Василий Горъ - Щит

• Название: Щит
• Автор: Василий Горъ
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-64292-2

Порой мы не там ищем помощи. Или ждем ее от сильных, не думая, что цена благодарности окажется непомерной, или надеемся только на себя, не замечая протянутой руки друга.

Кром Меченый, Нелюдь, слуга Бога-Отступника, убийца во имя справедливости и отродье Зла, в глазах тысяч людей почти закончил свой Путь. На плахе. За то, что… спас дочь погибшего барона Д`Атерна. Спас еще и еще раз в охваченной мятежом стране. Не ожидая и противясь благодарности. Боясь и не подпуская к себе любовь. Но то, на что в ответ отважилась Мэй, оказалось выше ожиданий, за гранью логики и понимания, превратив мечту в надежду…

---

Судя по цвету его лица, крови ему пустили достаточно. Поэтому, вместо того чтобы потребовать свободы передвижения, я о ней попросила.

Граф криво усмехнулся:

— Я не могу дать вам того, что у вас уже есть: вы совершенно свободны! А в эту комнату вас поселили только потому, что я знал о предполагаемом появлении убийц и беспокоился о вашей жизни…

— Если вы о них знали, то почему позволили себя ранить?

— Их было слишком много, а я не люблю прятаться за спинами своих вассалов…

— Ясно… Тогда получается, что теперь, когда убийцы мертвы, а опасность миновала, я могу идти, куда хочу?

— Увы, уничтожить удалось далеко не всех. Поэтому в течение нескольких дней дом вам лучше не покидать…

— Мне нужно в королевскую тюрьму! И чем быстрее — тем лучше!!!

— Если с вами что-нибудь случится, я себе не прощу. Поэтому давайте сделаем так: через час-полтора, когда рассветет, я отправлюсь во дворец. По дороге туда… или обратно я заеду в тюрьму и узнаю, что там с вашим спутником. А вечером вам расскажу…

Глава 3 Кром Меченый

Шестой день четвертой десятины третьего лиственя

От толчка в спину я увернулся без особого труда — увидел, как дернулась тень тюремщика, следующего за мной, и сместился в сторону. Жирная туша, обтянутая начинающей ржаветь кольчугой, не удержала равновесие и упала на колени, выронив из рук окованную сталью дубинку.

Я неторопливо подошел к отполированной не хуже моего посоха деревяшке и стопой пододвинул ее поближе к хозяину. А когда тот перестал проклинать скользкий пол, меня и Двуликого, негромко сказал:

— Следующий раз сломаю. Тебя…

Тюремщик побагровел, вскочил на ноги, угрожающе набычился и зашипел:

— Да ты… Да я… Да ты знаешь, что…

— А потом прокляну… — бесстрастно добавил я. — Кстати, могу это сделать прямо сейчас…

Жирнягу проняло. Причем мгновенно — он прикусил язык, зачем-то оглянулся и отрицательно замотал головой:

— Не надо! Я все понял!!!

— Тогда веди…

Повел. Периодически сбиваясь с шага на бег. Вернее, на то, что он считал бегом. При этом напрочь игнорировал чуть ли не все требования к сопровождению заключенных: вместо того, чтобы сопровождать меня, следуя в нескольких шагах позади, он бежал передо мной и смотрел куда угодно, но не на меня. Во время открывания решеток, перегораживающих лестницу перед каждым следующим этажом, он позволял мне стоять рядом, а открыв их настежь, не запирал, а торопливо уносился дальше.

Будь у меня желание его убить или оглушить, я бы сделал это без особого труда. Несмотря на кандалы, сковывающие мне руки за спиной. И во двор выбрался бы тоже без труда, благо забрать связку ключей с тела смог бы даже ребенок. Только вот особого толка в этом не было: чтобы пройти два десятка шагов от входной двери и до внешних ворот по плацу, патрулируемому стражей и простреливаемому со стен, требовалось быть богом. Или невидимкой…

Поднимать вверх по лестнице пять-шесть ведер[19] жира, да еще и бегом, было затруднительно. Поэтому к моменту, когда мы добрались до площадки шестого этажа, тюремщик уже не дышал, а хрипел. Однако, вместо того, чтобы остановиться и перевести дух, попробовал вставить ключ в замочную скважину очередной решетки. Увы, не попал — руки тряслись, как во время лихорадки.

Стер пот со лба. Потом бросил на пол дубинку (!) и вцепился в ключ двумя руками!

Я мысленно восхитился: кажется, такого страха я еще ни в ком не вызывал.

«Вызывал…» — тут же мелькнуло в голове. А перед внутренним взором возникла леди Мэйнария. Лежащая в кровати и с ужасом глядящая на меня. Потом я явственно услышал ее «мама!!!» и увидел, как она теряет сознание…

Видимо, я ушел в воспоминания слишком глубоко, так как не сразу понял, что дверь уже открыта, а мой сопровождающий тихонечко канючит:

— Эй!!! Как там тебя? Нелюдь!!! Идем, а?

Я открыл глаза, оглянулся по сторонам, сообразил, что нахожусь в тюрьме, и заскрипел зубами: коротенький отрезок жизни, подаренный мне в самом конце Пути Светлой половиной Двуликого, закончился…

Услышав скрип моих зубов, тюремщик почему-то решил, что это — часть ритуала призвания Проклятия Двуликого. И дико перепугался: побледнел, вжался спиной в решетку и принялся безостановочно осенять себя знаком животворящего круга. При этом он с непередаваемой мукой смотрел на валяющуюся рядом со мной дубинку и, не переставая, кусал губы.

Мне стало смешно — один из богов королевской тюрьмы боялся! Причем не человека, а слуха, распущенного жрецами Бога-Отступника для защиты его слуг от человеческой неблагодарности!

— Покидая этот храм, ты окажешься один на один с миром, в котором Двуликого считают воплощением зла… — глядя на меня с затаенной грустью, вздохнул брат Арл. — Выжить в этом мире тебе будет непросто. И не потому, что ты недостаточно силен или быстр — просто все то время, которое потребуется тебе, чтобы пройти свой Путь, ты будешь ощущать только два чувства — страх и ненависть…

— Мне нет дела до чьих-то там чувств… — подтянув ремешок на правом наруче, угрюмо буркнул я. — Есть я, мой Путь и мир, по которому он пролегает…

Жрец выслушал меня все с той же грустной улыбкой и пояснил:

— Ты меня не понял! Тебя будут бояться и ненавидеть ВСЕ до единого!!!

Я равнодушно пожал плечами:

— Главное, чтобы не били в спину…

— В спину бить, скорее всего, не будут: гораздо сильнее, чем тебя, они боятся Проклятия Двуликого…

— Что за проклятье? — без особого интереса спросил я.

— Слух, некогда распущенный жрецами Двуликого… — по-мальчишески улыбнулся жрец. — О том, что каждый из вас, Идущих, перед смертью способен воззвать к Богу-Отступнику. А тот, мстя за своего слугу, обязательно предает самой страшной смерти всех, хоть как-то причастных к гибели Идущего.

— Слухи, не поддерживаемые чем-то реальным, забываются, — подумав, хмыкнул я.

— Мы его поддерживаем, — нехорошо усмехнулся Арл. — Если, не приведи Двуликий, кто-то из Идущих погибает, мы расследуем обстоятельства его смерти и, при необходимости, становимся орудиями воли Бога-Отступника.

— Значит, это совсем не слух…

— Считай, как тебе больше нравится. Но главное, что именно благодаря ему Идущие перестали гибнуть от ядов, подмешанных в пищу, от ударов в спину и выстрелов из придорожных кустов. Так, мы отвлеклись! На чем я остановился? Ах да: выйдя за эту калитку, ты очень быстро ощутишь, что вызываешь в людях только ненависть и страх. Ощущение пустоты вокруг будет все сильнее и сильнее и в какой-то момент станет настолько невыносимым, что ты задумаешься о смысле своего Пути. Это тоже будет испытанием — если ты справишься со своим отчаянием и найдешь в себе силы, чтобы идти дальше, то на тебя обратит внимание еще и Светлая сторона Двуликого.

— Мне все равно, кто, когда и почему обратит на меня внимание! Я хочу лишь одного — закончить свой Путь и уйти к родным, — вырвалось у меня.

Брат Арл нахмурился и с сомнением уставился мне в глаза:

— Мне почему-то кажется, что ты еще не готов…

— Почему это? — перепугавшись, что он снова отложит начало Пути на месяц, взвыл я. — Хочешь, скажу, о чем ты собираешься говорить дальше? О том, что с какого-то момента каждый шаг моего Пути будет оцениваться и Темной, и Светлой стороной! И что это наложит на меня дополнительную ответственность: если какой-то из них мое поведение вдруг покажется недостойным, то Посмертия я не получу.

— Ты видишь только одну грань нашей веры — страх, — грустно вздохнул Арл. Потом задумчиво посмотрел на статую Бога-Отступника и… тряхнул головой: — Ладно, иди: я сделал для тебя все, что мог. Остальное поймешь… или не поймешь сам.

От него веяло сочувствием. Искренним и до ужаса сильным. Я прикоснулся левой рукой к медальону, сделал шаг к калитке и… остановился:

— Спасибо. Я ценю твою помощь. Просто… я мертв. Уже давно. И безумно устал от того, что ты называешь жизнью.

— Что ж, быстрого Посмертия тебе, Идущий! — выдохнул жрец. И добавил что-то непонятное: — И благословения Светлой половины Двуликого.

— Иду, — стряхнул с себя оцепенение я и вошел в грязный и жутко воняющий нечистотами коридор.

С душераздирающим скрипом закрылась дверь. Глухо лязгнул задвигающийся засов. Щелкнула дужка навесного замка, и из малюсенького смотрового окошка раздался облегченный вздох.

«Ну да, довел. И почти без проблем…» — мысленно усмехнулся я, растер слегка затекшие запястья и обвел взглядом камеру, в которой мне предстояло дожидаться суда.

Десять на двенадцать локтей. Испещренные надписями и рисунками каменные стены. Небольшое зарешеченное окошко под самым потолком. Четыре ряда узких трехъярусных нар. Нависающий над головой потолок и зловонная дырка в полу в дальнем правом углу камеры, если смотреть от входной двери.