В Порус - Рациональность, Наука, Культура

• Название: Рациональность, Наука, Культура
• Автор: В Порус
• Жанр: Философия

---

Так методологические исследования по "проблеме демаркации" были изначально нагружены культурными смыслами, и, повторю, было бы ошибкой видеть в них чисто академические упражнения интеллектуалов. Конечно, не все они признавали это обстоятельство: ведь согласиться с тем, что научные поиски инспирировались культурно-ценностными предпочтениями, значило отказаться от исходных принципов "демаркационизма". Тем не менее, именно культурный контекст определял собой основные смыслы методологических исследований, что бы ни думали по этому поводу участники этого процесса.

Программа элиминации метафизики посредством логической реконструкции языка науки связана с именами Б. Рассела и Л. Витгенштейна. Метафизические проблемы, по мысли Рассела, возникают тогда, когда нарушаются правила логики и грамматики языка; в логически совершенном языке науки традиционные метафизические высказывания часто обнаруживают свою тривиальность или бессмысленность и, таким образом, утрачивают научную значимость. Будучи отделена от науки, философия, по Расселу, все же имеет рациональный смысл, если в ее рамках проведена работа по логической реконструкции философского языка (эта позиция близка той, на которой стоял Я. Лукасевич). Более резко высказывался Витгенштейн в "Логико-философском трактате": область рационального знания полностью совпадает с наукой, а философские вопросы просто бессмысленны. Витгенштейн дал первую формулировку требования верификации как критерия осмысленности научных высказываний.

Вслед за Витгенштейном логические позитивисты (М. Шлик, Р. Карнап, Х. Рейхенбах и др.) сформулировали ряд принципов, которые должны были определить точные границы науки. К ним относятся: а) принцип универсальности и неизменности критериев научности (рациональности); б) принцип редуцируемости научного знания к эмпирическому "базису" (в конечном счете, к чувственным данным, фиксируемым в "языке наблюдения"); в) принцип эмпирической проверяемости или "верифицируемости" (научно осмысленными считаются только те термины и содержащие их предложения, которые позволяют переходить от одних эмпирических знаний к другим при условии, что без таких терминов и предложений переход невозможен в данной теоретической системе); г) принцип "единой науки" (возможен "унифицированный язык", на который могут быть переведены все научные дисциплины); д) принцип элиминируемости субъекта (научное знание должно быть свободно от каких бы то ни было черт, связанных с его генезисом; роль субъекта состоит только в получении чувственной информации и ее обработке по канонам логики).

Такое решение "проблемы демаркации" наряду с метафизикой выводило за рамки науки математику и логику, которые понимались как формальный аппарат систематизации и анализа научного знания. Для логико-математических исчислений вводилась категория "пустого значения": предложения этих исчислений понимались как тавтологии, не несущие научной информации.

Поскольку программа логического позитивизма оказалась невыполнимой (генезис, структура и реальное функционирование научного знания не могли быть объяснены в узких схемах эмпирицистского подхода), провалилось и свойственное этой программе решение "проблемы демаркации". Усматривая основную причину неудачи в "нерешенности проблемы индукции", К. Поппер в 1934 г. заметил, что "в своем стремлении уничтожить метафизику позитивисты вместе с ней уничтожают и естественные науки, так как законы науки точно так же, как и метафизические утверждения, несводимы к элементарным высказываниям о чувственном опыте"423. Вместо индуктивистских и верификационистских критериев научности им был предложен "принцип фальсифицируемости": "эмпирическая система должна допускать опровержение путем опыта"424. Таким образом, решение "проблемы демаркации" перемещалось в иную плоскость: оно теперь понималось не как проведение разграничительной линии между научно-осмысленными и бессмысленными высказываниями (на что была ориентирована методология логического позитивизма), а как выделение необходимого условия, при котором когнитивная деятельность может считаться научной. Таким условием, согласно Попперу, является направленность научной деятельности на критику своих же собственных результатов425. Метафизика исключается из науки именно из-за ее "неопровержимости", хотя в то же время метафизические гипотезы могут рассматриваться как важный эвристический источник науки; метафизика не бессмысленна, но ненаучна; если метафизические предложения включаются в научное знание (например, гипотеза атомизма), то они перестают быть метафизическими и должны быть подвергнуты испытаниям в опыте.

Последовательное применение фальсификационизма как критерия "демаркации" означает, что научная теория с несомненностью может быть отнесена к сфере науки только после того, как будет опровергнута опытом. Пока теория не опровергнута, можно говорить лишь о "принципиальной возможности" такого опровержения, но такой критерий слишком расплывчат, чтобы с его помощью проводить четкую границу научного знания. Кроме того, очевидно, что требование немедленно отбрасывать теорию, как только она встречается с "контрпримером", не согласуется с реальной практикой науки; хорошо известно, что научное сообщество часто вынуждено сохранять даже опровергнутую теорию до создания более успешной теории.

Само по себе требование "критичности" (как это было отмечено самими же представителями "критического рационализма"426) не способно разграничить научные и ненаучные дискуссии. Для К. Поппера решающим аргументом при определении дальнейшей судьбы научной теории является "факт", опытные данные (хотя уровень "фактов" определяется конвенционально, а не является "фундаментальным" как полагали логические позитивисты). Но что такое факты, способные опровергнуть любую теоретическую гипотезу? Раньше многих Поппер понял и признал так называемую "теоретическую нагруженность" фактов, то есть их зависимость от теоретического знания, позволяющего не только отбирать наблюдения, которые в своей совокупности дают описания "фактов", но и истолковывать их именно как факты, а не что-то иное. Поэтому было бы вернее говорить о "фактах", как об определенных следствиях из принятого теоретического знания. Но тогда получается, что в споре фактов и теоретических гипотез на стороне фактов выступают иные теории, сами по себе также нуждающиеся в эмпирической проверке. И, следовательно, не факты судят теорию, а одни теории судят другие, то есть в науке имеет место спор различных догадок и гипотез. Таким образом, все научное знание имеет предположительный (гипотетический) характер.

Из этого следует, что суждения науки, относящиеся к реальности, каким-то образом "причастны" к истине, но никогда нельзя окончательно установить степень этой причастности. Поэтому для того, чтобы не смешивать свою точку зрения с позицией "наивного реализма" (для которого истинность суждения - это совпадение его содержания с реальностью как таковой), Поппер придумал изощренную логическую концепцию, позволяющую устанавливать изменения "истинностного" содержания в научных суждениях по мере их опытного испытания. Само же это содержание Поппер назвал не истинностью, а "правдоподобием" (verissimilitude)427.

Понятие "правдоподобия" (истинностного содержания научных суждений) и логико-методологические способы измерения этого правдоподобия понадобились Попперу для того, чтобы придать смысл понятию "научного прогресса". Наука прогрессирует тогда, когда увеличивается степень правдоподобия ее суждений. "В науке (и только в науке), - подчеркивает Поппер, - можно говорить о подлинном прогрессе: о том, что мы знаем больше, чем раньше"428. В этом смысле смена "концептуальных каркасов" или фундаментальных теорий способствует научному прогрессу, если она позволяет получать более правдоподобные научные суждения и при этом избавляет от конфликтов с известными фактами. Вот почему так важны "научные революции" - это те случаи в истории науки, когда смена фундаментальных оснований способна резко увеличить "запас истинности", содержащийся в корпусе научного знания. Правда, это совсем не гарантирует от того, что суждения, ныне признанные истинными, завтра окажутся ложными под давлением "фактов". Но в этом судьба науки - она безостановочно идет вперед, отбрасывая свои собственные предположения, и выдвигая все новые, будучи уверена, что таким способом только и можно осуществлять познание мира.

Это мужественный (можно сказать, стоический) идеал науки. Конечно, он может быть подвергнут (и многократно подвергался) сомнению. Но его ценность так велика, что ее не могли поколебать в глазах Поппера и его сторонников никакие, даже самые, казалось бы, "реалистические" ссылки на "действительную", а не идеализированную науку и ее историю. В споре идеала и реальности ни одна из сторон не имеет решающего преимущества: если действительная история отличается от своей "рациональной" схемы, то либо такая действительность не разумна, либо дефектен разум, претендующий на то, чтобы диктовать свои законы действительности. Однако идеал все же более значим, чем отклоняющаяся от него реальность, ибо он выступает как ориентир человеческого поведения, указывающий в сторону возвышения духовного бытия. Если люди выбирают этот ориентир, они способны переделывать действительность, придавая ей сходство с Разумом.