Виктор Гюго - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Литература 19 века

В книгу «Сочинения» Виктора Гюго вошли следующие произведения: «Девяносто третий год», «Собор Парижской богоматери», «Труженики моря», «Человек, который смеется».

Произведения в книге подобраны таким образом, чтобы показать все глубину и многогранность писательского таланта великого французского писателя. Ключевую роль в творчестве В. Гюго занимает роман «Собор парижской Богоматери», но не менее интересны и самобытны хроники великой французской революции отраженные в романе «Девяносто третий год», самобытен, с элементами гротеска на жизнь Англии 17–18 вв., сюжет книги «Человек, который смеется».

Совершенно иным предстает перед нами Виктор Гюго в романе «Труженики моря», где автор рассказывает о тяжелом труде простых рыбаков, воспевает героическую борьбу человека с силами природы.

Перевод: Ю. Померанцева

---

Он погрузился в глубокое раздумье.

Между тем Гешан, стоявший в нескольких шагах от командира, пристально глядел в подзорную трубу в сторону Паринье. Вдруг он воскликнул:

– А! Наконец-то!

Говэн встрепенулся.

– Что там такое, Гешан?

– Лестницу везут, командир.

– Спасательную лестницу?

– Да.

– Неужели до сих пор ее не привезли?

– Нет, командир. Я и сам уж забеспокоился. Нарочный, которого я отрядил в Жавенэ, давно возвратился.

– Знаю.

– Он сообщил, что обнаружил в Жавенэ лестницу нужной длины, что он ее реквизировал, велел погрузить на повозку, приставил к ней стражу – двенадцать верховых – и самолично убедился, что повозка, верховые и лестница отбыли в Паринье. После чего он прискакал сюда.

– И доложил нам о своих действиях. Он добавил, что в повозку впрягли добрых коней и выехали в два часа утра, следовательно должны быть здесь к заходу солнца. Все это я знаю. Ну, а дальше что?

– А дальше то, командир, что солнце садится, а повозки с лестницей еще нет.

– Да как же так? Ведь пора начинать штурм. Уже время. Если мы замешкаемся, осажденные решат, что мы струсили.

– Можно начинать, командир.

– Но ведь нужна лестница.

– Конечно, нужна.

– А у нас ее нет.

– Она есть.

– Как так?

– Не зря же я закричал: наконец-то! Вижу, повозки все нет и нет; тогда я взял подзорную трубу и стал смотреть на дорогу из Паринье в Тург и, к великой своей радости, заметил повозку и стражников при ней. Вот она спускается с откоса. Хотите посмотреть?

Говэн взял из рук Гешана подзорную трубу и поднес ее к глазам.

– Верно. Вот она. Правда, уже темнеет и плохо видно. Но охрану я вижу. Только знаете, Гешан, что-то людей больше, чем вы говорили.

– Да, что-то многовато.

– Они приблизительно за четверть лье отсюда.

– Лестница, командир, будет через четверть часа.

– Можно начинать штурм.

И в самом деле, по дороге двигалась повозка, но не та, которую с таким нетерпением ждали в Турге.

Говэн обернулся и заметил сержанта Радуба, который стоял, вытянувшись по всей форме, опустив, как и положено по уставу, глаза.

– Что вам, сержант Радуб?

– Гражданин командир, мы, то есть солдаты батальона Красный Колпак, хотим вас просить об одной милости.

– О какой милости?

– Разрешите сложить голову в бою.

– А! – произнес Говэн.

– Что ж, будет на то ваша милость?

– Это… смотря по обстоятельствам, – ответил Говэн.

– Да как же так, гражданин командир. После Дольского дела уж слишком вы нас бережете. А нас ведь еще двенадцать человек.

– Ну и что?

– Унизительно это для нас.

– Вы находитесь в резерве.

– А нам бы желательно находиться впереди.

– Но вы понадобитесь мне позже, в конце операции, для решительного удара. Поэтому я вас и берегу.

– Слишком уж бережете.

– Ведь это все равно. Вы в строю. И вы тоже пойдете на штурм.

– Пойдем, да сзади. А парижане вправе идти впереди.

– Я подумаю, сержант Радуб.

– Подумайте сейчас, гражданин командир. Случай уж очень подходящий. Нынче самый раз – свою голову сложить или чужую с плеч долой снести. Дело будет горячее. К башне Тург так просто не притронешься, руки обожжешь. Окажите милость – пустите нас первыми.

Сержант помолчал, покрутил ус и добавил взволнованным голосом:

– А кроме того, гражданин командир, в этой башне наши ребятки. Там наши дети, батальонные, трое наших малюток. И эта гнусная харя Грибуй – «в зад-меня-поцелуй», он же Синебой, он же Иманус, ну, словом, этот самый Гуж-ле-Брюан, этот Буж-ле-Грюан, этот Фуж-ле-Трюан, эта сатана треклятая, грозится наших детей погубить. Наших детей, наших крошек, командир. Да пусть хоть все громы небесные грянут, не допустим мы, чтобы с ними беда приключилась. Верьте, командир, не допустим. Вот сейчас, пока еще тихо, я взобрался на откос и посмотрел на них через окошко; они и верно там, их хорошо видно с плоскогорья, я их видел и, представьте, напугал малюток. Так вот, командир, если с ангельских их головенок хоть один волос упадет, клянусь вам всем святым, я, сержант Радуб, доберусь до потрохов отца предвечного. И вот что наш батальон заявляет: «Мы желаем спасти ребятишек или умрем все до одного». Это наше право, черт побери, наше право – умереть. А засим – привет и уважение.

Говэн протянул Радубу руку и сказал:

– Вы молодцы. Вы пойдете в первых рядах штурмующих. Я разделю вас на две группы. Шесть человек прикомандирую к передовому отряду, чтобы вести остальных, а пятерых к арьергарду, чтобы никто не смел отступить.

– Всеми двенадцатью командовать буду по прежнему я?

– Конечно.

– Ну, спасибо, командир. Стало быть, я пойду впереди.

Радуб отдал честь и вернулся в строй.

Говэн вынул из кармана часы, шепнул несколько слов на ухо Гешану, и колонна нападающих начала строиться в боевом порядке.

VIII. Речь и рык

Тем временем Симурдэн, который еще не занял своего поста на плоскогорье и не отходил от Говэна, вдруг подошел к горнисту.

– Подай сигнал! – скомандовал он.

Горнист заиграл, ему ответила труба.

И снова рожок и труба обменялись сигналами.

– Что такое? – спросил Говэн Гешана. – Что это Симурдэн задумал?

А Симурдэн уже шел к башне с белым платком в руках.

Приблизившись к ее подножью, он крикнул:

– Люди, засевшие в башне, знаете вы меня?

С вышки ответил чей-то голос – голос Имануса:

– Знаем.

Началась беседа, голос снизу спрашивал, сверху отвечал.

– Я посланец Республики.

– Ты бывший кюре из Паринье.

– Я делегат Комитета общественного спасения.

– Ты священник.

– Я представитель закона.

– Ты предатель.

– Я революционный комиссар.

– Ты расстрига.

– Я Симурдэн.

– Ты сатана.

– Вы меня знаете?

– Мы тебя ненавидим.

– Вам хотелось, чтобы я попался к вам в руки?

– Да мы все восемнадцать голову сложим, лишь бы твою с плеч снять.

– Вот и прекрасно, предаюсь в ваши руки.

На верху башни раздался дикий хохот и возглас:

– Иди!

В лагере воцарилась глубочайшая тишина – тишина ожидания.

Симурдэн продолжал:

– Но лишь при одном условии.

– Каком?

– Слушайте.

– Говори.

– Вы меня ненавидите?

– Ненавидим.

– А я вас люблю. Я ваш брат.

– Да, ты Каин.

Симурдэн продолжал голосом громким и в то же время мягким:

– Оскорбляй, но выслушай. Я пришел к вам в качестве парламентария. Да, вы мои братья. Вы несчастные, заблудшие люди. Я ваш друг. Я несу вам свет и взываю к вашему невежеству. А свет – он и есть братство. Да разве мы с вами – не дети одной матери – нашей родины? Так слушайте же. Придет время, и вы поймете, или ваши дети поймут, или дети ваших детей поймут, что все, что творится ныне, свершается во имя законов, данных свыше, и что в революции проявляет себя воля божья. И пока не наступит то время, когда все умы, даже ваши, уразумеют истину и всяческий фанатизм, даже ваш, исчезнет с лица земли, пока, повторяю, не воссияет этот великий свет, кто сжалится над вашей темнотой? Я сам пришел к вам, я предлагаю вам свою голову; больше того, протягиваю вам руку. Я как милости прошу: отнимите у меня жизнь, ибо я хочу спасти вас. Я наделен широкими полномочиями и могу выполнить то, что пообещаю. Наступила решительная минута; я делаю последнюю попытку. Да, с вами говорит гражданин, но в этом гражданине – тут вы не ошиблись – жив священнослужитель. Гражданин воюет с вами, а священник молит вас. Выслушайте меня. У многих из вас жены и дети. Я беру на себя охрану ваших детей и жен. Я защищаю их от вас же самих. О братья мои…

– А ну-ка попроповедуй еще! – насмешливо крикнул Иманус.

Симурдэн продолжал:

– Братья мои, не допустите, чтобы пробил час кровопролития. Близится миг страшной схватки. Многие из нас, что стоят здесь перед вами, не увидят завтрашнего рассвета; да, многие из нас погибнут, но вы, вы умрете все. Так пощадите же самих себя. К чему проливать втуне столько крови? К чему убивать стольких людей, когда можно убить всего двух?

– Двух? – переспросил Иманус.

– Да, двух.

– А кого?

– Лантенака и меня.

Симурдэн повысил голос:

– Два человека здесь лишние: Лантенак для нас, я для вас. Так вот что я вам предлагаю, и это спасет вашу жизнь: выдайте нам Лантенака и возьмите меня. Лантенак будет гильотинирован, а со мной сделаете все, что вам будет угодно.

– Поп, – заревел Иманус, – попадись только нам в руки, мы тебя живьем зажарим.

– Согласен, – ответил Симурдэн.

И продолжал:

– Вы обречены на смерть в этой башне, а я предлагаю вам жизнь и свободу. Я несу вам спасение. Соглашайтесь.

Иманус захохотал.

– Ты не только негодяй, но и сумасшедший. Зачем ты нас беспокоишь зря? Кто тебя просил с нами разговаривать! Чтобы мы выдали маркиза? Чего ты хочешь?

– Его голову. А вам предлагаю…

– Свою шкуру. Ведь мы с тебя, как с паршивого пса, шкуру спустим, кюре Симурдэн. Но нет, не выйдет, твоя шкура против его головы не потянет. Убирайся.

– Бой будет ужасен. В последний раз говорю: подумайте хорошенько.