Фридрих Незнанский - Восемь трупов под килем

• Название: Восемь трупов под килем
• Автор: Фридрих Незнанский
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2012

Турецкий просыпается в незнакомом помещении в состоянии жуткого похмелья. Он в крохотной каюте, в иллюминатор видно море. С трудом придя в себя, наш герой выясняет, что он на яхте бизнесмена Голицына, в кругу нежно «любящих» друг друга родственников богача. Убийства, происходящие одно за другим, вынуждают детектива даже на отдыхе заняться привычным делом.

---

Фридрих Евсеевич Незнанский Восемь трупов под килем

В основе книги — подлинные материалы как из собственной практики автора, бывшего российского следователя и адвоката, так и из практики других российских юристов. Однако совпадения имен и названий с именами и названиями реально существующих лиц и мест могут быть только случайными.

Состояние было хуже инфарктного. Его трясло, голова разваливалась на куски, болело практически везде. Что-то случилось с вестибулярным аппаратом — все вокруг качалось. Он лежал на узкой скрипящей кровати, из тумана выступала серая стена, такая же слева, над головой потолок — можно дотянуться, но рука не поднималась. А может, не потолок — антресоль или кровать второго яруса. Спальное пространство едва просторнее вагонного купе. Весьма стесненные обстоятельства. В завершении стены — проем, но там не видно ни зги. Дрожащая муть съедала пространство.

Он попробовал пошевелиться, рискнул привстать и рухнул обратно, едва не лишившись чувств от залпа картечи под лобной костью. Несколько минут лежал неподвижно, тщась связать обрывки воспоминаний. Связной картины не выходило. Что он знает о собственной личности? Некий Турецкий, Александр Борисович, бывший следователь по особо важным делам при Генеральной прокуратуре, ныне вольный частный «стрелок», живущий и работающий в Москве, а сейчас, в середине июля 2009 года…

Чем он занимается в середине июля 2009 года? Где он, черт возьми, занимается? На того ли человека он поставил? А как насчет деталей биографии?

К мерзким ощущениям прибавился страх. Только амнезии не хватало для полного благополучия. Нет, не нужно спешить — можно насмешить кого-нибудь. Раз уж приключилась неприятность, нужно поменьше паниковать, сохранять достоинство. Память и хорошее самочувствие — дело наживное, а вот все прочее…

Он лежал, превозмогая боль, дышал размеренно, прислушивался. Еще одна причина пасть духом — вместе со зрением, похоже, садился и слух. Такое впечатление, что он лежал в глухом склепе, надежно защищенном от внешнего мира. Вдобавок склеп качался…

Но раз он что-то видел, значит, неподалеку располагался источник света. Этот источник не был электрическим. За проемом находилось окно. С этой мыслью он и распался на невидимые сущности…

Второе пробуждение было не лучше первого. Но мысль о том, что он Турецкий Александр Борисович (и далее по тексту), стала доминировать. И зрение понемногу возвращалось. Стена перед глазами оставалась серой, но на стене уже различались настенный светильник в форме растопырившего лепестки тюльпана, крохотная картинка в непропорционально массивной рамке. Быт, пейзаж, или что-то в этом духе. Справа тумбочка, миниатюрный столик, стилизованный под ломберный, но явно имеющий неисправимый дефект — выдвижной ящик был разломлен пополам. Все просто, никаких высоких технологий. Самое время пробуждаться и начинать что-то делать. Для начала — подумать.

Он сел на кровати, схватился за голову обеими руками, чтобы не кружилась и лучше думала, выждал пару минут. Поднялся, держась за тумбочку. Страдания продолжались — тело бурно протестовало. Он мог бы тронуться в путь, но решил не рисковать (неизвестно, как в этой местности с врачами), сел на койку, стал ощупывать себя. Никаких гематом, ссадин, переломов. Значит, его не били, он не ранен, не убит. Напился, как сапожник, и не помнит ни черта. Но вроде не похоже, состояние, конечно, ассоциировалось с похмельем, но остатки разума подсказывали, что тема неправильная. Алкоголь, возможно, присутствовал, но в несоразмерных с состоянием количествах. Судя по всему, он крепко отравился. Съел несвежий морепродукт?

Засевшие в бункере фрагменты памяти потихоньку выходили с поднятыми руками. Еще вчера он наслаждался отпуском в городе Сочи…

Поздравляем, Александр Борисович, вас щедро накормили клофелином. Откуда в вас его столько? Доктор прописал? Еще немного, и вы бы, наконец, узнали, есть ли жизнь после смерти…

Головная боль становилась тупой и стабильной. А как насчет собственного экстерьера? Модные брюки со свежими пятнами на коленях — полз куда-то (интересно, куда?), грязные туфли, невесомая курточка — не средство защиты от холода, а прибежище документов, денег и прочих необходимых вещей. Он вывернул карманы. Отыскались паспорт, лицензия на ведение частной детективной деятельности. Он вздохнул с облегчением. Документы на месте, он действительно Турецкий Александр Борисович (кто бы сомневался), прописан в Москве, женат на некой Ирине Генриховне… Мать честная, ведь Ирина вчера вечером была с ним! Где она?

Он выбросил из карманов зажигалку, пачку сигарет. Часы на месте — и показывают десять тридцать утра. Ни денег, ни телефона — дьявол! Он заставил себя успокоиться. Все в порядке, он должен угомонить все свои семьдесят две тысячи нервов, освежить память. Но информация выдавливалась мизерными порциями, ей что-то мешало, словно камень положили поперек дороги. Его обчистили, бывает. Кто? Бесхитростные ночные воришки, поскольку на документы не покусились. Но как он оказался в этой комнате? Она по-прежнему продолжала качаться…

Он доковылял, держась за стенку, до проема. Муть рассасывалась, он обнаружил, что помещение просторнее, чем он думал, — спальное место в нише отгораживала перегородка. Уже не купе, а два купе, что, в общем-то, тоже не хоромы. Диванчик, шкаф, привинченный почему-то к потолку, настенное зеркало в бронзовой рамке, дверь, окошко — маленькое и круглое…

Он прилип к окошку, оказавшимся (вот же чудо) иллюминатором. Шершавый ком зашевелился в горле. Он находился на судне, судно плыло по открытому морю. Погода не баловала, небо затянули серые облака, море волновалось — впрочем, не штормило: пенились белые барашки, темно-серая масса воды мерно колыхалась — практически рядом, за стальным поручнем и прилепленным к нему спасательным кругом без указания названия судна. Только вода, ничего другого, ни берега, ни других судов — одно лишь бесконечное соленое море…

Вопрос с «качалкой» благополучно разрешился. Но душа не успокаивалась, вопросов меньше не становилось. За облаками проглядывало солнце, отсюда он сделал отнюдь не бесспорный вывод, что судно направляется на запад, то есть отдаляется от Сочи, погружаясь в пучину Черного моря. Он оторвался от иллюминатора, побрел к двери, но обнаружил боковым зрением еще одну дверь — видимо, санузел. Желудок забурлил, рвотная масса устремилась по пищеводу. Он ринулся в гальюн, свалился на колени перед маленьким, каким-то детским унитазом, отбросил крышку, исторг из себя содержимое желудка. Но спазмы не унимались, его долго выворачивало, он задыхался, захлебывался. Слабой рукой потянулся к крану. Вода полилась небольшой струйкой, он пил ее — тепловатую, невкусную, явно нефторированную, и все не мог напиться. Ноги подгибались, он выволокся из крохотного гальюна, в котором еще умудрилась разместиться душевая кабина, добрался до зеркала. С ужасом разглядывал опухшее безжизненное лицо. Кожа землистая, под глазами черные круги — словно краской нарисовали, зрачков почти не видно. Замечательно, Александр Борисович. Ручная работа, единственный экземпляр, бесценный вы наш. Повезло, вы так долго ждали этого отпуска…

Голова, наконец, заработала. Все, что пряталось под мутной пеленой «забывчивости», полезло, как тесто из кастрюли. Голова от избытка воспоминаний заболела еще сильнее. Сбылась заветная мечта — он выбрался с женой в отпуск. Последняя «командировка» в Дубовск подействовала так, что думать не хотелось ни о какой работе. Типичная идиосинкразия — болезненная чувствительность. «Отдыхай, Александр Борисович, — обреченно вымолвил Голованов, когда он поставил шефа перед свершившимся фактом. — Я все понимаю. Постараемся проскрипеть тут без тебя две недели». «Три недели! — возмутился Турецкий и сунул под нос Голованову три растопыренных пальца. — И не дай тебе Господь возразить. Уволюсь, клянусь, ты меня знаешь. Пропадете без меня. И постарайтесь три недели не терзать меня телефонными звонками и не атаковать мой электронный ящик. И Меркулову передай. И всем, всем, всем. Я ставлю защиту от нежелательных входящих звонков, а если все же пробьетесь, то добрых слов не ждите. Турецкого нет, он умер, понятно?»

Долго с Ириной не мудрствовали. Хочется нового? И побольше, побольше? Крит, Турция, Канары, Мальдивы, забуриться в Европу по самые Нидерланды… А когда вы в последний раз бывали на Таити?.. Все не то. Немедленно в море, упасть, забыться. Без проволочек, виз, бюрократических и таможенных формальностей. Самолеты в разгар экономического кризиса летают полупустые — так уверяли те, кто летал. Знакомый посоветовал поселиться в пансионате «Чайка» недалеко от Дагомыса. И народа там поменьше и сервис не такой, что сразу хочется уехать на Чукотку. Они отправились вдвоем с Ириной — минимум вещей, максимум денег, без единой тормозящей мысли в голове. Самолет был забит, граждане, утомленные серостью будней, рвались в южные широты. В Сочи было не протолкнуться — видимо, информация о тотальном кризисе оказалась фальшивкой. В пансионате «Чайка» отдыхающие не жили только на крыше. Походив по городу, они обнаружили в старых кварталах, прилепившихся к горам, небольшую частную гостиницу, сняли номерок на втором этаже — подальше от суеты и городских прелестей. Ирина цвела и лучилась от восторга. Курортная жизнь захватила и закружила. Тупое пляжное существование надоело на второй день. Они шатались по городу, нежданно-негаданно угодили на кинофестиваль, откуда Турецкий с трудом вытащил Ирину, отыскавшую каких-то старых подружек и быстро забывшую, что она на курорте. Уж лучше тупо жариться на солнце…