Харри Мулиш - Зигфрид

• Название: Зигфрид
• Автор: Харри Мулиш
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-7516-0332-Х

Роман «Зигфрид» — мистификация, принадлежащая перу одного из самых популярных современных нидерландских писателей Харри Мулиша. У Гитлера и Евы Браун рождается сын Зигфрид, которого фюрер прочит в свои наследники. Но когда интриганы подсовывают ему ложные сведения, будто в жилах Евы и, следовательно, Зигфрида течет еврейская кровь, Гитлер приказывает убить собственного сына.

---

По окончании церемонии поздравления он, несмотря ни на что, отправился в сад для вручения Железных крестов построившимся в шеренгу ребятам из гитлерюгенда. В этот момент мне очень хотелось поймать Гиммлера и расспросить его, известно ли ему что-либо об акции гестапо в архиве Гейзельхёринга, но я не решилась. Весь остаток дня был посвящен переговорам, и вечером все эти важные шишки понеслись от нас сломя голову прятаться в более безопасные места. Завтра, похоже, вокруг города сомкнётся кольцо окружения. Я вижу, что теперь, когда речь идет об их собственной жизни, все они смертельно напуганы. Все эти трусы в последний раз пытались убедить шефа бежать в Баварию и оттуда дальше вести войну, но он полон решимости умереть в Берлине. Шпеер вдруг тоже исчез, не попрощавшись; он единственный, о ком я буду жалеть, если вдруг больше никогда его не увижу. Из ближайших соратников остался один только Геббельс и еще, к сожалению, Борман.

Позже в тот же вечер мы пили шампанское в маленькой гостиной Гитлера с четырьмя сотрудницами секретариата и с поварихой фрейлейн Маржали. Фюрер пил чай. В чисто женском обществе он, похоже, чувствует себя более непринужденно. Он ел одно печенье за другим и в который раз рассказывал о своей политической борьбе в двадцатые годы, но сейчас на глаза ему порой наворачивались слезы, потому что в результате предательства и неверности его генералов вся борьба была теперь проиграна. Он жаловался, что у него теперь ничего не осталось, я видела, как он словно между прочим прощупывает себе большим пальцем пульс. «А ты? — обратился он к Блонди, к которой жалось пятеро ее щенков. — Ты тоже меня предашь?» Потом у него опять начались его обычные рези в желудке, от которых Морель каждый день поит его таблетками — они-то, на мой взгляд, все это и вызывают. Траудль и Криста придвинули ему под ноги стул и поспешили откланяться, пожелав ему спокойной ночи. Через несколько секунд мы остались с ним вдвоем.

Мы обменялись взглядами. У него в усах застряли крошки от печенья и изо рта шел неприятный запах. Раньше я бы сделала то, чего он от меня ждал, как от женщины; я видела, что он читает мои мысли, потому что он всегда видит все насквозь, но вслух он ничего не произнес. Это навсегда в прошлом, как, впрочем, и все остальное.

— Наш малыш Зигги мертв, Ади, — сказала я. — Скажи почему?

У него над головой висел портрет его матери, напротив него — портрет Фридриха Великого, со своего места он посмотрел на меня так, словно пытался вспомнить, о ком шла речь, словно сперва должен был еще порыться в бесконечных списках приговоренных к смерти. При этом он нежно поглаживал Вольфи, своего любимого щенка, которого незадолго до этого трясущимися руками взял к себе на колени.

— Потому что я узнал, что он не чистый ариец.

— Но это неправда.

— Тогда я этого не знал.

— Но ведь это же был Зигги!

Он продолжал смотреть на меня, не отрываясь, и я увидела, как его бледное как воск лицо стало постепенно наливаться кровью. И вот он стукнул кулаком по подлокотнику кресла и закричал:

— Что ты себе вообразила? Не понимаешь, как это было бы на руку евреям?! Мой сын — еврейский ублюдок, какой подарок небес! Я совершил расовое преступление! Да они бы хохотали до упаду! Про меня уже болтали подобное и про Гейдриха тоже, но теперь почти никто из них больше не смеется.

— Но, как бы то ни было, он был твоим ребенком!

— Именно поэтому. Смешение с еврейской кровью испортило гены и мне.

— Тогда пусть бы он просто оставался Зигфридом Фальком, кому бы пришло в голову докапываться?

— Ну конечно, и однажды все бы всплыло. Кто — нибудь обязательно бы проболтался. К примеру, Фальк. А если б я приказал расстрелять его вместе с Юлией, проболтались бы те, кому раньше проболтались они. Со временем все всплывает наружу. Когда вскоре все раскроется, мир еще содрогнется.

Я испугалась, увидев, каким огнем вдруг загорелись его глаза, и была рада, что мне во всяком случае никогда не придется об этом узнать.

— А что было бы со мной, если бы это оказалось правдой?

Он не ответил, и я осторожно высказала предположение:

— Может быть, гестапо…

— Молчи! — перебил меня он. — Я не могу поверить, чтобы мой верный Генрих сделал бы такое.

— Но кто же тогда подделал свидетельства? И для чего?

— Этого я не знаю. Но может быть, я узнаю это за остающиеся у нас несколько дней.

С этим он меня отослал. Он устал и сказал, чтобы я сходила и выпила еще по бокалу шампанского с секретаршами.

21. IV. 45

Целый день не прекращается грохот артиллерийских обстрелов, мы слышим, как над нами все сильнее обваливается гордая постройка — здание рейхсканцелярии, но даже к этому привыкаешь. Меня угнетает больше всего то, что негде постирать одежду. От меня дурно пахнет. Как и ото всех, кто здесь еще остается. От Ади тоже воняет.

22. IV.45

Морель, по счастью, смылся. По приглашению фюрера его квартиру занял Геббельс с семьей. Невооруженным взглядом видно, что этот колченогий коротышка безмерно счастлив, что наконец принят в ближайший круг Гитлера. Все они хотят умереть вместе с ним. Все — это значит Геббельс с его Магдой, а шестерых детей об их желании никто не спросил. Сегодня днем я с ними играла и читала им вслух «Макса и Морица». Хельга, Хольде, Хильде, Хайде, Хедда, Хельмут — в каждом из этих имен слышится «Гитлер». Магда полна решимости их отравить, ибо не видит смысла в жизни без фюрера.

Ади целый день занят безнадежными переговорами с Кейтелем, Йодлем и другими генералами, в перерывах звонил Дёницу и Гиммлеру, не знаю даже, кому-то еще. Вечером мне удалось с ним немного поговорить, в то время когда он, с увеличительным стеклом в руках, выбирал среди своих бумаг и документов те, которые собирался сжечь в саду в первую очередь. Под несмолкаемый треск и грохот у нас над головами я спросила его, что он думает по поводу решения Магды умертвить собственных детей. Весь дрожа, он ухватился за край стола, смотрел на меня не отрываясь несколько секунд и потом сказал:

«Это ее личный выбор, по мне, так пусть уезжает. Но ты радуйся, что Зигги нет в живых. Иначе в скором времени тебе пришлось бы сделать с ним то же самое. Или ты хотела, чтобы Сталин выставил его в клетке в московском зоопарке?»

23. IV.45

Все может оборваться в любой день и час, но мне это безразлично, если мой любимый со мной. Сегодня едва перебросились с ним парой слов. Написала прощальное письмо Гретель, которая вот-вот родит. Убеждала ее — впрочем, без всяких оснований, — что она увидит еще своего Фегеляйна.

Шпеер неожиданно вновь вернулся в нашу крепость, около полуночи мы откупорили с ним в моей комнате бутылку шампанского. Он не мог вынести, что уехал не прощаясь в день рожденья Ади. Гитлера он называет «магнитом». Рискуя жизнью, он прорвался на маленьком самолетике сквозь вражеский огонь и приземлился на аллее Зигес у Бранденбургских ворот. Страх ему неведом, в этом он даст фору Ади. От него я узнала, что сегодня днем пришла телеграмма от Геринга, в которой он предлагает лишить Гитлера власти, поскольку в Берлине фюрер проявил себя недееспособным. Борману удалось убедить его в том, что это попытка путча, Адольф лишил Геринга всех должностей и издал приказ об его аресте. Но в действительности Шпеер считает, что организатором путча был скорее Борман, устранявший таким образом своего давнего соперника, желавшего получить власть после Гитлера. Ади будто бы со слезами на глазах прокричал, что, раз его предал старый друг Геринг, теперь это точно конец. Не могу подобрать слов, чтобы выразить, как я ему сочувствую.

Сегодня ночью Шпеер снова уехал. Надеюсь, что он прорвется.

24. IV.45

Сегодня Ади вдруг пришел в мою комнату и без всяких предисловий начал:

— Представь себе, что все оставалось бы на своих местах, мы ничего бы не знали, выиграли войну и Зигги стал моим наследником — тогда наступил бы час еврейского торжества: еврейский отпрыск достиг мирового господства и теперь сможет уничтожить человеческую цивилизацию, то есть произошло бы именно то, к чему всегда всей душой стремятся евреи.

— Евреи, евреи… — повторила я. — Ведь он был им всего лишь на одну восьмую.

— На одну восьмую! — с презрением выкрикнул он. — На восьмую! Глупая наседка! Если бы ты хоть иногда брала в руки книжку, вместо того чтобы все время листать модные журналы, то ты бы знала, что в каждом следующем поколении возрождается стопроцентный еврей.