Олег Волховский - Маркиз и Жюстина

• Название: Маркиз и Жюстина
• Автор: Олег Волховский
• Жанр: Эротика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63772-0

Герои романа Олега Волховского «Маркиз и Жюстина» – молодая супружеская пара, оказавшаяся на самом острие страсти. Он – красавец-интеллектуал со склонностями к изящному садизму, она – дочь известного политика, готовая ради удовольствия пожертвовать всем, даже собственной жизнью. Проза Олега Волховского несколько лет назад стала «культовой» в определенных кругах читателей, разошлась на цитаты, была воспринята как откровение и прорыв. Сегодня роман читается как потрясающая история любви, которая одновременно и дар, и проклятие, и милость, и дерзость.

Маркиз и Жюстина – из творений де Сада – возвращаются, чтобы жить среди нас…

---

– Прощена. Пойдем.

Усадил в машину. Поехали.

Она кашляет.

– Приедем – напою молоком с медом, а то мне за тебя «вышку» дадут. Убийство путем доведения до воспаления легких.

Не такое уж абсурдное обвинение, если вспомнить членов секты альбигойцев, которые кончали самоубийством очень похожим образом: ложились на холодный каменный пол и провоцировали у себя пневмонию. Даже особый термин существовал: «endura».

– Я его терпеть не могу. – Услышал я голос Джин.

– Что?

– Молоко с медом.

– Тебя не спрашивают. Аллергия есть?

– Нет.

– Значит, выпьешь.

Пока Джин сидела, укутанная в плед, под строгим приказом с места не вставать и на улицу не соваться и пила ненавидимый ею напиток, я вышел в сад и все-таки закурил (нашлись-таки в доме полпачки). Решение пришло почти сразу. Теперь я знал, что делать.

Маркиз

Камера почти такая же, но народ отличается разительно. Худые лица с заостренными чертами, жесткие взгляды и руки в наколках. Один пониже и поуже в плечах, но глаза хитрющие и злые. Второй выше, амбал этакий. Вот и вся разница.

Правозащитник Абрамкин в свое время писал, что в советской тюрьме девяносто процентов случайных людей. Эти – из оставшихся десяти.

– Здравствуйте! – вежливо сказал я.

– Здравствуй, здравствуй! – ответил высокий.

Хитрый молча кивнул.

Я направился к свободной кровати.

– Что ж ты тряпочку-то перешагнул? – усмехнулся низкий. – А ноги вытереть?

– Извините, не заметил. На вас смотрел.

– Что, интересно?

– Всякий человек интересен.

– Не-ет! «Петух» не интересен.

– Это я, что ли, «петух»? Ну, давай возьми, если я тебе приглянулся!

– Давай, Вась! Ты первый, – бросил амбалу.

Сила у Васи есть, но практический опыт явно ограничивается уличными драками «стенка на стенку», а школы никакой. Его грузное тело мешком брякнулось на пол, и я заломил ему руку.

– Пикнешь – сломаю!

– Не так быстро, парень! – Перед моим носом сверкнул нож, и я встретился глазами с хитрыми глазками маленького.

Только бы планка не упала!

Бросаюсь на пол, уворачиваясь от ножа, тело изгибается – прыгаю на ноги, запястье низкого трещит в руке.

Терпеть боль он не умеет. Нож со звоном упал мне под ноги. Я молниеносно наступил на него.

– Ну что, руки ломать или так договоримся?

– Договоримся, – с досадой ответил маленький и сплюнул на пол.

– Тогда вопрос первый: что про меня наплели менты, что вы подрядились меня опустить? Вариант: сколько заплатили? Вариант: что обещали? Ну давай, по порядку.

– Сказали, что педофил-насильник…

Я рассмеялся.

– Слушай, вор! Ты ведь, вор, да?

Хитрый молчит.

– Не первый ведь раз сидишь, вор? И ментам веришь? Чего обещали-то?

– Не смотреть особенно. В покое оставить. И водку, и курево, и вести с воли.

– Не смотреть, значит? Это хорошо. Это правильно. Значит, не смотрели?

Я покосился на глазок в двери.

В это время здоровый сделал попытку подняться, и я легонько пнул его ногой. Он отключился.

– Так, вор! Слушай внимательно и запоминай мою статью: «убийство, совершенное с особой жестокостью». Ну, повтори!

– Убийство…

– Ну! – Я выкрутил ему руку.

– С особой жестокостью, – выдохнул он.

– Хорошо, иди. Сидеть тихо, рук не распускать. Ко мне обращаться «господин».

Хитрый сделал два шага и обернулся.

– Слушай, парень, может, без «господина»?

Я задумался, уж не перегнул ли палку.

– Ладно, согласен. Я сегодня добрый.

Вынул носовой платок и взял им нож. Подошел к унитазу. Сооружение это больше напоминает насест в советских общественных туалетах, спроектированный для того, чтобы срать, сидя на корточках. Над дыркой располагается кран для умывания.

В эту самую дыру я и отправил нож. Пройдет ли? Легко! Заточка мгновенно сгинула где-то в недрах тюремной канализации.

Амбал медленно приходит в себя.

– Забирай своего друга! – милостиво говорю хитрому. – Как зовут-то тебя, джентльмен удачи?

– Глеб.

Я протянул руку.

– Ну что, мир?

Он без особого удовольствия пожал ее и буркнул «мир».

– Андрей, – улыбнулся я. – А теперь просвети-ка меня, Глеб, по поводу местных обычаев: обо что вытирать ноги, обо что не вытирать, а то ведь опять впросак попаду. Не дай бог, кого покалечу!

Мне, наконец, дали белье (серое и влажное). Я умылся над сортиром и вытер лицо носовым платком (заподло вытираться тюремным полотенцем). И даже если Глеб и загнул, у меня не возникало никакого желания пользоваться этой именуемой полотенцем тряпицей, тем более что в качестве тряпки у двери лежит точно такое же.

Лег в кровать и полузакрыл глаза. Надо быть настороже, неизвестно, насколько Глебов «мир» искренен.

Размышляю о собственной реакции на попытку сделать из меня пассивного гомосексуалиста. Почему, собственно? Я всегда был далек от осуждения гомосексуализма как такового, а «священный отряд» Фив, составленный из любовников и столь благосклонно поминаемый де Садом и Николаем Козловым, никогда не вызывал у меня иных чувств, кроме симпатии, если не восхищения. Как писал Ксенофонт, «нет сильнее фаланги, чем та, которая состоит из любящих друг друга воинов».

Неужели дело в социальном статусе, в отношении общества, в трактовке? Там это было почетно, здесь – позорно.

И еще, в насилии. Маркиз де Сад оправдывал насилие, даже убийство возводил в ранг доблести. «Половой акт грязен – так сделаем его еще грязнее»! Почему же «грязен»? Г-н маркиз, проповедник либэртинажа, впоследствии переименованного в либертерианство, находился в плену сексофобии, характерной для его времени, и откровенно именовал себя развратником. И потому его заносило: «семь бед – один ответ!»

Наивно! Как герой мультфильма, рычащий страшным голосом: «Я великий злодей!» Мало кто из современных бэдээсэмеров назовет собственные развлечения развратом. Мы умнее и свободнее и способны отличить секс от насилия, мы провозгласили принцип добровольности и смогли вписаться в общество, еще не вполне, еще со скрипом, но все же. Увы, типичный зэк не умнее типичного обывателя и находится в плену тех же комплексов, что и маркиз де Сад. А я вынужден подчиняться распространенным здесь стереотипам – иначе смерть.

Как же они извратили высокую любовь воинов!

Мы с Кабошем сидим в пабе «Стивен» и обсуждаем вопрос о брэндинге. Прошло почти полгода с того момента, как Жюстина заговорила о клейме. С тех пор она не раз возвращалась к этому разговору, и постепенно я понял, что тоже этого хочу.

– Бычки о свою руку никогда не тушил? – поинтересовался Кабош. – Попробуй!

– Не курю.

Мэтр достал пачку «Винстона» и закурил.

– Ты же бросил.

– Иногда балуюсь.

Он сделал затяжку и отдал мне сигарету.

– Давай! Незабываемые впечатления.

Улыбнулся почти сладострастно.

Лето, я в рубашке с короткими рукавами.

Только не на тыльную сторону кисти, а то народ может удивиться. Лучше на предплечье. В крайнем случае, можно будет надеть рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ожог.

– Прямо здесь? – спрашиваю я.

– А что? Здесь народ поймет.

Возможно. Паб «Стивен» служит местом постоянных встреч тематической тусовки. Но ведь возможны и случайные люди. Что, если не смогу сдержать крик? Ладно, музыка громкая, заглушит.

Кладу руку на стол, горящий конец бычка впечатывается в кожу.

– Мать!

– Вот так-то! – заключает Кабош. – Клеймо в сто раз хуже.

– Я не под эндорфинами.

– Зато под пивом. Одно другого стоит.

Помолчали.

Кабош предложил сигарету.

– Будешь?

– А ладно! Давай!

Я с удовольствием затягиваюсь. Жюстина табак на дух не переносит, а главное, терпеть не может курильщиков, говорит: «У них губы холодные!»

– Ну что, передумал? – спрашивает Кабош.

– Почему же? Ты мне технологию-то объясни.

– Хорошо. Но сначала на себе попробуешь.

– Я всегда все на себе пробую. Но в этом случае мне бы хотелось твоего присутствия при эксперименте.

– Ага! Чтобы личный врач на крайний случай! – он усмехнулся. – Разумно. Даже проассистировать могу.

– Буду очень обязан.

– Так. Прежде всего на месте клеймения не должно быть нервных узлов и крупных сосудов. Куда ставить собираетесь?

– На плечо обычно ставили. Не на лоб же!

– Можно и на плечо, если Жюстина собирается до конца жизни отказаться от пляжей и платьев на бретельках или не боится шокировать общественность.

– Это мы с ней обсудим. А куда еще?

– На попу. Самое безопасное. Далее. Место клеймения надо тщательно очистить от волосков, обработать антисептиком и просушить. Существует две основных технологии нанесения клейма: историческая и бэдээсэмная. Есть еще химический метод (работа с кислотами), но я бы не советовал. И есть салоны тату. Там тоже брэндингом занимаются. Не хотите обратиться?

– Угу! Обезболивание вместо сабспейса, и я за дверью. Ну и какой кайф?

– Это, смотря что вас больше интересует: процесс или результат. Результат там будет заведомо лучше.