Бартон Бланш - Тайная жизнь сатаниста. Авторизованная биография Антона Шандора ЛаВея

• Название: Тайная жизнь сатаниста. Авторизованная биография Антона Шандора ЛаВея
• Автор: Бартон Бланш
• Издательство: Ультра.Культура
• Жанр: Публицистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-9681-0081-8

Основатель Всемирной Церкви Сатаны, художник и своеобразный мыслитель — у любого богобоязненного (да и не особо богобоязненного) гражданина это имя вызывает легкий трепет. Еще бы, ведь ЛаВею удалось создать единственную на настоящий момент официально зарегистрированную и признанную государством религию, которая почитает дьявола вместо Бога. Но если вчитаться в писания ЛаВея и внимательно изучить его карьеру, становится понятно то, что свое место в пантеоне американской культуры он занимает абсолютно законно, причем место его находится где-то рядом с Барнумом и Дейлом Карнеги. Эта книга о том, как выходец из бедной иммигрантской семьи сумел завладеть воображением нации, которая заявляет о своей верности Господу даже в надписях на денежных знаках.

---

Чтобы помочь львам и тиграм чувствовать себя уютней в его компании (для уменьшения риска быть покалеченным), Тони начал общаться с ними на уровне более интимном, чем просто дружба, чтобы большие кошки приняли его в качестве неотъемлемой части самого своего существования. Кормя их, Тони клал свой гамбургер на землю рядом с их пищей и, пожирая его, подражал издаваемым ими урчанию и рычанию. Занимаясь с кошками в клетке, он вслед за ними полз по опилкам. ЛаВей даже принялся время от времени спать вместе с ними в их клетках. «Мне действительно не хватает большой кошки под боком, после того как я 20 лет жизни провел в интимном контакте с ними — с 17 до 37, когда Тогара пришлось отослать в зоопарк. Заменить это нечем. Стоит найти с кошкой общий язык, и она никогда не забудет тебя. Молодой черный барс по имени Зомби, с которым я работал у Битти, вспомнил меня через целых 13 лет, когда я случайно увидел его в каком-то маленьком шапито. Когда я приблизился к клетке, этот уже пожилой, битый молью барс поднял морду и издал характерное дружелюбное ворчание, признавая меня. Я вгляделся попристальнее, и точно: это был тот самый котяра, с которым я вместе работал, давным-давно».

Однако, несмотря на всю свою дружбу с кошками, ЛаВей признает, что не раз был на волосок от гибели; шрамы на руках и груди напоминают ему, что ничто не может защитить человека от случайных несчастий или от неуемной львиной энергии. «Коготь пропарывал мне кожу, или кошки валили меня на землю. Время от времени это случается с любым дрессировщиком. Львы — невероятно мощные существа. Они могут просто слегка задеть тебя, неторопливо труся мимо; этого хватит, чтобы сбить с ног любого. К тому же они фантастически быстры. Не успеешь грохнуться на пол, как один из них уже сидит на тебе, и вот, пожалуйста: ты навзничь в опилках, а над тобой нависает лев, ты вдыхаешь его жаркий и смрадный выдох, а задрав глаза, видишь, что челюсти, с которыхтебе в лицо свисает слюна, размером с челюсти кашалота».

Что заставляло ЛаВея рисковать своей жизнью — не только во время цирковых представлений, но и когда он ел и спал вместе со львами и тиграми и когда впоследствии решил держать дома сначала леопарда, а после и льва, подвергая себя ежедневной опасности нападения? «Я узнал в клетке так много полезного, — объясняет ЛаВей. — Даже падения на пол становились важными уроками. Вот когда ты воистину учишься власти и магии — даже тому, как играть в Бога: когда лежишь на спине в опилках, а в лицо тебе дышит лев. Ты знаешь, что естественный инстинкт зверя — схватить зубами своего игривого сородича на земле, а ведь он не врубается, что у «сородича» нежная кожа и что его кости могут сломаться — что он не выдержит когтей и клыков, как выдержал бы еще один лев. Так что, когда ты лежишь себе там в нокдауне, у тебя остается единственная защита: твоя сила воли. Каждый хороший дрессировщик должен уметь использовать ее, уметь под завязку зарядиться адреналином и испустить гамма-лучи, пронзающие мозг кошки, чтобы она не вздумала растерзать или разжевать тебя, покаты нашариваешь свою палку. Потом, когда она окажется у тебя в руке, у тебя будет примерно секунда на то, чтобы щелкнуть ею по львиному носу и вскочить на ноги, пока лев озадачен. А если ты не можешь нашарить палку, придется дать кошке по носу изрядного тумака».

Спустя какое-то время творческая энергия Тони заставила его исследовать другие измерения циркового пространства. Как объясняет ЛаВей, «в цирке всегда есть чем заняться — люди «дуют в две дудки», обычно имея две, а то и больше, альтернативных работы, если только не выступают с действительно специфическим номером». Дрессура животных щекотала нервы, но Тони знал, что никогда не реализует полностью свой потенциал, если до конца своих дней останется дрессировщиком. Кажется, богатое музыкальное дарование Тони должно было быть неизбежно замечено и использовано другими артистами с пользой для общего дела. Так и вышло.

Тони много лет самостоятельно учился играть на пианино, слушая песни по радио или на граммофоне и старательно подбирая ноты и аккорды до тех пор, пока не был в состоянии с легкостью повторить их. Сопровождая в одном из турне шоу Битти, Тони спросил циркового каллиописта[14] — алкоголика, который использовал мануал не как клавиатуру, а скорее как опору, чтоб не упасть, — можно ли ему поупражняться с полчасика, «а то пальцы ржавеют». («У Фреда были мозоли на локтях от запойного музицирования».) Каллиопист отказал, и ЛаВей, разгневанный мелочным самодурством пьяницы, проклял его. Через пару ночей тот свалился больной и никак не мог встать, чтоб сыграть на вечернем представлении. Тони вызвался добровольцем, хотя вовсе не был уверен, что сможет извлечь из каллиопы хоть один звук. Но, будучи человеком, не знакомым с робостью, ЛаВей начал сразу с галопирующей темы «Одинокого странника» из «Увертюры Вильгельма Телля» Россини.

ЛаВей мгновенно познал успех и у публики, и у других циркачей. Битти отправил пьяного «профессора» в «академический отпуск» и сделал Тони главным каллиопистом. Когда шоу Битти въехало в следующий город, ЛаВей восседал за каллиопой, стоявшей на грузовой платформе, — он был Флейтистом из Гаммельна, завлекавшим детей и взрослых в ловушку цирка. Где бы Тони ни выступал, вычурные афиши рекламировали его в самых экстравагантных выражениях.

Хотя многие из упомянутых в лавеевской афише причудливо названных инструментов к тому времени практически вымерли, Антон (как он теперь просил друзей обращаться к нему, вместо детского прозвища), овладел ими всеми — либо их эквивалентами. Воплощая в жизнь рекламные небылицы о самом себе, ЛаВей убедился, что действительно может усмирить либо раззадорить своею музыкой и людей и животных. Путем экспериментов он выявил магические эффекты музыки — то, как определенные аккорды и каденции действуют на публику, животных и самих артистов. Антон обнаружил, что камышовые кошки лучше всего выступают под доминантные аккорды и первобытные ритмы. Большим кошкам нравилось, когда подчеркивались минорные аккорды, но ЛаВей варьировал их, подходящим образом чередуя минор и мажор. Слонам нравилось преобладание доминантных мажорных аккордов в сочетании с тяжелым размеренным ритмом, что лучше всего соответствовало их медленной поступи и неторопливому метаболизму. Морские котики и собаки (которые, согласно ЛаВею, очень схожи друг с другом), казалось, лучше всего реагируют на мажорные аккорды без единого минорного вкрапления. Когда ЛаВей принимался играть прозрачные доминантные мажорные аккорды, работать с собаками и морскими котиками было легче всего. Остальные циркачи были благодарны ЛаВею и озадачены его необычной способностью придавать своей музыкой особую жизненность их номерам.

В дополнение к работе с такими дирижерами, как Вик Роббинс, Мерл Эванс и Генри Киз, Антон впоследствии исполнял создающую настроение, эмоционально заряженную музыку для некоторых знаменитейших циркачей мира: наездников Ханнефордов, «Кончелос», Хэролда Альзаны, летунов Валлендас, «Кристианис» и прочих. На протяжении лет ЛаВей с удовольствием получал письма поддержки и запросы о членстве от детей, внуков, племянников и племянниц этих артистов, услышавших о ЛаВее от своих прославленных родственников, рассказывавших о нем байки за обеденным столом. Одним из любимых цирковых персонажей ЛаВея был Гуго Цакини, известный как Человек — Пушечное Ядро. Хотя на самом деле в афишах он значился как «Человек-Снаряд», простолюдинам, видимо, больше нравилось, как звучит «Пушечное Ядро», и этот вариант победил. Цакини некогда был истым католиком, но разочаровался и в конце концов стал таким воинствующим атеистом, что не упускал ни единой возможности потрепаться о том, какой же все-таки рэкет — вся эта организованная религия. «Когда бы кто не спросил его, каково быть пушечным ядром, он разражался тирадой о проходимцах, заправляющих церквями, стоило ему только как следует надраться после удачного выступления. Тогда прибегала его жена, обвиняя его, что он «выпил лишку вина»». Цакини был доволен, что ему и его брату Эдмундо удалось найти способ нажиться на жажде насилия, которой страдала публика. Они изобрели и запатентовали устройство, позволявшее стрелять человеком из пушки, на чем сколотили небольшое состояние. Цакини, тип достаточно эклектичный, был отличным художником и до самой смерти давал платные уроки изящного искусства. Многие из его картин оказались в конце концов в крупнейших частных коллекциях. Еще ЛаВей помнит, как Цакини раздражало, что все упорно коверкают его фамилию. «Люди подходили к нему и говорили: «О, мистер Цуккини!..» И он впадал в ярость: «Вчера я был Цакини, сегодня я стал цуккини, видно, скоро превращусь в баклажан»».

Как-то раз Антон поцапался с лилипутом, тоже работавшим в цирке Битти. Получив приказ сбегать на другой конец площадки за костыльным гвоздем, он увидел под полуприцепом лилипута, боровшегося со «слоновьей лоханью» — одной из этих цветных полых тумб, на которых выступают слоны. ЛаВей попытался помочь ему, и лилипут послал его в задницу и больно пнул в берцовую кость. Потом ЛаВей выяснил, что помогать лилипуту делать какую угодно физическую работу — не очень хорошая идея, потому что можно получить по яйцам.