, счастливая я. Как та Золушка. И обязательно очарую принца какого-то.

Малаев слез с танка, стоит в стороне. Скоро к нему стали подходить остальные девушки.

Я достал фотоаппарат. Ася замахала руками.

— Нет, нет, не надо. — В голосе ее чувствуется мольба. — В таком-то виде! Не хочу. — Спросила: — Вы когда уезжаете?

— Сегодня, если достану билет.

— Я бы дала свою фотографию. Хорошо получилось, только скажите, куда вам принести.

Договорились: Малаев узнает, каким поездом я поеду, и они вдвоем придут на вокзал.

Разминеры строем шагали к шоссе.

Девушек в матросских бушлатах с длинными щупами в руках хорошо знали на контрольно-пропускных пунктах.

Когда они, усталые, измазанные, подошли к шлагбауму, чтобы сесть на попутную машину, бойцы почтительно уступили им место.

— Разминеры вне опереди!

Билет я получил на последний поезд.

Малаев обещал вместе с Асей прийти минут на пятнадцать.

…Я еще не видел Ленинград после снятия блокады. Вечерело. Моросил мелкий дождик, а по привокзальной площади и Невскому шли люди. Много военных. Шагали бодро, оживленно болтали, смеялись. Следы недавних артиллерийских обстрелов и воздушных бомбардировок виднелись всюду. Но люди, казалось, не обращали на это внимания, знали: пройдет время, и Ленинград станет таким, как и прежде.

Когда вернулся на вокзал, Малаев и Ася уже были там. Девушку не узнать: на ней новенькое форменное пальто с погонами старшего краснофлотца, на голове беретик со звездочкой. Вся она какая-то весенняя, сияющая.

Протянула мне снимок и, смущаясь, произнесла:

— Тут я похожа на моряка.

Ася была сфотографирована в матросской фланелевке. Я сказал, что лучше бы напечатать в рабочем обмундировании. Она снова замахала руками:

— Нет, нет.

Мы расстались.

Снимок мы опубликовали крупным планом — на половину журнальной страницы. Свой очерк я назвал «Последняя мина». По моей просьбе художник сделал рисунок: по бикфордову шнуру к мине крадется огонек, а Ася бежит к подбитому немецкому танку.

Едва журнал вышел в свет, как в редакцию посыпались письма от солдат, матросов, офицеров. Они желали «завести серьезную переписку с „Золушкой“». Редакционные девушки не без зависти говорили:

— Везет девчонке. На вид — пигалица, а счастливая.

Всю корреспонденцию мы отправляли в Ленинград Асе. Примерно месяца через два-три я получил письмо от Малаева. Капитан-лейтенант писал, что он и она, Ася, стали мужем и женой, и слезно просил больше не пересылать Асе писем. «Жена только тем и занимается, — писал молодой муж, — что отвечает на многочисленные послания влюбленных. Избавьте ее от этой обязанности. И меня пощадите».

Бывая в Ленинграде, я всегда навещал эту счастливую чету. После войны Ася закончила педагогический институт и получила назначение в Заполярье. Туда же перевелся и Василий Малаев. Новый их адрес мне не был известен.

Минуло около двадцати лет. Недавно, оказавшись на Севере, я разыскал Малаевых. Они живут в Мурманске. Василий Викторович после демобилизации работает капитаном плавучей рыбной базы. Совершает рейсы к Северному и Южному полюсам. Ася Алексеевна преподает в средней школе литературу. У них двое детей: сын Алексей кончает мореходное училище, дочь Тамара собирается поступить в Ленинградский педагогический институт. Она, как две капли воды, похожа на свою маму — Золушку. И, конечно, будет такой же счастливой.

Три минуты

Фотография, которую я случайно увидел в старом «Огоньке», отнесла меня к незабываемым дням двадцатипятилетней давности, к лету 1942 года. Я хорошо знал командира катера «МО-302», изображенного на снимке, в то время молодого морского лейтенанта. «А что, если?..» — подумал я и позвонил по телефону.

— Как всегда, я и моя семья рады вас видеть, — услышал я в трубке несколько приглушенный знакомый голос.

И вот я в квартире моего старого друга Игоря Петровича Чернышева. Здесь все напоминает о штормовом Балтийском море, о суровых днях минувшей войны. Виды блокадного Ленинграда. Большой рейд в Кронштадте. Корабли на рейде, у стенки. Модель знаменитого «малого охотника» — «МО-302», которым в грозные годы войны командовал лейтенант Игорь Чернышев. Хозяин показывает любовно сделанный альбом, где собраны вырезки из газет, листовки, плакаты, рассказывающие о подвигах балтийских катерников.

— Пока я воевал на Балтике, здесь, в Москве, отец собирал и берег, — говорит Игорь Петрович. — Память о войне.

А вот и снимок, который на сей раз привел меня в квартиру бывалого моряка.

— Наша «двойка» — «МО-триста два» — вместе с «восьмеркой» — «МО-триста восемь», — начинает свой рассказ И. П. Чернышев, — находилась в дозоре севернее острова Лавенсаари — самом западном пункте нашей земли на всем советско-германском фронте. «Двойкой» командовал я, «восьмеркой» — старший лейтенант Амусин. Командиром круглосуточного дозора был старший лейтенант Азеев. Эти морские дозоры стояли сплошной цепочкой на подступах к Ленинграду, Кронштадту и группе западных островов. Они не давали возможности фашистам совершать внезапные нападения на Ленинград, помогали нашим подводным лодкам выходить на просторы Балтийского моря, в самое логово врага. Мы, катерники, первыми вступали в бой с вражеской авиацией. Конечно, немецкое командование не желало мириться с подобным положением. Сам фюрер, дважды объявлявший об «уничтожении» советского Балтийского флота, требовал немедленно потопить все дозорные красные корабли в Финском заливе. И фашистская авиация действовала весьма активно. Особенно свирепствовала она во время белых ночей, в мае — июне. Будто по расписанию, каждые сорок-пятьдесят минут бомбардировщики атаковали дозоры. Вот на этом-то снимке и изображен момент отражения одной такой вражеской атаки на наши катера. Автор его — фотокорреспондент Александр Кремнев. Он несколько дней ходил с нами в дозор, чтобы снять «классный» боевой эпизод. Дождался. Его снимок напечатан во многих газетах и журналах. Был даже издан плакат — гибель воздушного пирата.