Томас (Пауль Томас) Манн - Ранние новеллы [Frühe Erzählungen]

• Название: Ранние новеллы [Frühe Erzählungen]
• Автор: Томас (Пауль Томас) Манн
• Издательство: АСТ: Астрель
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-066995-0

Жемчужины стиля, который писатель оттачивал в «малой» прозе, чтобы впоследствии целиком и полностью раскрыть в своих масштабных романах. Однако каждая из этих новелл — не просто изумительная по красоте «проба пера», а произведение, совершенное не только стилистически, но и сюжетно. Легендарные «Тонио Крегер», «Тристан» и «Смерть в Венеции». До сих пор поражающий нонконформизмом «Как подрались Яппе с До Эскобаром». Интеллектуальные, мрачно ироничные «Кровь Вельсунгов» и «Маленький господин Фридеман». И другие новеллы — бесконечно разнообразные по жанру и манере исполнения, однако носящий черты неподражаемого «манновского» таланта.

---

Перед камином на стуле с высокой спинкой и подлокотниками, сидя, опустив голову на грудь, с подушкой за спиной, укутав ноги в одеяло, спит Лоренцо де Медичи. Он уродлив: складка между бронями придает широкому, плоскому, оливково-желтому лицу мрачное выражение; уплощенный нос и крупный выпяченный рот с мягкими уголками. От носа к заострившемуся подбородку щеки прорезают две глубокие дряблые борозды, которые еще заметнее оттого, что Лоренцо, не имея возможности дышать носом, раздвинул губы. Но, когда он просыпается, глаза, несмотря на слабость, огненные, ясные; взгляд цепко и жадно словно набрасывается на людей и предметы; над некрасивостью черт торжествует высокий лоб пожившего человека; а жесты, даже когда он в сильном волнении, исполнены совершенного благородства. Иногда на опустошенном лице изнутри проступает заразительно-безобидное веселое выражение, будто отрешающее от всякой греховности, по-детски преображающее. На Лоренцо сборчатое, отороченное мехом облачение наподобие халата, застегнутое на плотной коротковатой шее. Каштановые, подернутые серебряными прядями волосы с пробором посередине легкими волнами спадают на щеки и затылок. Говорит он, искусно артикулируя, но все же гнусаво. Наблюдая за его беспокойным сном, в комнате находятся Пико делла Мирандола, Полициано, Пьерлеони, Марсилио Фичино и мессер Луиджи Пульчи. Старый Фичино, с изможденным лицом ученого, высохшей шеей и седыми волосами, выбивающимися из-под конусообразной шапочки, в обычном сборчатом, наглухо закрытом платье, сидит примерно по центру комнаты в окружении остальных. Пульчи, ироничный тип с воспаленными глазками, припухшими красноватыми подглазьями, востроносый, лопоухий, с пигментным пятном на щеке, всматриваясь вместе с прочими в лицо Лоренцо, приложил к губам указательный палец.

Пьерлеоне (осторожно подходит к больному и щупает пульс). Кровь то спешит, то замирает. Я думаю, не пробил ли час вскрыть его великолепию вены.

Пико. Да вы убьете его своими кровопусканиями! Еще и двенадцати часов не прошло, как у него взяли целый таз.

Пьерлеоне. Человек не нуждается и в десятой части той крови, что носит в себе.

Полициано. Где пребывает его душа? Похоже, бродит по неведомым тропам, далеким от наших. Я бы с удовольствием выслушал ваше мнение о месте ее пребывания, возлюбленный Марцилий.

Фичино. Вполне вероятно, что в этот час в центре его духа установлен контакт с божественным единством.

Пульчи (приглушая визгливый, смешно надтреснутый голос). Посмотрите, посмотрите, что только не отражается на его челе! Готов поспорить, он видит удивительнейшие сны, и если не испытывает боли, то я ему завидую. Горячка порождает самые красочные видения, куда лучше, чем благороднейшее вино. Иногда люди даже слагают во сне стихи, но они легко забываются…

Пьерлеоне. Это не тот сон, когда бьют источники природной силы. Если обморочное состояние продлится еще, придется, зажав мизинцы рук и ног его великолепия, смазать точки пульса и сердце маслом, оно у меня под рукой.

Пико. Тихо! Он шевелится, скоро проснется!

Пульчи. Сейчас он поведает нам о своих странствиях…

Фичино. Ты узнаешь нас, Лауренций, мой дорогой ученик?

Лоренцо. Воды… (Ему дают пить.) У водовоза череп…

Полициано. У какого водовоза, мой Лауро?

Лоренцо. Анджело… Ты? Хорошо, хорошо, я соберусь. Нужно одолеть этот бред, не правда ли? Я встретил водовоза с навьюченным ослом и кружками, наполненными водой, но когда поднес деревянную чашу к пересохшим губам, увидел в ней огонь, а на плечах у мерзавца сидел ухмыляющийся голый череп.

Пульчи. Ну, не ахти какая фантазия.

Лоренцо (узнав его). Добрый день, Моргант. Ты здесь, старый жулик? И мой Пико с благоухающими локонами? И даже мой великий Марцилий, гонец любви, сводник между мной и мудростью?.. Вы со мною, друзья, так ли? А отвратительный старик был только у меня в крови…

Пульчи. Отвратительный старик?

Лоренцо. Вздор! Безвкусный вздор! Такой тяжелый сон про лысого старика, который все тащил меня в свою прогнившую лодку…

Полициано (потрясенно). Харон…

Лоренцо. Я спал… Который теперь час?

Пико. Ты проспал около часа. Теперь восемнадцать. Солнце садится уже быстрее.

Лоренцо. Быстрее? (Охваченный внезапным беспокойством.) Послушайте, друзья, я хочу переносное кресло. Здесь удушающе спертый воздух… Отнесите… отнесите меня на лоджию, наверх, на оборонительную галерею…

Пьерлеоне. Любезнейший, милостивый государь, это не рекомендуется. Вам необходим покой.

Лоренцо. Покой… нет мне покоя. Почему мне нет покоя, доктор? Откуда такое чувство, что нужно напряженно думать и, пока не поздно, устроить еще множество дел?..

Пьерлеоне. У вас небольшая горячка, милостивый государь.

Лоренцо. Этого я не отрицаю. Но постулирую, что мучиться жалким страхом весомых причин нет. Смотрите, я рассуждаю логично. Однако не скрываю — меня снедает тревога. Я никогда не притворялся… Пико… Не правда ли, Пико, во Флоренции больше нет никаких Пацци? И Нерони Дьотисальви в изгнании либо в надежном месте?

Пульчи. Все те, кого ты не отправил слушать, как растет трава.

Лоренцо. Давай, Маргут! Шути, шути, полоумный рапсод!.. Я говорю серьезно, пролилось много крови… Она должна была пролиться… Прошу тебя, Пико, я в настоящее время не в состоянии смотреть за всеми коллекциями, что на Широкой улице и на виллах. Ты сделаешь это для меня, не правда ли? Недавно были приобретены две прелестные мелочи, две терракоты и одна медаль; их нужно разместить в Поджо-а-Кайано, понимаешь, милый? Далее, Сфорца Пезарский подарил мне прекрасную античную вещицу, Ареса в нагрудных доспехах. Его нужно поставить в моем городском саду, пусть служит образцом молодым скульпторам. Ты позаботишься об этом? Благодарю. Вот все, что меня тревожило… Анджело еще здесь?

Полициано. Я здесь, мой Лауро!

Лоренцо. Анджело, Плиний, которого мой дед приобрел в одном любекском монастыре, находится в городском доме, не правда ли? Я хочу его видеть. Он переплетен в красный бархат с серебряными застежками. Надежного человека, немедленно… Нет, постой! Это, пожалуй, может обождать, а вот еще что… Погоди… Один из моих соглядатаев предложил мне за пятьсот золотых гульденов манускрипт Катона. Подлинность этого манускрипта вызвала у меня сомнения. Бывали случаи, когда мошенники пытались продать выдуманную ими же самими поделку, подписав ее древним именем. Прошу тебя, просмотри рукопись со всей тщательностью и, если она подлинна, купи для меня не торгуясь. Да не скажет никто, что я упустил Катона… Я могу поручить тебе это? Ты снимешь с моего сердца тяжкий груз! Ну вот, друзья, теперь стало легко. Что же еще может меня угнетать? Давайте побеседуем. Подиспутируем. Кто более велик, Мирандола, Цезарь или Сципион? Я говорю — Цезарь и, увидите, сумею отстоять свой тезис! Но нашему великому Марцилию Фицину, несомненно, милее абстрактная тема?

Фичино. Дай отдохнуть твоему духу, мой Лауренций! Ты утомишь себя.

Лоренцо. Мудрости не жаль пожертвовать и последними силами. Столь многое нужно прояснить… Часто я полагал, будто мне все открыто и доступно; но теперь кругом лишь мрак и неразбериха. Что там с бессмертием души? Как с ним обстоит дело?

Пульчи. Старый, щекотливый, спорный вопрос, так ех abrupto[62] на него не ответить! Говорят, сам Аристотель в царстве теней обходил его в двусмысленных выражениях, чтобы не опростоволоситься, хотя смерть уже с костьми сглодала мудреца, а он все-таки был жив. Вот и поди разберись в его писаниях!

Лоренцо (рассмеявшись). Хорошо!.. Но скажи-ка ты, Анджело, только хоть немного серьезно!

Полициано. Ты бессмертен, мой Лауро! Мне ли говорить тебе это? Не всякий бессмертен; чернь — нет, бесславные, мелкие люди — нет. Но ты вольешься в преображенное сообщество увенчанных лаврами духов!

Лоренцо. А почему я?

Пико. О, клянусь синеглазой Афиной! Ты писал карнавальные песни, которые я ни на миг не усомнился поставить выше великого стиха Алигьери!

Фичино. Ты божественного начала, не забывай об этом. Шесть шаров твоего герба суть яблоки из сада Гесперид, откуда вышел твой род.

Полициано. Тебя примут с почетом, певец «Ненчии», отец отечества! Тебе торжественно выйдут навстречу Цицерон, Фабии, Курий, Фабриций и все остальные, они радостно обнимут тебя и введут на небеса славы, пронизанные гармонией сфер.