Александр Бруссуев - Не от мира сего-3

• Название: Не от мира сего-3
• Автор: Александр Бруссуев
• Жанр: Фэнтези

Третья книга по мотивам древних Былин. Илейко Нурманин, Дюк Стефан, Садко и загадочный народ гуанчи — познание Истины продолжается. Разве можно эти поиски прекратить? Весело и познавательно, было очень интересно писать. Не для чтения поэтам (особенно — поэтессам), учителям литературы и прочим Судиям. Приятного знакомства с приключениями Богатырей! С уважением Брусс.

---

Вера готов и норманнов ничем не отличалась от той, что трактовалась в Батиханстве. Разве что — в мелочах. Отказывались они есть «плоть Христову» и запивать «кровью Христовой», так дикие люди, книжники! Ничего, время теперь радостное, время теперь — только успевай отхватить себе что-нибудь. Глядишь, и книжники угомонятся, позабудут свои письмена. Для этого и создали инквизицию. Точнее — две инквизиции.

Позднее, конечно, выживет только одна. Яков Шпренгер, декан Кельнского университета, и приор Генрих Крамер (Иститорис) подведут итог борьбе былых веков и провозгласят суть, самую благородную и благочестивую — искоренение дьявола на Земле. Их творение, их «Молот ведьм» сделается ужасным бестселлером на долгие-долгие годы и века.

Diabolus, он же в просторечии «Дьявол» станет популярнее иных созданий Господа, он сделается вездесущим. Куда б человек не сунулся, тут же его начинают преследовать козни. Пошел к соседу воровать, а тот накрыл — подлый сатана тому помог. Отлупил сосед, больно сделалось вору: тело болит от синяков и ссадин, душа страдает — с дьяволом встретился. Срочно поспешать к судьям, они в обиду не дадут. И правда, нечего руки распускать, судить его судом инквизиции и казнить его судом светским. Вор-то в восторге, но и его тоже судить, чтоб знал! Чем больше судов, тем сильнее власть.

Ведь именно для обладания властью и была создана эта самая инквизиция, по крайней мере — одна из двух. Пес с ней, с религией, уничтожать надо в первую очередь людей! Тех, кто выше ростом, у кого синие глаза, кто обучен грамоте, кто помнит древние обычаи, кто близок к Господу, оттого что знает, где его искать. В огонь, непременно в огонь, впрочем, неважно — хоть как, лишь бы не только в живых не оставлять, но и память всякую искоренить.

Жан де Бетенкур рано вступил в инквизицию, но быстро освоил, что от него требуется. Отец Меур умел доходчиво разъяснять, приводить примеры, даже по первости делать кое-какие приказы. Лишь бы польза была для всего их церковного братства.

Пускай гордые рыцари в свои Крестовые походы бегают, пускай рубятся с настоящим Злом, нет-нет, да и встречающимся на Земле — их потуги не принесут ничего, только растраченные силы, да загубленное здоровье. Их инквизиция — ерунда на постном масле, народ забудет, обратит в сказки и перестанет их читать, потому что народ делается неграмотным и от этого послушным.

Жан ни одного мгновения не сомневался в правильности своих поступков. Он брался за любое дело, даже не отдавая себе отчет: справится, либо нет? Отец Меур издаст воинственный клич, подопечный бежит на полусогнутых исполнять. Приказал бы духовный наставник взлететь на месте — замахал бы руками, как птица петух и, глядишь, полетел бы на соседний плетень. Словом, Жан приносил огромную пользу делу. Да и себя, истого борца не забывал.

Местные дамочки его интересовали не очень, нормандки им не интересовались вовсе. Но это была не проблема. Их можно было подкараулить, дать дубинкой по голове со спины, а потом общаться, как душе заблагорассудится. А чего церемониться: все равно — ведьма, будет вылечена самым радикальным способом — смертью.

Откуда на берегах Сены возникли соплеменники Бетенкура — все давным-давно позабыли. Да, они были физически слабее коренных жителей, тех, что — кельты, фризы и прочие северяне, но их, пришедших ниоткуда, было много. У них была одна задача — выжить любой ценой. Даже ценой Веры, которую они легко приняли, как основополагающую. Приняли и тут же начали подстраивать под себя. Вера тоже должна способствовать подчинению окружающих условий, причем с максимальной для этого дела выгодой. А староверов надо выжить. И самим это все пережить.

Вскрикнет в сердцах рыцарь после увещеваний попа: «Какого лешего мне идти поклоняться? Это же мертвое тело!» «Но оно свято, ибо — это мощи!» — вкрадчиво заметит поп. «Так я лучше Жизни поклонюсь, Христос смертию смерть попрал, стало быть — Жизнь победила!» — насупится меченосец. «А не положено это, раб Божий», — покачает головой священник. «Не раб я», — проговорит рыцарь и тут же помирает.

Не мудрено: несколько ножей торчат из спины, с этим и не всякий святой выжить сможет.

«Был ты Валгеа, а станешь Валуа» — торжественно изречет поп, обращаясь к кривоногому парню, что вытирает о засаленную кожаную рубаху испачканную в крови руку. Рядом — Жан де Бетенкур, тоже вытирается. И еще пара людей.

«Весьма рад!» — соглашается новоиспеченный Валуа. — «Раб твой».

Такое вот право инквизиции решать дела. И опять же: ни тени сомнения в совершенном. Все оправдывается служением Богу, только вот какому Богу? Впрочем, для Жана это совершенно неважно. Он давно уже получил себе бляху с эмблемой то ли острия копья, пробивающего яйцо, то ли римской цифры «пять», вписанной в овал. Вроде, пустяк, но душу греет и даже кошелек наполняет.

К тому, что ни одной реальной ведьмы вблизи он не видел, инквизитор относился спокойно. Лучше уж наносить упреждающие удары, на том свете Бог разберется. С дьяволом же ухо нужно держать востро, с ним шутки плохи.

Как же: dia — это «два», bolus — и вовсе «смерть». Убивающий тело и душу. Ну, нечаянно просмотришь врага, а он извернется, да и убьет твое тело! Очень печальная перспектива. Душа-то, как бы так помягче — давно уже омертвела, вот тело терять не хочется до умопомрачения. Хорошее еще тело-то, в меру пузатенькое, бледное и совсем безволосое — знатное тельце.

Только в рыцари с таким телом не принимают, негодяи. Точнее, с таким запахом, что этому телу присущ. Жан использовал различные благовония, но все равно заносчивое рыцарство воротило носы. Да еще глаза его не вызывали доверия — черные, мол, излишне. Бетенкур не спорил, но почему-то это обстоятельство своей «лыцарской непригодности» его жутко задевало.

Зато в инквизиторы — пожалуйста. Ездят меченосцы по лесам дремучим, к гробу Господнему пробиваются через тучи злобных муслимов, за Веру терпят страдания, пытаются очистить этот мир от скверны, но получается как-то убого, как-то не совсем серьезно.

Ну, обнаружилась в лесу некая сущность, детей похищает, кушает их, вероятно, либо по какой другой надобности приспосабливает — так с ее истреблением ничего не меняется. Обязательно в городе объявится некто, занимающийся чем-то подобным. А найти его — кишка тонка, ибо силен он, чин имеет, либо сан. Легче с ним договориться, пусть пользу приносит отдельно взятым людям, а свои грехи и страсти оставляет при себе.

Первая инквизиция, вся сплошь рыцарская, уничтожает нечисть. Зато вторая, менее продвинутая, умеет с этой нечистью договариваться. Для обоюдной, так сказать, выгоды, для прогресса и развития государства. И пусть на поясе у них не мечи, стоимостью в полгорода, а какие-то кривые и косые ножи болтаются — пользы от них больше.

Но в один прекрасный осенний день Жан, как обычно пришедший навестить своего настоятеля, увидел на прицерковном дворе нездоровую суету и даже ажиотаж. Отец Меур визгливым голосом отдавал распоряжения слугам, подгоняя их неуклюжими пинками. Те с кислыми рожами таскали какие-то тюки и свертки и грузили их на телегу, в которую уже была запряжена унылая лошадь.

— Чего это такое, отец? — спросил удивленный Бетенкур.

— А, — махнул рукой поп и тут же рукавом вытер пот со лба. — Дармоеды.

Последнее слово было произнесено очень громко, но никто из слуг не предпринял попытки ускорить шаг. А кое-кто, забежав за угол, слил в корыто вино из внушительной бутыли, чтобы в эту самую бутыль потом с идиотской усмешкой помочиться. Исполнив задуманное, бездельник по-собачьи полакал кагор, но быстро поднялся на ноги и поволок свою ношу в телегу: пейте на здоровье, ваше преосвященство.

Вино теперь никуда не денется, можно будет отметить отъезд настоятеля, как следует и сколько следует. Так же подумала малая порося, пробегающая мимо по своим делам, но привлеченная к корыту соблазнительным запахом. В отличие от человека ей вовсе не надо было таскать тюки, поэтому она тут же соблазнилась тостом «за отъезд». К ней присоединился шелудивый пес, вообще-то непьющий, но на самом деле очень даже ничего: просто раньше никто не наливал. Сразу же набежали куры, возглавляемые пыльным облезлым петухом, но их тут же прогнал осел, в два глотка втянувший в себя остатки пойла.

Свинья, пьяно икая, побрела к теряющему последние крохи терпения отцу Меуру, уткнулась ему в ноги и откинула копыта. Поп в сердцах пнул животное, но то лишь блаженно ощерилось, отрыгнув что-то из улыбающейся пасти.

Настоятель учуял запах, донельзя знакомый и даже очень уважаемый. Сразу же обнаружился и источник — невменяемая порося у ног.

— Почему свинья пьяная? — удивленно спросил он у проходящего мимо слуги.

Тот с плохо скрываемой завистью посмотрел на животное и ответил:

— Потому что она — свинья, ваше превосходительство.