Дмитрий Герасимов - Крест в круге

• Название: Крест в круге
• Автор: Дмитрий Герасимов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Сага о жизни трех поколений, судьбы которых неведомым мистическим образом связаны с известным московским отелем и странной пентаграммой в виде креста в замкнутом круге.

«Лихие» девяностые… Молодой историк Вадим Григорьев, временно работающий охранником в отеле, даже не подозревает, что и его трудоустройство и последовавшие за этим странные, мистические события – встреча с таинственной старухой, разгадка зловещей пентаграммы на старинной вазе, убийство молодого мужчины из 222 номера – давно предсказаны его отцом в незаконченном романе «Отель N».

На пути Вадима к раскрытию тайн – череда сбывшихся пророчеств, любовь и смерть, странное завещание и целый клубок хитросплетений и мистических катаклизмов, берущих свое начало в далеком 1913 году…

---

Всю дорогу до интерната они шли молча. У самых дверей Боря спросил:

– Вы не сердитесь, Николай Давыдович? За ножичек? Я так хотел попасть в этот архив… Я знал, что найду там что-то очень важное!

– Ножичек, например… – вздохнул учитель.

– Крест в круге! – поправил мальчик.

Циклоп задумался.

– Знаешь, – сказал он хрипло, – спасибо тебе, Боря… Спасибо тебе, что ты есть у меня, что заставил по-другому взглянуть на жизнь. Помог мне потеплеть сердцем, избавиться от страхов и желчи. Я не хочу расставаться с тобой.

– И я не хочу, Николай Давыдович, – серьезно ответил мальчик.

Они помолчали с минуту.

– Вы возьмете меня в следующий раз?

– Когда-нибудь ты обязательно попадешь в этот архив, – пообещал Циклоп. – И найдешь свой ножичек. Ты знай это. И верь…

Он хотел добавить что-то еще, но голос не слушался. Николай Давыдович взял обеими руками увечную Борину ладошку, потряс ее и, отвернувшись, быстро зашагал прочь.

Позже, листая свою тетрадь в клеенчатом переплете, Борис снова и снова представлял, что пережил Циклоп, находясь с ним в старом деревянном доме, сидя под черной зловещей балкой. Он догадался, какая мучительная борьба происходила в сердце его учителя, который заглянул к нему в тетрадь и прочитал там о своем будущем. Возможно, в этом и крылась причина того, что Николай Давыдович так безжалостно попрощался с ним на долгие годы. А может, она таилась в чем-то ином…

Глава 8

На следующий день в десять часов состоялся педсовет, которого со страхом ждал Циклоп.

В тесной и душной учительской собрались преподаватели, два воспитателя, директор интерната и тот самый маленький рыжий человечек с бегающими глазками, который вот уже несколько лет проявлял неизменный интерес к мальчику по имени Боря Григорьев.

У Циклопа был вид побитой собаки. Он жался к подоконнику, и солнце, льющее тонны света на его вдруг ослабевшие плечи, вдавливало в пол грузную фигуру учителя, размазывало в бесформенную темную кляксу очертания его тела.

Директор интерната Олег Маратович Абдуразаков – молодой, энергичный человек с узким продолговатым лицом, на котором нервно пульсировали вздутые жилки, – постучал карандашом по раскаленному от солнца графину, пытаясь установить рабочую тишину. Гул в учительской не смолк совсем, но по крайней мере стало тише.

Директор взглянул на Циклопа. «Хорошо, что Николай Давыдович встал к окну, – подумал он. – Не видать лица. И взгляда его укоризненно-жалкого».

– Товарищи! – Абдуразаков снова постучал карандашом по графину. – Вопрос серьезный и не терпящий отлагательства. Я вас долго не задержу. Но нам нужно принять решение. Владимир Ильич, прошу вас…

Неизвестно, легендарное ли имя-отчество так подействовало на присутствующих, или желание поскорее решить тяжелый вопрос, но в учительской воцарилась мертвая тишина. Маленький рыжий Владимир Ильич поднялся со стула и, деловито прокашлявшись, начал говорить. Его тихий голос, дрожащий как басовая струна, плохо сочетался с его внешностью:

– Речь идет о вашем воспитаннике Борисе Григорьеве. У меня есть все основания полагать, что этому ребенку не место в дружном и здоровом коллективе.

Циклоп пошевелился у окна, но не проронил ни слова.

– Сегодня все усилия нашей партии и правительства, – невозмутимо продолжал Владимир Ильич, – направлены на воспитание здорового и сильного поколения, свободного от предрассудков, страхов и иных атавизмов, которые…

– Это понятно, – перебил его Абдуразаков (маленький рыжий человечек вздрогнул и бросил пронзительный взгляд на директора). – Что же конкретно вас настораживает в Григорьеве?

– Это вас должно настораживать, а не меня, – медленно, но твердо поправил его Владимир Ильич. – Мое дело – факты. И объективные рекомендации.

Рыжий взял со стола свою папку, долго перебирал бумаги, слюнявя пальцы, и наконец вынул один лист.

– Борис Григорьев, – проговорил он, сползая голосом почти до хрипа, – утверждал неоднократно, что убил свою сестру по имени Галинка…

– Мальчик когда-то был потрясен гибелью своих родных! И это многое объясняет! – с жаром воскликнул Циклоп, соскользнув рукой с подоконника и чуть не потеряв равновесие. – Он – круглый сирота!

– Это мне известно, – спокойно ответил рыжий. – Но он утверждает, что убил сестру. С тех пор Борис Григорьев угрожает подобной расправой окружающим его людям и прежде всего детям.

– Он не угрожает! – опять воскликнул Циклоп, поправляя дрожащими руками сползающие очки. – Он страдает! Мальчик убежден, что является причиной несчастий других людей! Это не вина его. Это – беда!

– Об этом я и говорю, – кивнул Владимир Ильич, – именно – беда. Он запугивает детей своими пророчествами, сеет панику среди них, делает их неуправляемыми и неуравновешенными. Очень показателен случай с Фатеховым. Косвенной причиной гибели этого ребенка могло быть то обстоятельство, что Григорьев постоянно его запугивал, угрожал ему, предрекал ему неминуемую смерть.

– Это не так! – крикнул Циклоп и все-таки уронил на пол очки.

Рыжий терпеливо наблюдал, как учитель поднял их, протер дрожащей рукой единственное стекло, и ждал, что последует за этой репликой. Но Циклоп больше ничего не сказал.

– Я беседовал с детьми. С его соседями по общежитию, – продолжал Владимир Ильич. – Они опасаются быть заколотыми неведомым кинжалом, который, со слов Григорьева, похож на крест!

– Мальчик считает, – опять вставил Циклоп, – что крест способен остановить его беды. Это символ, не более. Кинжал – тоже символ…

– А эта таинственная тетрадь! – воскликнул Владимир Ильич, словно пытаясь окончательно сокрушить своего оппонента у подоконника. – Тетрадь, в которую Борис Григорьев постоянно что-то пишет. Каждый день, каждый час! Тетрадь, покрытая ореолом загадочности, суеверного ужаса и фатальных пророчеств! Мне вдруг стало любопытно: почему же она не кончается? И я ознакомился с ее содержимым.

Циклоп едва сдерживал бессильную ярость.

– Вы украли у мальчика его единственную ценность! Всю его жизнь!

– Поосторожнее в выражениях, – предупредил рыжий. – Я лишь ознакомился . Вам самому-то приходилось заглядывать в нее?

Циклоп не ответил. Он тяжело дышал, и казалось, вот-вот рухнет на пол под тяжестью беспощадного солнца.

– Я вам задал простой и очень корректный вопрос, – с нотками прокурора-победителя напомнил Владимир Ильич. – Вам приходилось заглядывать в эту самую тетрадь?

– Приходилось… – едва слышно ответил Циклоп.

– И что вы можете сказать по поводу увиденного?

Учитель отвернулся, вдохнул воздух, словно захлебнувшись солнечным светом, и промолчал.

А что он мог сказать?

– Насколько мне известно, – пришел на помощь Циклопу директор, – Боря Григорьев посещает «Литературные четверги» во Дворце пионеров…

– Посещает, – кивнул рыжий с саркастической улыбкой. – Он считает себя великим писателем.

– Он может им стать! – опять встрепенулся Циклоп. – Мальчик много читает и вполне способен…

– …очернить трудовой подвиг советских строителей, – насмешливо закончил Владимир Ильич.

В комнате стало так тихо, словно не только в учительской, но и на улице все разом смолкло в растерянности.

– Неделю назад, – пояснил рыжий, – руководитель занятий во Дворце пионеров попросил Бориса написать, наконец, рассказ о славных строителях-гидрологах, воздвигших в Узбекистане грандиозную оросительную систему каналов, арыков и водохранилищ. И что же? После раздумий Григорьев ответил, что может написать о том, как рухнет одна из дамб! Но это еще не все. По его мнению, она рухнет в тот самый момент, когда на ней будут находиться пионеры, посещающие «Литературные четверги»!

Владимир Ильич обвел взглядом комнату, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Ну и, наконец, последнее… – сказал он, садясь на свой стул и вытирая платком мокрый лоб. – Закономерный финал, способный удивить всякого, но не меня, потому что я – специалист в своем деле и способен предугадывать подобные поступки. Прошу вас, Олег Маратович, сообщите коллегам о вчерашнем происшествии.

Абдуразаков нехотя поднялся со своего места. Он бросил виноватый взгляд на грузную фигуру у окна, провел ладонями по щекам и нахмурился:

– Действительно, происшествие скверное… Пренеприятное. Из ряда вон, так сказать… Словом, сегодня утром со мной беседовал специальный уполномоченный сотрудник, – директор устремил глаза в потолок, – Кузнецов Иннокентий Петрович. Он сообщил, что вчера вечером им был задержан наш воспитанник Григорьев Борис.

Абдуразаков перевел дух и опять бросил тревожный взгляд на Циклопа.

– Да, – продолжил он, – был задержан! При попытке вынести из специального архивного фонда… м-м-м… ценный экспонат.

– Да какой там экспонат! – не выдержал Циклоп. – Ржавый ножичек для бумаг!