Виталий Закруткин - Сотворение мира

• Название: Сотворение мира
• Автор: Виталий Закруткин
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Заключительные главы романа «Сотворение мира». Дети тех, кто сражался на фронтах гражданской войны, принимал участие в становлении Советской власти, ведут борьбу против немецких оккупантов, отстаивая честь и независимость социалистической Родины. Автор ярко раскрывает боевые и нравственные качества советских воинов.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

У ворот Андрея ждали Егор Иванович и Наташа. Откинув на затылок потертую, с давними пролысинами заячью шапку, чисто выбритый Егор Иванович счел нужным упрекнуть Андрея:

— Долго спишь, Митрич! Так можно проспать и царство небесное. Пора привыкать к деревенской жизни.

Карие глаза Наташи смеялись. Она поддержала Егора Ивановича:

— Правда, что долго спите!

Они пошли к реке. За ночь совсем развезло, под ногами чавкала жидкая грязь, но воздух был таким свежим и так светило солнце, что хотелось идти и идти, любоваться этим мартовским утром, зеркальным блеском луж на улицах, верещаньем славящих весну птиц.

На крутом берегу толпились люди. Старики, зажав в коленях суковатые палки, степенно сидели на бревнах, кем-то оставленных на яру еще с прошлогоднего паводка. Мужики помоложе дымили цигарками, перебрасываясь словами о рыбе, о посевах, об отощавших за зиму конях и коровах. Женщины стояли в стороне; они, лузгая семечки, судачили о своем. Ребятишки носились по берегу, а кто посмелее — залезли на развилки тополей и, как зачарованные, глаз не сводили с наполненной шумом и грохотом реки.

Огромные льдины медлительно плыли по взбаламученной воде. На них наскакивали, становились дыбом, раскалывали своей тяжестью ледяные острова и со звоном раскалывались сами. Более мелкие обходили заторы, сшибались, переворачивались. На них тотчас же устремлялись вороны, жадно склевывая приставшие к исподу льдин ракушки.

— Вот вам и весна-красна! — поводя своим орлиным носом, сказал Егор Иванович. — Теперича бы пару лодчонок да добрую сеть — и враз можно побаловаться ушицей.

— Дюже ты храбрый, — отозвался кто-то из дятловцев.

— Какой дурак в такую крутоверть поплывет?

— Разве что раков захочет накормить собою…

Покуривая, Андрей молча смотрел на звенящую, сверкающую реку. Залитые солнцем льдины с ошметками сена, с темными бревнами, с каркающими воронами уплывали на запад, туда, где за прозрачными лесами, за островами и плесами, где-то в далеком городе живет Еля. Андрей подумал о том, что живет она там своей, отдельной жизнью и что жизнь ее отделена от него не только расстоянием, которое можно преодолеть, но чем-то гораздо более важным, непонятным и пугающим. Он понимал, что характер жены не похож на его характер, понимал, что на земле не бывает двух совершенно одинаковых людей, но вместе с тем — он это знал — множество неодинаковых, непохожих друг на друга мужчин и женщин после поры безмятежной влюбленности, став мужем и женой, все-таки связывают свою судьбу навсегда и никакие свойственные ему или ей привычки, привязанности, вкусы, никакие «житейские мелочи» по-настоящему уже не омрачают их жизни.

Андрей любил жену, тосковал без нее, постоянно думал о ней, о сыне. Долгая разлука тяготила его, не давала покоя, и он стал страшиться того, что разлука эта затянется на годы. Но что делать, как поступить, он не знал.

Невеселые его мысли прервал Ермолаев.

— Чего задумался, казак? — сказал он, протягивая Андрею руку. — Тебе, друже, журиться не положено. Саженцы для сада в полной сохранности, ямы для них вырыты и унавожены, участок обвалован, так что действуй, агроном. Через неделю-другую можно приступить к посадке.

— Да, на первой клетке можно сажать, — согласился Андрей, — там все готово. Ветер подсушит землю — будем начинать.

Напоминая о давнем их споре, Ермолаев хитро прищурился.

— Так ты вообще все же сделал по-своему, — сказал он.

— Думаю, что я был прав, — твердо сказал Андрей.

Спор у них шел о том, какие сорта плодовых деревьев должны занять большую часть будущего сада: летние или зимние. Ермолаев настаивал на летних сортах как наиболее ранних, а значит, более удобных для уборки. Андрей запальчиво возражал директору, считая, что позднезимние сорта яблок и — если удастся их добыть — груш дадут возможность снабжать население городов свежими плодами зимой, когда ни свежих овощей, ни фруктов нет.

Спор их тогда ни к чему не привел, но, когда Андрей добывал саженцы, он на свой страх и риск из тринадцати тысяч штук взял только четыре тысячи летних сортов, а все остальные — зимние…

— Ладно, — заключил Ермолаев, — куда ж теперь денешься? Будем сажать то, что есть.

Долго не расходились дятловцы с берега, все смотрели, как плывет по ожившей реке потемневший лед, как, громоздясь одна на другую, скапливаются льдины на крутой излучине, а потом, теснимые неодолимым течением освобожденной воды, с грохотом движутся дальше…

Вскоре после ледохода у станичников начались страдные дни. На совхозных огородах женщины высаживали чеснок, лук, сеяли редис, в парниках всходила нежно-зеленая рассада помидоров, заголубели всходы ранней капусты.

Андрей от рассвета до вечерней темени пропадал на своем участке. В тяжелых яловых сапогах, в потертой на локтях стеганке, в сбитом на затылок треухе, носился он между рядами ям, в десятый раз проверял планировку будущего сада, бежал к опушке леса, где были прикопаны саженцы, торопил рабочих, распекал нерадивых, которые то и дело собирались на перекур.

Наконец подошел долгожданный день закладки сада. Андрей попросил Ермолаева и Младенова посадку саженцев начать не в будни, а в воскресенье.

— Надо сделать нашу закладку праздником, — взволнованно сказал он директору и главному агроному, — ведь не одногодком должен стать этот сад, он будет жить десятки лет, его увидят дети и внуки дятловцев.

Ермолаев засмеялся:

— Ну, вообще понесло нашего садовода! Он, чего доброго, заставит нас молебен отслужить на садовом участке и любимые его саженцы святой водичкой окропить.

— Зря вы смеетесь, Иван Захарович, — вспыхнул Андрей. — Если хотите, то сад этот станет памятником людскому труду, и надо, чтобы люди всегда помнили день его закладки.

— Погоди, Андрей Дмитриевич, не митингуй! — досадливо отмахнулся Ермолаев. — Выведешь ты своих рабочих в воскресенье, а они потом отгул потребуют и весь график мне поломают.

— Ничего они не потребуют, — вдруг заверил Андрей.

— Как это не потребуют? А что ж, они за счет маньчжурского императора Пу И трудиться будут или вообще из уважения к твоим красивым глазам?

— Нет, дорогой товарищ директор, — сказал Андрей. — Мы с вами объявим воскресник, а все заработанные дятловцами деньги вы по их просьбе перечислите в фонд помощи Испанской республике.

— Погляди, Любен Георгиевич, на этого политика, — удивленно сказал Ермолаев. — Он вообще думает, что у меня на счету в банке миллионы.

Но главный агроном Младенов оказался на стороне Андрея… Поддержал его и молодой секретарь партийной организации совхоза Владимир Фетисов, недавно приехавший в Дятловскую. Владимир понравился Андрею при первой же встрече. Хотя и трудно было сказать чем… Высокий, худой, с жидким, редеющим на макушке чубчиком и улыбчивыми глазами, походил он на выросшего из школьной одежды мальчишку.

Без стука войдя в комнатенку, именуемую кабинетом директора, и услышав перепалку между Ермолаевым и Андреем, Фетисов сказал:

— Товарищ Ставров прав. Сад — это не грядка петрушки или укропа. Сад закладывается по меньшей мере на полвека, не правда ли? Так давайте организуем это дело по-настоящему, чтобы народ запомнил день закладки.

В назначенный воскресный день вышли на участок не только рабочие совхоза и не только старики пенсионеры и домохозяйки… Со знаменами, с барабанами и горнами пришли повязанные красными галстуками пионеры, на повозках приехали инвалиды гражданской войны, даже они не захотели оставаться в стороне. Пожалуй, в это ясное апрельское утро в самой станице не осталось ни души.

Еще с вечера вдоль ровных рядов вырытых ям были поставлены дубовые чаны, наполненные перемешанной с землей навозной жижей. Возчики один за другим стали подвозить бережно уложенные в тележные ящики саженцы яблонь. На подрезку и оправку тонких их корешков Андрей поставил самых опытных рабочих, которыми умело командовал Егор Иванович. Школьники стали подносить к ямам заготовленные зимой колья. У самой кромки ерика стоял трактор с длинным шлангом для полива.

Андрей старался ничего не упускать из виду. Разгоряченный, потный, с растрепанными рыжеватыми волосами, он носился по всему участку и наконец, убедившись, что все готово, попросил, чтобы дятловцы собрались у первой ямы. Когда люди окружили яму, он поднял приготовленный к посадке саженец и заговорил, волнуясь:

— Сегодня мы закладываем наш большой сад, который будет расти, зацветать и плодоносить. В первом ряду первой клетки мы высадим один из самых прославленных зимних сортов яблони, который называется по желанию его создателя «ренет Симиренко». Так, в честь своего отца, назвал этот сорт Лев Платонович Симиренко, замечательный украинский садовод…