Александра Давид-Ниэль - Тайные учения Тибета (сборник)

• Название: Тайные учения Тибета (сборник)
• Автор: Александра Давид-Ниэль
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-5383

В этом сборнике представлены три самые интересные работы А. Давид-Ниэль, бесстрашной исследовательницы Тибета, первой представительницей Запада, побывавшей в этой загадочной стране, долгие годы закрытой для иностранцев.

Работы А. Давид-Ниэль посвящены многообразной духовной культуре Тибета; в них описываются различные духовные практики, системы духовного самосовершенствования и мистические традиции тибетских мастеров мудрости и посвященных в тайные знания.

Перевод: А. Степанова

---

Я сама видела человека, бывшего – если ему верить – героем странного приключения с ядом.

Как-то он путешествовал и по дороге зашел на какую-то ферму попросить напиться. Хозяйка приготовила для него пиво, залив кипятком зерно, заквашенное в деревянном сосуде (тибетцы в Гималаях пьют горячее пиво), и затем поднялась к себе на верхний этаж.

Оставшись один, путник с удивлением увидел, что пиво в деревянной чашке бьет ключом и кипит. Для тибетцев такое необычное кипение служит признаком отравы.

На огне стоял котелок с кипятком, откуда женщина брала воду, заваривая зерно. Гость зачерпнул из котла кухонным ковшом и вылил его содержимое в подозрительное пиво. Сейчас же наверху раздался стук от падения чего-то тяжелого. Оказалось, что упала мертвой угощавшая его женщина.

В Тибете оккультный яд служит для путешественников предметом постоянной тревоги. Сколько раз меня серьезнейшим образом отчитывали очень почтенные люди, предупреждая об опасности, какой я себя подвергала, пользуясь гостеприимством незнакомых людей, и заклинали быть осторожнее и внимательно осматривать предлагаемое угощение.

Как утверждают, отравители оказывают особое предпочтение лицам духовного звания, так как их дьявольские хозяева ставят им смерть какого-нибудь святого ламы в особую заслугу.

Специальные, сделанные из особого дерева чаши считаются чувствительными к яду, обнаруживая его присутствие непроизвольным кипением налитой в них жидкости. Поэтому чаши такие ценятся на вес золота.

Иногда в хранении яда начинают подозревать какую-нибудь почтенную мать семейства. Никто не знает, где она его прячет, никто не пытается его отыскать и от него избавиться. Все убеждены – против этой напасти не существует никакого средства, никакой защиты. Все подстерегают малейшее движение несчастной женщины, сторонятся ее, и часто она сама начинает верить в существование своего яда.

Со смертью хранителя отравы опасность не устраняется. Этот неиссякаемый яд передается по наследству, и наследник не имеет никакой возможности от него отказаться. Волей-неволей он вступает во владение ядом и вынужден стать отравителем в свою очередь.

Повторяю, одержимый применяет яд по назначению, всегда действуя бессознательно, как орудие чужой воли.

Тибетцы верят, что не только живые существа восприимчивы к состоянию одержимости, но и неодушевленные предметы тоже могут служить орудием злой воли.

В следующих главах читатели познакомятся с методами магов, внушающих, как они думают, вещам свою волю. Не рекомендуется держать в домах мирян или не получивших посвящение монахов предметы, которые уже использовались при совершении магических обрядов, так как порабощенные с их помощью злые существа могут выместить свою обиду на беззащитных хозяевах.

Этому народному поверью я обязана приобретением нескольких любопытных предметов. Не раз лица, получавшие такие вещи по наследству, навязывали их мне под видом подарков.

Но однажды удача выпала на мою долю при таких удивительных обстоятельствах, что об этом стоит рассказать.

Во время одного путешествия нам повстречался небольшой караван лам. Остановившись для беседы с ними, как того требует обычай на этих дальних тропах, где путники встречаются так редко, я узнала, что они везут пурба – зачарованный кинжал, бывший уже причиной многих бедствий.

Роковой ритуальный предмет принадлежал их главе, недавно преставившемуся ламе. Кинжал начал свои козни еще в монастыре: из троих прикоснувшихся к нему монахов двое умерли, а третий упал с лошади, сломал ногу. Затем один из больших храмовых стягов, предназначенных для благословения верующих, укрепленный во дворе гомпа, вдруг сломался, что было очень плохим предзнаменованием. Перепуганные монахи, не осмеливаясь уничтожить пурба, чтобы, чего доброго, не накликать еще больших бед, заперли его в шкаф, где после этого стал раздаваться страшный шум. В конце концов было решено отвезти злокозненный кинжал в маленькую уединенную пещеру, посвященную одному божеству. Однако кочующие в той местности пастухи воспротивились. Они напомнили, как другой такой же пурба – никто не знал, где и когда это было, – при подобных же обстоятельствах, перемещаясь без посторонней помощи по воздуху, убил и изранил множество людей и животных.

Несчастные транспортировщики зловещего кинжала тщательно завернули его в бумагу с напечатанными на ней заклинаниями и запрятали в специальный ящик. Они выглядели очень удрученными. При взгляде на их скорбные лица у меня пропало желание посмеяться над ними. Кроме того, я хотела посмотреть на заколдованное оружие.

– Покажите мне пурба, – сказала я. – Может быть, я найду средство вам помочь.

Они боялись достать его из футляра. Наконец, после бесконечных переговоров мне позволили вынуть его из ящика собственноручно.

Это была старинная, очень редкая вещь. Только самые большие монастыри обладают такими пурба. Во мне проснулась страсть коллекционера. Мне очень хотелось его иметь, но я знала – ламы не продадут его ни за что на свете. Нужно было что-нибудь придумать.

– Остановимся на ночлег вместе, – предложила я, – и пусть пурба пока останется у меня. Я подумаю.

Я им ничего не обещала, но перспектива хорошего ужина и возможность отвлечься от тревог в беседе с моими слугами их соблазнила.

Когда стемнело, я удалилась в сторону от палаток, демонстративно захватив с собой кинжал, так как оставить его в лагере на время моего отсутствия, да еще без ножен, значило бы еще больше напугать и без того не помнящих себя от страха наивных тибетцев. Решив, что отошла от лагеря уже достаточно далеко, я воткнула в землю орудие и причину стольких волнений и бедствий, и уселась на циновку, раздумывая, как бы мне уговорить лам уступить его.

Я просидела так несколько часов. Вдруг поблизости от магического кинжала мне почудился силуэт какого-то ламы. Я видела, как он приблизился, осторожно наклонился: из-под складок тоги, окутывающей немного нечеткий в темноте стан человека, медленно освободилась рука и потянулась к кинжалу. С быстротой молнии я вскочила и, опередив вора, выхватила из земли оружие.

Ах, значит, не одна я хочу завладеть оружием! Среди мечтающих от него отделаться кто-то менее наивный знает ему цену и желает продать его украдкой. Он думал, что я заснула, и был уверен, что я ничего не замечу. А завтра утром исчезновение кинжала объявили бы вмешательством оккультных сил, и родилась бы еще одна легенда. Даже жаль, что такой прекрасный план провалился.

Но кинжал был у меня. Я так крепко его зажала, что мои возбужденные приключением нервы реагировали на ощущение впившихся в ладонь выпуклых узоров кожаной рукоятки и мне почудилось, что она слегка зашевелилась в моей руке… Но где же вор? Покрытая ночной мглой долина была пустынна. Бродяга, должно быть, убежал, пока я наклонялась, чтобы вытащить кинжал из земли.

Я поспешила в лагерь. Очень просто: тот, кто в лагере отсутствует или вернется после меня, и есть вор. Я застала всех бодрствующими за чтением священных текстов, ограждающих от нечистой силы, и вызвала Йонгдена к себе в палатку.

– Кто из них отлучался? – спросила я.

– Никто, – ответил Йонгден, – они едва живы от страха. Я сердился на них: они ходили по своим надобностям возле самых палаток.

Ну, значит, мне померещилось. Впрочем, может быть, мне это будет на руку.

– Слушайте, – обратилась я к людям. – Вот что сейчас произошло… – И откровенно рассказала ламам, что мне привиделось и какие в результате у меня возникли подозрения.

«Это наш великий лама, нет никакого сомнения, это был он, – закричали они. – Он приходил за своим кинжалом и, может быть, убил бы вас, если бы успел его схватить. О, жетсюн-ма, вы на самом деле великая гомтшен-ма, хотя некоторые и называют вас пелинг (иностранка). Наш тсавай-лама (отец и духовный владыка) был могущественным магом, и все-таки ему не удалось отнять у вас свой пурба. Теперь оставьте его себе, оставьте его себе… Он больше никому не причинит зла».

Они говорили все вместе, возбужденно, ужасаясь при мысли, что их колдун-лама, еще более страшный после переселения в мир теней, прошел так близко от них, и в то же время радуясь избавлению от заклятого кинжала.

Я разделяла их радость, но по другой причине: теперь пурба принадлежал мне. Но порядочность не позволила мне воспользоваться их растерянностью.

– Подумайте, – обратилась я к ламам, – может быть, я приняла за ламу какую-нибудь тень… может быть, я заснула сидя, и мне все это приснилось…

Они ничего не хотели слышать. Лама приходил, и я его видела, ему не удалось схватить пурба, и по праву более сильного я стала законной обладательницей кинжала… Сознаюсь, меня не трудно было убедить.

Определенный и довольно многочисленный класс тибетских мистиков предается мечтаниям и зловещим обрядам, отводя в них значительную роль трупам. Рядовой колдун видит в обрядах только средство добиться оккультного могущества. Но другие, более просвещенные, усматривают в них либо тайное наставление, преподанное в форме символов и притч, либо своеобразный способ духовного совершенствования. Нельзя сомневаться, к тому же, что во всех рассказах о колдунах вымысел занимает гораздо больше места, чем действительные события.