Андрей Венков - Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова

• Название: Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова
• Автор: Андрей Венков
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0348-8

Военачальник Донского казачьего войска генерал-лейтенант Яков Петрович Бакланов (1808–1873) был одним из прославленных героев Кавказской войны 1817–1864 гг. О безмерной храбрости и лихости Бакланова ходили легенды. Он лично водил казачьи полки и сотни в атаки, участвовал в засадах и перестрелках, приступах, строительстве укреплений, мостов и дорог. Обладая огромной физической силой, неизменно выходил победителем из рукопашных схваток. Получив под командование полк донцов, бывший в отчаянно плохом состоянии, он скоро сделал его образцовым, а от робкой линейной обороны своих предшественников перешел к самым решительным наступательным действиям «за линией». Бакланов вскоре становится грозой «немирных» горцев, считавших Баклю сродни самому дьяволу и звавших его Даджалом.

Книга историка казачества Л. В. Венкова знакомит читателя с жизнью этого легендарного героя.

---

— К пешему бою!..

И казаки быстро и дружно с лошадей попрыгали, но глаза у многих как-то изменились. Накроет, не дай Бог, ливень, отсыреют патроны… Чем отбиваться будем?

Но черкесы поразмыслить времени не дали. Стали делиться, с двух сторон заезжать…

«На пространстве десяти верст», — писали потом баклановские биографы, горцы в тот день двенадцать раз «бросались в шашки». И каждый раз Бакланов якобы спешивал сотню и по полчаса и дольше отбивался «батальным огнем».

Но у нас пока до двенадцатой атаки не дошло…

* * *

Еще три раза горцы наехали — с джигитовкой, со стрельбой — и еще три раза схлынули. Отъехали, постояли, меж собой советуясь. Тут и Некредин вернулся, за малым коня не запалив (выходит, что вернулся он после десятой атаки).

Глаза у урядника бешеные, как у человека, добровольно в пекло лезущего. Бакланов, предчувствуя недоброе, спросил вполголоса:

— Ну? Что командир сказал?

Некредин так же вполголоса доложил ответ командира полка:

— «Скажи, — гутарит, — этому головорезу, что если у него нет патронов, то есть пики, а на меня пущай не надеется».

— Так и сказал?

— Так и сказал: «У казаков есть пики и шашки — могут ими работать»…

— Ах, ты ж!.. Полк далеко?..

— Из крепости не выступал…

— Да как же не выступал?..

— Значит, вернулся.

— Ладно… В строй! — отмахнул Бакланов.

«Я был поражен такою вестью, — пишет Бакланов. — Дождь настал проливной. Последовала одиннадцатая атака. После первых выстрелов ружья замокли, минута настала критическая; к счастью, атака продолжалась минут пять. Партия отступила. Последовал и я за ней. Подозвав к себе субалтерн-офицера Полякова, высказал ему наше положение, прибавив, что как у меня, так и у него кони добрые и мы могли бы ускакать, но в таком случае на жертву останутся меньшие братья, а потому даст ли он мне честное слово умереть совместно с братиею со славою, не видя сраму?

Ответ: Хочу умереть честно, а сраму не желаю пережить».

* * *

Субалтерн-офицер Поляков… Младший офицер сотни Бакланова… Во всем полку Жирова № 8 один офицер носил фамилию «Поляков». Происходил он из славной Гундоровской станицы и был старше самого Якова Бакланова на целый год. В службу вступил с 1 января 1827 года. В именном списке офицеров 1 Военного округа (составлен в 1844 году) сказано о его службе: «В Царстве Польском в войну с мятежниками в полку Грекова 4-го — 4 года, 1 месяц, 12 дней. На Кавказской линии в полку Жирова № 8–3 года, 1 месяц, 18 дней.

В Бессарабии в полку Щербакова № 19–2 года, 7 месяцев.

Ныне на Кавказской линии в полку Куликова № 26 с 22 декабря 1843 года»[10].

В хорунжие произведен 25 апреля 1831 года (во время войны с поляками). В есаулы — 15 апреля 1841 года.

С Некрединым сложнее. Лишь один раз, уже в 1852 году, встретился в приказах увольняемый «за ранами» есаул Елисей Некредин…

* * *

Говорили они, отъехав вперед. Издали походило на обычное совещание двух офицеров: дальше преследовать или назад вернуться.

Первую косую полосу дождя снесло. Пронеслась она как авангардная сотня перед дивизией. Пока — так, накрапывало. Новые тучи находили. Тяжелее, чернее. Погромыхивало все ближе и ближе. Поглядывали казачьи офицеры на небо. Казалось, о погоде говорят.

Но казаки — народ опытный. Взгляды стали осмысленными и посветлели. На небо смотрели, на степь вокруг, на черкесов. Каждый знает, что когда-то помирать придется, но кто ж его знал, что именно здесь и именно так все это случится.

Не напрасно беду с черной тучей сравнивают. Все правильно — пришла черная туча, пролилась дождем и все заряды подмочила. А без зарядов как воевать?

Но Бакланова не зря потом героем считали. Он и был герой. Оглядел еще раз казаков и сказал Полякову:

— Что-то помирать мне неохота. Да и рановато.

Поляков, настроившись погибать, помолкивал и слушал.

— Так что гляди: сейчас они опять наедут. Это, считай, двенадцатая атака. Но у них тоже, небось, патроны отсырели. Главное — обжечь их, чтоб отъехали. А как они опять шажком поедут, я с полусотней на них в пики кинусь. Если они хоть чуть шатнутся, ты со второй полусотней тоже налетай. А если уж они меня собьют, командуй: «К пешему бою». Я присоединюсь, ну и там уж… Понял?

* * *

Писали потом биографы, что все так и вышло. После неудавшейся атаки горцы отхлынули, пошли шагом. Сотня села в седла. Вдали погромыхивал гром. А Бакланов якобы сказал казакам:

— Товарищи! слышите гул орудийных колес? Это полк спешит к нам. Горцы бессильны, ружья и пистолеты их так же замокли, как и ваши. Нагрянет полк и передушит их, как цыплят, но это бы ничего, а всю славу припишет себе. Вы ж целый день выставляли вашу могучую грудь и останетесь не при чем! Станичники! не допустим их воспользоваться нашими трудами. Пики наперевес! с Богом! вперед!

Вот так он сам воспроизвел в записках свою давнюю команду-приказание.

* * *

Нам же кажется, что немного по-другому было. Не о том говорят в таких случаях и не так говорят…

Загалдели, загичали черкесы. Бросились «в шашки». Наперерез им, налетающим, быстро и низко находила туча.

Успел Бакланов скомандовать:

— У кого заряды сухие, давай к середке.

Быстро и бесшумно перегруппировались казаки. Один напомнил:

— Слышь, Бакланов? Заряды кончаются…

— Надо отбить. Палите по лошадям…

Налетели черкесы вплотную. Врезали казаки им в упор. Завизжали, покатились серые и темно-гнедые черноногие кони. Разделились, отскочили горцы, и сразу слева и справа родственники и кунаки по одному подлетели, стали подбирать подбитых и лошадьми придавленных.

Посерьезнели черкесы. Бой перешагнул ту грань, когда речь шла лишь о добыче. И Бакланов, объезжая сотню, сказал негромко сквозь зубы:

— Садись…

Взлетели казаки в седла.

— Урядники, ко мне!

Подъехали урядники. И сказал им Бакланов вполголоса:

— Как молонья вдарит — кидаемся…

И блеснули белки их глаз, ибо взор свой обратили они к небесам, синевато чернеющим.

Черкесы, безвозбранно подобрав убитых и раненых, шагом тронулись, оглядываясь. А Бакланов с урядниками все в небо глядел.

И вот… Пыхнула в черноте белая молния и ударила по одинокому дубу на ближнем бугре. Тот, раскалываясь, скрипуче крякнул и аж просел.

Секунда… Грохнул гром над самой головой, раздирая черное небо, и осыпалось оно на землю крупными каплями.

Еще секунда… И — может, придумал кто, а может, само так получилось…

— О-у-у-у-у… ах… ах…ах…

Тоскливо-безжалостен и ослепительно ясен поплыл в полуденном воздухе волчий полуночный вой.

Присели от грома и шарахнулись от волчьего воя кабардинские лошади…

Присели от страха и метнулись вперед придавленные всадниками дончаки…

— Пошли!..

Вот оно!.. Взяла полусотня с места в карьер, и взвыли, и завизжали казаки по древнему татарскому обычаю:

— А-и-и-и-и… ах… ах… ах…

* * *

Степь бескрайняя, беспредельная жарится на солнце, трескается от мороза. А в балке, темной и прохладной, течет речка, журчит хрустальными водами. Степь — мгновение. Речка — вечность.

Топчут степь любимые дети Матери Земли, пасут стада. Сгоняют скот в балку к речке и приобщаются к вечности.

И есть в степи воины, любимые дети Неба. Даровал им Отец, всемогущий и всемилостивый, ослепительный миг жизни в этом прекраснейшем из миров. Вязок миг, растянут, и вмещается в него восторг скачки, опьянение битвы, ласки верных жен и неверных любовниц, радость отцовства, когда ребенок ползает по тебе, отдыхающему. Но истекает миг, и призывает Отец к себе воинов: «Хватит вам, воины, наскакались, навоевались…». И оглядываются воины на сладостный миг истекшей жизни, и бросаются в последний бой…

Трава, береги копыта коней наших… Ветер, поддержи нас под локти… Радуйся, Вечное Синее Небо, радуйся, Отец, мы идем…

Душа-птица бьется в груди, крыльями ребра царапает: «Выпусти, выпусти меня…». И вместе с душами взлетает к Синему Небу визг куманский или посвист печенежский:

— А-и-и-и-и… — потрясающее небеса си в миноре.

* * *

Много говорили потом об этой атаке и участников расспрашивали. Те не знали, что ответить. Один урядник сказал внятно:

— Помирать, так с музыкой…

Из донесений видно, что горцы, не ждавшие контратаки, смешались. Тут ударил Поляков, охватывая их с флангов…

Под проливным дождем гнали дрогнувших наездников до Лабы 15 верст. Настигая, били пиками под наборные кавказские ремни, били с маху, всем телом, чуть не вываливаясь из седла. Старались пониже, в поясницу, где ни угнуться, ни увернуться, разве что на скаку под коня нырнуть. Удар страшный, и, если правильно попал, — рана смертельная, неизлечимая.

Говорили меж собой самые грамотные из офицеров, что Ахиллес, воитель древности, врагов пикой только в голову разил. Как зверьков, чтобы шкурку не испортить. Но то — Ахиллес. Где уж нам, простым казакам, с ним тягаться…