Мари Мадлен де Лафайет - Принцесса Клевская (сборник)

• Название: Принцесса Клевская (сборник)
• Автор: Мари Мадлен де Лафайет
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56801-7

«Принцесса Клевская» – лучшее сочинение французской писательницы Мари Мадлен де Лафайет (1634–1693), один из первых любовно-психологических романов в истории французской прозы. Нестандартное изображение «любовного треугольника», мастерство в описаниях переживаний героев, непривычное смешение жанров – после публикации роман вызвал бурные дискуссии и пользовался феноменальным успехом.

В книгу вошли и другие произведения Мари де Лафайет, отличающиеся выразительностью языка и динамизмом сюжета.

---

– Сеньора, не давайте мне повода для новых сомнений, – вырвалось у меня. – Я повторяю еще раз: я испытал невероятные мучения, даже зная, что вы всего лишь договорились с доном Манрикесом проучить меня.

– Вы сошли с ума, Альфонс, или сознательно мучаете меня тем же способом, какой приписываете мне. Вы никогда не убедите меня, что действительно поверили в мои угрозы пробудить в вас ревность и якобы поддались на мою уловку. Боже мой! Могла ли я пожелать, – продолжала она, глядя мне прямо в глаза, – чтобы после вашей безумной ревности к погибшему человеку, которого я никогда не любила, вы возревновали меня к живому человеку, у которого и в мыслях нет ухаживать за мной.

– Значит, вы не хотели возбудить во мне ревность? Чем в таком случае, как не желанием скрыть свои чувства к дону Манрикесу, вызвано ваше замешательство, когда, увидев меня, вы тут же прекратили с ним шептаться и заговорили о другом? Если это так, сеньора, то я самый несчастный на свете человек!

– Вы, мой дорогой Альфонс, не самый несчастный человек, а просто безумец. Если бы я вас не любила, я давно порвала бы с вами и никогда на вас даже не взглянула. Как только вам в голову могло прийти воспылать ревностью к дону Манрикесу!

– А как могло быть иначе, если я вижу, что вы скрываете от меня секреты!

– Да, скрываю, – заявила она твердым голосом. – Скрываю, потому что вы обиделись, когда я рассказала дону Манрикесу о ваших чудачествах. Скрываю, потому что переживаю за вас и делюсь с ним своими переживаниями, но не хочу этим доставлять вам неприятности.

– Вот видите, сеньора, вы судачите обо мне с моим соперником и считаете, что у меня нет оснований ревновать его к вам!

– Я, как вы изволили выразиться, судачу с вашим другом, а не с вашим соперником.

– Дон Манрикес – мой соперник, и вы не можете отрицать этого.

– А вы не смеете называть его вашим соперником, зная, что, находясь у меня, он только и думает о вашем благе.

– Я, конечно, не считаю, что дон Манрикес желает мне зла, но в том, что он любит вас, не сомневаюсь. Надеюсь, что он вам в этом еще не признался, но при вашей манере обращения с ним за этим дело не станет. Надежды, которыми вы его одариваете, быстро помогут ему справиться с угрызениями совести, если он уже не отрекся от нашей дружбы.

– Альфонс, у вас действительно помутился разум. Вы говорите невероятные вещи. Я начинаю сомневаться, действительно ли вы верите в мою к вам любовь и в любовь к вам дона Манрикеса.

– Верю и в то, и в другое. – Я был искренним.

– Но если верите, – воскликнула Белазира, – то как вы себе представляете мою одновременную любовь к вам и к дону Манрикесу, как понять, что дон Манрикес влюблен в меня и продолжает боготворить вас? Альфонс, ваше безумие причиняет мне нестерпимую боль. Вы неизлечимо больны. Выйдя за вас замуж, я обреку себя на участь самой несчастной супруги. Я вас очень люблю, но вы запрашиваете непомерную цену. Ревность любовника несносна, но ревность мужа не просто несносна, но и оскорбительна. Вы так явственно изобразили мне картину моих будущих страданий, что вряд ли я соглашусь когда-нибудь стать вашей женой. Да, я вас очень люблю, и наша разлука будет страшным ударом по моим надеждам провести рядом с вами всю жизнь. Умоляю вас, оставьте меня – ваши слова и ваш вид лишь усугубляют мою боль.

Белазира встала и удалилась в свою комнату, закрыв за собой дверь на ключ. Мои отчаянные просьбы вернуться и продолжить разговор остались без ответа. Подавленный, я ушел к себе в полном смятении чувств. Мне казалось, что я утратил остатки разума. На следующий день я опять был у Белазиры. Она выглядела грустной и печальной, но говорила со мной беззлобно, далее доброжелательно и ни словом не обмолвилась о своем вчерашнем намерении расстаться. Она как бы раздумывала о нашей дальнейшей судьбе. Человек легко прощает собственные ошибки, и я надеялся, что и она простит мне мои выходки и ее настроение изменится к лучшему. Я извинился уже, наверное, в сотый раз и попросил ее ничего не говорить о нашей размолвке дону Манрикесу, умоляя ее изменить к нему свое отношение и не давать мне повода для переживаний.

– Я ничего не скажу дону Манрикесу о вашем безумии, – ответила она, – но не собираюсь потакать вашим капризам и рвать с ним отношения. Если бы он был влюблен в меня, я навсегда порвала бы с ним независимо от ваших тревог и волнений. Но в его ко мне чувствах нет ничего, кроме дружбы. Вам прекрасно известно, что он влюблен в другую женщину. Я отношусь к нему с большим уважением, он мне очень нравится, и вы никогда против этого не возражали, так что ваша ревность – чистая фантазия. Если я уступлю вам, вы с вашим скверным характером не замедлите найти новый объект для нападок. Не понуждайте меня изменить мое поведение – это абсолютно бесполезно.

– Я очень хочу верить в вашу искренность. Вы не желаете замечать любви дона Манрикеса, но я ее вижу, и этого мне достаточно. Я знаю, что никаких других чувств, кроме дружеских, вы к нему не питаете, но в вашей дружбе столько неясности и обходительности, столько уважения и учтивости, что, даже если ей не суждено перерасти в любовь, она все равно пробуждает во мне ревность. Я боюсь, что эта дружба занимает в вашем сердце слишком много места. Ваш отказ изменить отношение к дону Манрикесу лишь усиливает мои опасения.

– Не знаю, как убедить вас, что мой отказ связан не с моими чувствами к дону Манрикесу, а исключительно с вашими капризами, – продолжала стоять на своем Белазира. – Могу лишь сказать, что если бы вы попросили меня не встречаться в свете с самым неприятным мне человеком, вы получили бы точно такой же отказ.

– Но я говорю не о неприятном для вас человеке, а о том, к кому вы настолько привязаны, что не желаете поступиться им ради моего спокойствия. Я ни в чем не упрекаю вас, но мне невыносимо видеть, что в вашем сердце помимо меня есть место для кого-то еще. Я страдаю от того, что вы не отталкиваете дона Манрикеса, хотя и знаете о его любви. Я полагал, что один имею право любить вас и быть любимым – все остальные поклонники должны вызывать у вас неприязнь и отвращение. Сжальтесь надо мной и пойдите мне навстречу, сеньора. В моей ревности нет ничего для вас оскорбительного.

Я приводил все новые и новые доводы в надежде добиться желаемого ответа – Белазира была непреклонна.

Время шло. Моя ревность к дону Манрикесу превращалась в кошмар. Мне удавалось скрыть от него свои чувства. Ничего не говорила ему и Белазира, поддерживая в нем убеждение, что причиной моего расстройства все еще служит ревность к графу де Ларе. Она не изменила своего отношения к дону Манрикесу, и он, не подозревая о моих мыслях, также держался с ней по-прежнему. Это еще больше распаляло мою ревность, расплачиваться за которую приходилось Белазире.

Я донимал ее мелочными придирками, а она терпеливо и безуспешно пыталась излечить меня от моего безрассудства. Наконец, мне сказали, что Белазира занемогла. Мы не виделись два дня, на третий за мной послали. Выглядела Белазира подавленной – я решил, что она еще не оправилась от болезни. Она предложила мне присесть на край постели и, немного помолчав, заговорила.

– Вы наверняка не могли не заметить, Альфонс, – сказала она ровным тихим голосом, – что последнее время меня неотступно преследует мысль о том, чтобы прервать наши отношения. Я бы никогда не решилась на такой шаг, если бы вы не вынудили меня к этому своими сумасбродными капризами. Если бы эти капризы были простым чудачеством и у меня была бы надежда излечить вас от вашего безумия, уступив вашим требованиям, я с радостью удовлетворила бы их во имя нашей любви, каким бы ограничениям мне ни пришлось подвергнуть свою свободу. Но я вижу, что ваше безумие неизлечимо и что, если у вас нет поводов для самоистязания, вы выдумываете истории, которые никогда не могли иметь места в прошлом и невозможны в будущем. Поэтому ради вашего и моего успокоения я твердо решила расстаться с вами и не выходить за вас замуж. Это наш последний разговор, и я хочу еще раз повторить вам, что, кроме вас, никого никогда не любила, и вы были первым и единственным, кто пробудил во мне такое чувство, как любовь. Я была убеждена, что счастья в любви нет, и вы еще больше укрепили меня в моем мнении, и знайте, что, поскольку вы были единственным человеком, которого я считала достойным любви, впредь я никому не открою своего сердца – вы открыли его для любви, вы навсегда и захлопнули его. Вы не должны также думать, что я питала какие-то особые чувства к дону Манрикесу. Если я отказалась изменить к нему свое отношение, то лишь в надежде, что это вас облагоразумит и я смогу быть рядом с вами. Я хотела счастья и терпеливо ждала вашего выздоровления. Это была единственная причина моего желания не уступать вашим капризам. Теперь меня ничто не удерживает. Я отказываюсь от всего, даже от дружбы с доном Манрикесом, как вы того хотели. Я только что говорила с ним и просила его со мной не встречаться. Я должна извиниться перед вами за то, что рассказала ему о вашей к нему ревности, но я не могла поступить иначе, да и наш разрыв все равно открыл бы ему глаза. Вчера приехал мой отец. Он согласился сообщить о моем решении вашему отцу. Не пытайтесь, Альфонс, переубедить меня. Я тысячу раз все взвесила, прежде чем пойти на этот разговор, отдаляла его, как только могла, скорее даже ради своей любви, чем вашей. Вы так и не поняли, что вас любила женщина, которой любовь была дана один раз и на всю жизнь.