Саймон Скэрроу - Центурион

• Название: Центурион
• Автор: Саймон Скэрроу
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-64348-6

Богат и благословен оазис Сирийской пустыни — Пальмира, лежащая на перекрестье караванных путей. Но судьба царства, попавшего в поле притяжения двух могучих империй, незавидна: здесь зреет битва между Парфией и Римом. Похоже, престарелый правитель Вабат не в силах удержать бразды правления, и в Пальмире вспыхивает мятеж, раздуваемый соседями-парфянами. На кого положиться, если один сын у правителя оказывается предателем-мятежником, другой — ветреным гулякой, а третий и вовсе дурачок? Но до Рима уже долетел сигнал тревоги, и верные боевые товарищи центурионы Катон и Макрон повели своих солдат на подмогу запертому в цитадели Пальмиры гарнизону правителя… Успеют ли они вовремя?

---

Посланник с вниманием выслушал, после чего почтительно склонил голову и лишь затем обернулся к римлянам:

— Царевич желает вам бесконечного здоровья и преуспеяния. Вам, вашему императору и всему вашему народу. Он также похвально отзывается обо всех тех прекрасных землях, которые вы заняли именем Рима. Он говорит, что несказанно впечатлен вашими линиями сторожевых башен и передовыми заставами, что обороняют подступы к Антиохии. Нам было не так-то просто подступиться и пройти через них незамеченными.

При последней фразе губы Лонгина сжались тонкой линией, а свободная рука на секунду стиснулась в кулак.

— Довольно любезностей, — вскинул он руку. — Я так понимаю, вы здесь не для того, чтобы восхищаться красотой окрестностей. Давайте по существу. Что желает царевич?

Между царевичем и посланцем последовал короткий обмен фразами, после чего последний заговорил снова:

— Парфия настаивает, чтобы Рим впредь воздержался от любых дальнейших попыток распространять свое влияние в сторону Евфрата.

— Рим имеет полное право оберегать свои границы, — твердо сказал Лонгин.

— Да, однако ваши границы имеют обыкновение неуклонно ползти дальше, подобно татям, влезающим во дворы своих следующих жертв.

— Как тебя понимать? Мы чтим наше действующее примирение.

— Между Римом и Парфией да, — согласился посланник, — но как у вас обстоят отношения с Пальмирой? Вы используете ее земли как свои собственные, а ваши солдаты маршируют уже у самих границ с Парфией.

— Пальмирский правитель Вабат подписал с Римом мир, — значимо напомнил Лонгин.

При переводе этих слов царевич язвительно хмыкнул, после чего разразился продолжительной тирадой, скептическая суть которой была римлянам ясна уже до того, как посланник взялся передавать слова своего повелителя. Макрон, встретившись исподтишка взглядом с Катоном, истомленно возвел глаза. Катон не ответил. Его друг был воином до мозга костей, но люто ненавидел любое проявление политиканства, и было очевидно, что его присутствие при этой дипломатической тяжбе — лишь дань преданному служению Риму. Катон округлил глаза и со своей стороны отправил другу предостерегающий взгляд. Макрон лишь на секунду вопросительно приподнял бровь, вслед за чем едва заметно пожал плечами, в то время как посланник излагал слова своего хозяина на латыни.

— Царевич Метакс говорит, что ваше истинное намерение за этим договором видно невооруженным глазом. Всем известно, что это просто шаг к последующему присвоению Пальмиры.

— Правитель Вабат вступил в договор по своей воле.

— А если бы правитель или его преемник решил, что из договора следует выйти? Что тогда?

Попавшись уже раз на уду, Лонгин, прежде чем ответить, поразмыслил.

— Но вопрос сейчас так не стоит. Пальмира и Рим просто добрые соседи.

Парфянский царевич на это желчно рассмеялся и при ответе ткнул в сторону римского наместника пальцем.

— Соседи, добрые? — перевел посланец. — Единственно добрые для вас — это сам Вабат и его выжившее из ума старичье. Что же касается пальмирской знати, то она этот договор открыто порицает. Во дворце есть даже такие, кто считает, что сам правитель без малого изменник. Ваш договор — бессовестная ширма, и недалек тот день, когда правитель будет вынужден его расторгнуть. А если у него этого не получится, то будьте уверены, что оковы, связывающие Пальмиру с Римом, непременно порвет его преемник. Если же Рим попытается вмешаться в дела Пальмиры силой, то тогда Парфия сделает все, чтобы защитить своего соседа от навязывания воли Рима!

Теперь рассмеялся уже проконсул.

— Парфия — защитник? Это что-то новое! Ваше желание прибрать Пальмиру к рукам лежит, можно сказать, на поверхности. Но откуда у вас мысли, что народ Пальмиры одобрит парфянское вторжение?

— У нас есть все основания так полагать. И мы открыто даем знать, что будем оберегать ее независимость как от Рима, так и от любого другого посягателя.

— Думаете, они вам поверят? Чего ради доверяться вам и вашим добрым намерениям им следует больше, чем нашим?

— Потому что мы не посылали своих воинов в их земли, чтобы возводить там крепости, которые медленно, но верно обратятся в прутья решетки. Вы уже недавно пытались возвести укрепление на берегу самого Евфрата, этой священной реки — не ровен час, и римские армии хлынули бы через нее подобно ножам, направленным в горло Парфии!

Макрон, подавшись к Катону, прошептал:

— Поэтично вещает, поглоти его Аид — ты не находишь?

— Чш-ш, — остерег Катон на максимально допустимой в данных условиях громкости. Парфянский посланник, проконсул и легат вопросительно обернулись на центурионов, вслед за чем парфянин возобновил обличительную речь своего хозяина.

— Столь открытого посягательства Парфия не потерпит. То укрепление было явным подтверждением истинных замыслов римлян, и мы требуем не допускать подобных выпадов впредь.

— А что такое? — встрепенулся Лонгин. — Что случилось с тем укреплением?

— Оно разрушено.

— А вспомогательная когорта, посланная на строительство, — что с ней?

— Уничтожена.

— Уничтожена? — Лонгин оторопело помолчал. — Ну а пленные? Где они?

— К сожалению, пленных нет.

— Ублюдки, — буркнул легат Амаций. — Гнусные убийцы.

— Сдаться они отказались, — пояснил посланник. — Нашим воинам оставалось лишь одно: стереть их с лица земли.

Какое-то время Лонгин подавленно молчал, а затем промолвил:

— Пятьсот человек и один из лучших боевых командиров армии… Центурион Кастор. — Он гневно воззрился на царевича. — Скажи своему хозяину: это недопустимые военные действия.

Переведенные посланцем слова вызвали у Метакса улыбку.

— Действия какие? Уничтожение вашей когорты или угроза, которую она составляла нашему царству?

— Не подменяй одно другим! — воскликнул проконсул. — Он прекрасно понимает, о чем я. Когда весть об этом дойдет до ушей императора, то нет такой силы, которая воспрепятствовала бы ужасной мести, что обрушится на Парфию. И эту участь вы навлекли на себя сами.

— У нас нет желания первыми начинать войну, о полководец.

— Вздор! — спесиво фыркнул Амаций. — Вы истребляете одну из наших когорт и говорите при этом, что не желаете провоцировать войну!

Рука легата легла на рукоять меча — жест, тут же замеченный парфянами. Один из телохранителей царевича с серебристым шелестом вынул из ножен меч; змеисто блеснуло на солнце длинное кривое лезвие. Под строгим окриком Метакса воин без особой охоты сунул оружие обратно в ножны.

— Я бы на вашем месте убрал руку с меча, — тихо посоветовал Катон легату.

Напоровшись на взгляд молодого центуриона, Амаций раздул ноздри, но кивнул и ослабил хватку.

— Что ж, ладно. Но за Кастора и его когорту вас ждет расплата. Когда-нибудь.

На посланца, судя по всему, это впечатления не произвело.

— Быть может, но только не в этой жизни. И не в том случае, если Рим действительно ценит мир на своих восточных границах. Мой повелитель говорит, что вам надлежит вывести из земель Пальмиры свои войска. А еще, что в дальнейшем вы не должны вмешиваться в ее внутреннюю политику. Нарушение хотя бы одного из условий вынудит Парфию на ответные действия. И несмотря на то что как царевич, так и его отец царь Готарз всецело желают мира, они будут вынуждены начать против Рима войну. И такая война встанет Риму дорого. Многие из ваших соплеменников разделят участь Красса и его легионов. Таковы слова моего повелителя, — посланник почтительно склонил голову. — Вы слышали это предупреждение, мой господин, и добавить к нему более нечего.

Парфянский царевич сказал еще что-то, а затем указал на корзину, притороченную к седлу его знаменосца. Тот отвязал ее от луки седла, и ноша тяжело шлепнулась к копытам его лошади. Затем парфяне развернули своих быстрых храпливых коней, и тогда посланник напоследок перевел римлянам:

— Мой повелитель предлагает вам принять дар. Подарок с берегов Евфрата. Считайте его провозвестником будущего, если вы все же решите пойти наперекор парфянскому царству.

Парфяне пришпорили коней и с места сорвались в галоп, обратно к своим товарищам, которые один за другим уже поворачивали и отдалялись от Антиохии обратно в лощину. С минуту римляне смотрели им вслед сквозь поднятые конскими копытами клубы пыли. Затем Лонгин перевел взгляд на плетеную корзину, лежащую на каменистой земле.

— Центурион Катон?

— Слушаю?

— Посмотрите, что там внутри, — указал проконсул.

— Слушаю.

Перекинув ногу через седло, Катон соскочил на землю. К корзине он подходил осторожно, как будто она была наполнена змеями и скорпионами. Сглотнув, потянул за ручки туго пригнанную крышку. Внутри находился простой глиняный кувшин размером с крупный арбуз. Донце у него при падении треснуло, и Катон учуял запах оливкового масла, которое медленно вытекало через прутья корзины. В кувшине жирно поблескивала темная спутанная масса, которая с утечкой масла как бы проседала и лоснилась внутри еще одного округлого предмета.