Майк Эшли - Волшебники

• Название: Волшебники
• Автор: Майк Эшли
• Издательство: Фантастика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91377-024-0

Российское издание антологии Майка Эшли 2004 года.

В новой антологии серии «Лучшее» на этот раз собраны рассказы о волшебниках, принадлежащие перу таких мастеров, как Том Холт, Майкл Муркок, Урсула Ле Гуин, Дуг Хорниг и других талантливых авторов. Многие рассказы публикуются впервые, некоторые написаны специально для этого сборника.

Магия принимает разные обличья. В этой антологии вы встретите ведьм, колдунов, чернокнижников, заклинателей. Есть даже маги-компьютерщики. Они могут повелевать человеческими чувствами и судьбами, драконами и природными стихиями.

Все они очень разные, только вот добрых волшебников среди них немного.

Магия, волшебство дают своим обладателям почти неограниченную власть. Такая власть — слишком большое искушение, чтобы удержаться в рамках человеческой морали и не сотворить какую-нибудь пакость под плохое настроение. Или подправить окружающую действительность в соответствии со своими (зачастую весьма оригинальными) представлениями о добре и зле. Видимо, поэтому большинство волшебников — не самые приятные в общении люди. А иногда они вообще не люди.

---

Похоронная лодка была устлана марлей и увешана амулетами. На носу стоял серебряный кубок, в котором дымились благовония. На корме один из жрецов нарисовал символ: змею, кусающую себя за хвост; змея была разорвана.

В вечерних сумерках я и Хамакина потащили похоронную лодку, привязав ее к нашей, в глубокие воды за чертой города. Туда, где лесом стояли сломанные мачты разбитых кораблей, а потом и дальше. Небо постепенно темнело, из красного становилось черным, и на нем виднелись разбросанные, будто лохмотья, лиловые остатки последних грозовых туч. С болот дул почти холодный ветер. Блистали звезды, многократно отражавшиеся в покрытой рябью воде.

Я встал в своей неглубокой лодке и, стараясь делать это как можно лучше, произнес службу по усопшему, по моему отцу, которого я по-прежнему любил, и боялся, и не понимал. Потом Хамакина отвязала бечевку, и похоронная лодка поплыла — сначала вниз по течению, в сторону устья реки, к морю, но потом, в темноте, когда лодка почти уже скрылась из виду, она явно начала плыть вверх. Это был хороший знак — он говорил о том, что лодка поймала черное течение, уносящее мертвых из живого мира в обиталище богов.

Тогда я подумал, что у меня будет время скорбеть. Когда мы вернулись, дом был совершенно пуст. Впервые за много лет я ничего не боялся. Это меня почти озадачило. В ту ночь я мирно спал и не видел снов. Хамакина тоже была спокойна.

На следующее утро к нам в дверь постучала старушка, живущая в одном из домов на другом конце причала. Она спросила: «Дети, у вас все хорошо? Вам хватает еды?»

Она оставила нам корзину с продуктами.

Это тоже был хороший знак, говоривший о том, что когда-нибудь соседи простят нас. Они не считали, что я такой же дурной человек, каким был, по их мнению, мой отец.

Мы медленно отнесли корзину в дом, плача — наверное, от радости. Жизнь станет лучше. Я помнил, что пообещал матери. Я буду другим. На следующий день, несомненно… ну или через день Велахронос снова примет нас, и мы продолжим учебу.

Но только в эту ночь мне явился во сне отец. Он стоял перед моей кроватью, укутанный в марлю, и лицо его за золотыми дисками выглядело ужасно. Голос его был — мне его точно не описать — маслянистый, будто капало что-то густое и мерзкое; и само то, что такие звуки могли сложиться в слова, казалось великой непристойностью.

— Я слишком глубоко погрузился во тьму, сын мой, и конец мой может прийти лишь вместе с последней тайной. Я ищу ее. Мои изыскания почти завершены. Это наивысшая точка всего моего труда. Но осталось одно, чего мне не хватает. Одно, ради чего я вернулся.

И я спросил его во сне:

— Что же это, отец?

— Твоя сестра.

И тут я проснулся от крика Хамакины. Сестра попыталась схватить меня за руку. Ей это не удалось, и она вцепилась в край кровати и с грохотом упала, стащив на пол постель. Я всегда держал на полке возле кровати зажженный фонарь. И теперь я поднял железную дверцу, и комнату залил свет.

— Секенре! Помоги мне!

Не веря своим глазам, я увидел, как мгновение сестра висела, дерись, в воздухе, будто ее держала за волосы невидимая рука. Потом Хамакина вновь закричала и будто улетела в окно. Секунду она держалась за подоконник. Наши глаза встретились, но не успел я ничего ни сделать, ни сказать, как ее оторвало от подоконника и утащило прочь. Я подбежал к окну и высунулся наружу. В воду ничего не упало; лишь легкая рябь шла по ее глади. Ночь была тихая. Хамакина просто исчезла.

II

На третье утро после смерти отца я пошел к Сивилле. Больше ничего не оставалось делать. Всякий в Городе Тростника знает, что когда в твоей жизни наступает самый трудный момент, когда нет других выходов, кроме как сдаться и умереть, и никакой риск уже не кажется чрезмерным — это значит, что настало время встретиться с Сивиллой.

«Счастлив тот, кто никогда не ходил к ней» — гласит старая пословица. Но я счастливцем не был.

Ее называют Дочерью Реки, и Голосом Сурат-Кемада, и Матерью Смерти, и еще многими другими именами. Кто она и что она такое, никто никогда не знал, но обитала она, о чем рассказывали бесчисленные страшные истории, под самым сердцем города, среди свай, поддерживавших большие дома и стоявших, будто густой лес. Я слышал о той ужасной плате, которую она берет за свои пророчества, и о том, что пришедшие к ней возвращаются необратимо переменившимися, если вообще возвращаются. И все же обитала она там с незапамятных времен, и с тех же пор приходили люди выслушать ее слова.

Я отправился к ней. В качестве подношения я захватил с собой отцовский меч — тот самый, серебряный, что дала мне смотрительница храма.

Совсем рано, в предрассветных сумерках, я снова выбрался из дому через люк. К востоку, справа от меня, небо только начало освещаться и стало серым, тогда как передо мной — там, где лежало сердце города, — по-прежнему была ночь.

Я греб среди обломков, оставшихся после недавней бури. Среди них попадались куски обшивки кораблей, подпрыгивавшие на волнах бочки, а один раз я увидел даже медленно плывший по воде труп, до которого почему-то не добрались эватим. Дальше был огромный дом, у которого подкосились опоры, и теперь он стоял в воде, весь разломанный, и черными ртами зияли его окна. Позже, когда тьма немного рассеялась, я обнаружил затонувший корабль. Он застрял среди свай домов и был теперь похож на огромную дохлую рыбу, запутавшуюся в тростнике. В черной воде позади корабля были раскиданы его снасти.

Прямо за кораблем висела темная, неправильной формы масса — жилище Сивиллы, не пострадавшее, конечно, от бури.

Вот какую еще историю рассказывают о Сивилле: она никогда не была молодой, а появилась на свет старой каргой из крови, которую потеряла ее мать перед смертью. Сивилла встала из лужи этой крови во тьме, царившей в начале мира, и сложила ладони вместе, а затем раскрыла их. Из рук ее поднялись столбы пламени.

Этот фокус проделывал мой отец, и я его однажды очень разозлил, когда всего-навсего сидел, уставившись на свои ладони, и складывал и раскрывал их, ничего не понимая и не добиваясь никаких результатов. Достаточно было одного того, что я попытался. Возможно, отец сперва даже испугался мысли, что я попробую снова и в конце концов у меня получится. А затем потрясенное выражение на его лице сменилось холодной яростью. Это был единственный раз в моей жизни, когда он меня выпорол.

А Сивилла, выпустив пламя из ладоней, пальцами скатала из огня шарики. На один из них дунула, чтобы он стал бледнее, и выпустила оба — Луну и Солнце. Потом она долго пила из Великой реки, куда стекла кровь ее матери, а чуть позже — встала в луче Луны и выплюнула сверкающие звезды. А свет звезд пробудил по берегам реки множество богов, впервые увидевших Землю.

Пока я смотрел на дом Сивиллы, то почти верил в эту историю. Нет же, я совершенно в нее поверил. Дом Сивиллы представлял собой скорее огромный кокон, что-то вроде паутины, до отказа набитой мертвечиной и обломками, и плелся этот кокон с начала времен, и столько же накапливались в нем вещи. Жилище было подвешено ко дну города, и наружные его нити — переплетение веревок и сетей, плетей вьюнов и волокон — уходили в темноту во все стороны, и я не мог разобрать, где начало и конец у этого огромного гнезда.

Но основная часть жилища свисала почти до самой воды, будто чудовищное брюхо. Я протянул руку и привязал к нему свою лодку, сунул за пояс отцовский меч, подоткнул халат, чтобы полы не липли к ногам, и полез наверх.

Веревки дрожали, шептали голосом приглушенного грома. В лицо мне валились ил и мусор, вокруг меня то и дело что-то падало в воду. Я отчаянно цеплялся, встряхивал голову, чтобы очистить глаза, и продолжал ползти.

Выше, в полной темноте, я стал пробираться через лаз из гниющих бревен. Иногда руки соскальзывали — и я начинал катиться вниз, но через мгновение, наводившее на меня ужас, я за что-нибудь успевал ухватиться. Тьма была… тяжелая. Мне казалось, что со всех сторон тянется бесконечная масса обломков, и, пока я пробирался по ней, она качалась и скрипела. Иногда невыносимо смердело разложением.

Я залез на перевернутую вверх дном лодку. Что-то мягкое упало сверху и соскользнуло по борту. Все это время я отчаянно пытался нащупать ладонями и босыми ступнями точку опоры на сгнившей деревянной обшивке.

Дальше были снова веревки и сети, и в полумраке я увидел, что оказался в зале, загроможденном сундуками, плетеными корзинами и тяжелыми глиняными кувшинами, и все это закачалось и застучало одно о другое, пока я проползал среди предметов.

Я то и дело натыкался на змей и рыб, извивавшихся среди вонючей слизи.

И вот, снова в полной темноте, я пополз на четвереньках по ровной поверхности, — похоже, это был деревянный пол. А затем половицы треснули подо мной — и я с криком полетел кубарем среди веревок и дерева, и на ощупь я догадался, что сверху падают сотни человеческих костей. Мое падение остановили сети; на коленях у меня оказался череп, а на голые ноги свалились чьи-то кости. Я выкинул череп и попробовал подпрыгнуть, но ноги провалились в сети, и я почувствовал, что внизу пустота.