Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 1

• Название: Миры Клиффорда Саймака. Книга 1
• Автор: Клиффорд Саймак
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-88132-023-9

Содержание:

Снова и снова, роман, перевод с английского Н. Сосновской

Игрушка судьбы, роман, перевод с английского А. Козловского

Иллюстрации: В. Иванов

---

— Ага, — согласился Прингл. — Как еще можно было доказать ему, что мы не шутим? — Он откашлялся.

— А вообще-то жалко, — добавил Прингл минуту спустя. — Неплохой парень был.

Какое-то время они молчали, а к Саттону тем временем возвращалась не только жизнь, но и силы… Скоро он почувствовал, что в состоянии встать, двигаться и дать волю охватившему его гневу. Он готов убить этих двоих?..

— Ну, а в общем и целом, все не так уж плохо, — продолжал Прингл. — Морган и его ребятки отвалят нам солидный куш!

— Не в моем это вкусе, если честно, — поморщился Кейз. — Мертвец — он мертвец и есть, если его не трогать, но вот когда продашь его, становишься вроде мясника.

— Вот уж что меня ни капельки не волнует, — хмыкнул Прингл. — Но что это означает для будущего? А, Кейз? Для нашего будущего? Ведь будущее сильно зависело от книги Саттона. Если бы нам удалось подправить книжку, ничего страшного не случилось бы, то есть не должно было бы случиться по нашим-то расчетам, правда? А теперь? Саттон убит. Книги не будет. И будущее… что будет с будущим?

Саттон встал на ноги.

Кейз и Прингл резко обернулись. Кейз потянулся за пистолетом.

— Давай, чего там, — любезно предложил Саттон. — Можешь изрешетить меня, но потом тебе и минуты не прожить.

Ему хотелось ненавидеть их так, как он ненавидел Бентона в тот жуткий вечер на Земле. Но ненависть улетучилась, осталась только тяжелая, четкая уверенность, что он должен убить этих людей.

Он шагнул вперед.

Прингл кинулся наутек как крыса, ищущая дырку в полу. Кейз выстрелил два раза, но увидев, что Саттон, истекая кровью, продолжает надвигаться, бросил оружие и прижался к стене.

Все было кончено за полминуты.

Глава 29

Саттон направил корабль в сторону от астероида — осколка размером чуть больше самого корабля.

Рука сама легла на пульт, подала вверх рычаг гравитации, и корабль рванулся в пространство.

Он опустил руки, откинулся в кресле пилота. Перед ним лежал черный недружелюбный космос, испещренный точками звезд, которые, казалось, складываются в таинственные послания, написанные холодным белым светом на черном поле вечной ночи…

Живой! — думал он. По крайней мере, пока. А может, и навсегда, потому что теперь меня никто не ищет.

Живой, с дырой в груди. Вся рубашка в крови, кровь по ногам течет…

Удобная штука это мое тело. Тело, которое мне подарили там, в созвездии Лебедя. Могу жить, пока… пока…

Пока — что?

Пока не вернусь на Землю, не приду к доктору и не скажу:

— В меня стреляли маленько. Будьте так добры, подлатайте, как сможете!

Саттон усмехнулся. Он отчетливо представил себе, как доктор падает в обморок.

Может быть, вернуться туда, в систему Лебедя?

Нет, они не пустят меня.

Или вернутся на Землю, как есть, и ни к какому врачу не ходить? Можно ведь добыть другую одежду, а кровь перестанет течь… когда вся вытечет.

Но тогда я не смогу дышать, и они это заметят.

— Джонни, — произнес Саттон, но ответа не последовало, только что-то шевельнулось в сознании, будто пес хвостом завилял, давая понять, что, мол, слышит, да сейчас слишком занят — кость больно вкусная, не оторваться!

— Джонни, есть какой-нибудь выход?

Должен же быть выход! Должна же быть надежда, соломинка, за которую можно ухватиться!

Даже теперь он не до конца понимал, какие возможности таят в себе его тело и разум.

Ненависть… Одна его ненависть способна убивать, она может как пуля вылетать из сознания и разить людей наповал. Ведь Бентон погиб, а пуля всего-навсего угодила ему в руку… значит, он умер еще до того, как в него попала пуля. Бентон выстрелил первым и промахнулся, а живой Бентон ни за что на свете не промахнулся бы…

Саттон не знал, что с помощью одного только сознания смог поднять мертвую громаду звездолета из каменной могилы и провести его через пространство длиной в одиннадцать световых лет. Но он сделал это и пронес энергию пылающих звезд до самой Земли, откуда их почти не видно.

И хотя он знал, что может по своему желанию переходить от одной формы жизни к другой, он просто не представлял себе, что в то мгновение, когда его жизнь прекращалась, другая включалась автоматически. Тем не менее, произошло именно это. Кейз убил его, и он умер, а потом воскрес. В этом он был уверен. Потому что почувствовал смерть, узнал ее. Не в первый раз умирал.

Саттон ощутил, что организм буквально сосет энергию звезд, как дети сосут молоко из бутылочки. Кроме того, подпитка шла тонкими струйками от атомного двигателя.

— Джонни, неужели нет выхода? Тишина…

Саттон поник, склонив голову на пульт управления.

Организм продолжал впитывать энергию, а кровь все капала и капала на пол…

Сознание его было словно затуманено, но он не прилагал никаких усилий, чтобы прояснить его; делать было нечего, думать не хотелось, и он, расслабившись, балансировал где-то на грани реальности. Саттон не представлял себе, на что он способен и как теперь обращаться с собственными возможностями.

Он вспомнил, как кричал в порыве дикого восторга, падая на чужую землю, понимая, что все-таки прорвался, что ему удалось сделать то, что до сих пор не удавалось сделать ни одному землянину.

…Планета приближалась, он уже увидел ее странную поверхность — змеящиеся черные и серые тени…

Двадцать лет прошло, но он помнил все, как будто это случилось вчера…

Тогда он потянул рычаг, но не смог сдвинуть его с места. Корабль снижался, и его охватила паника, а потом — настоящий страх.

Одна мысль стучала в его воспаленном мозгу, заглушая надежды и молитвы. Его единственная мысль — он сейчас разобьется.

Потом — темнота. Ни паники, ни страха — покой и забытье.

Понимание того, что случилось, вернулось как озарение. Теперь он не смог бы описать это ощущение — так мало в нем было человеческого.

И еще откуда-то взялись новые здания, но тогда ему показалось, что он знал это всегда и должен навсегда сохранить.

Он чувствовал, не видел — чувствовал, что лежит на земле, разбитый, утративший всякое подобие человеческого существа.

Потом вспомнил Шалтая-Болтая, причем, будто сам только что сочинил этот детский стишок, или нет — знал, да забыл и вдруг вспомнил…

«Шалтай-Болтай, — говорила какая-то часть сознания, но не та, что вспомнила стишок, — ничего не подскажет.» И Саттон понимал, что это правильно, потому, что — как говорилось в стишке — Шалтая-Болтая так и не удалось собрать…

Раздвоение, догадался он. Одна его половина отвечала на вопросы другой. Как бы вместе, но в то же время — порознь. Где проходила граница, он не понимал и не чувствовал.

«Я — твоя судьба, — говорила одна половинка. — Я была с тобой с того мгновения, как ты появился на свет, и останусь с тобой, пока ты жив. Я не слежу за тобой, не преследую тебя, но стараюсь помогать тебе, хотя ты и не подозреваешь об этом.»

Саттон, вернее та его маленькая часть, которая тогда была Саттоном, ответила: «Да, теперь я понимаю.»

И он действительно все понимал. Как будто всегда знал, и было просто удивительно, что услышал об этом только сейчас. В голове вообще все перемешалось, ведь теперь их было двое — он и его судьба. Он не мог разобрать, что именно он знает, как Саттон, а что — как судьба Саттона…

Никогда не разберусь, вздохнул он. Тогда не смог и теперь не могу — так глубоко во мне спрятаны две мои сущности: я — человек, и я — судьба, что ведет меня к высшей цели и высшей славе, когда, конечно, я позволяю ей это.

Судьба не может ни заставить, ни остановить меня, может только намекнуть, шепнуть словечко-другое. Это как бы сознание, рассудок, справедливость что ли.

Это сидит у меня в мозгу, больше ни у кого. Только у меня, у меня одного. Никто и понятия не имеет, что такое бывает; расскажи им — на смех поднимут.

Но узнать об этом должны все. Как знаю я. Так или иначе, мне надо попасть в будущее и все устроить.

«Я — твоя судьба», — говорила вторая половинка.

«Судьба — не рок.»

«Судьба — не обреченность.»

«Судьба — путь людей, народов, миров.»

«Судьба — дорога, по которой ты пошел в жизни, те контуры, которые ты придал своему существованию.»

«Судьба — спокойный, тихий голос, что столько раз обращался к тебе на поворотах и перекрестках бытия.»

«Если ты меня не слышал — значит просто не прислушивался. Никакая сила не может заставить тебя услышать. Но и никто не может наказать тебя за то, что ты ничего не слышишь. Наказание ты выбираешь сам, идя наперекор судьбе.»

Были и другие слова, и другие мысли, и другие голоса. Саттон не мог определить, кому они принадлежат, но понимал, что они звучат за пределами той странной системы, которой в тот миг являлся он и его судьба.