Марина Кравцова - Легкая поступь железного века...

• Название: Легкая поступь железного века...
• Автор: Марина Кравцова
• Издательство: Лепта Книга, Вече, Грифъ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0958-9, 978-5-91173-356-8, 978-5-905889-19-6

Книга Марины Кравцовой — это легкое, доброе, увлекательное чтение для тех, кто в душе остается «гардемаринами» в любом возрасте. В этом романе есть все, что мы называем «романтикой»: блистательный и парадоксальный век восемнадцатый, графы и помещики, гвардейцы и кисейные барышни, погони и приключения, тайны придворных и политика, разбойники и монахи, застенок и неожиданное спасение. И, разумеется, любовь. Многое придется пережить главной героине Наталье Вельяминовой на ее пути: и Божий промысл, и Божье попущение, и Божью милость. А читателям предстоит испытать немало волнительных моментов, сопереживая главным героям.

---

— Сашка!

Наталья, вбежав в комнату, и повисла у брата на шее.

Следом за ней появился Павел. Он улыбался светлой, почти мальчишеской улыбкой…

Через пару дней Вельяминова вызвал Бестужев.

— Как ты? — поинтересовался заботливо.

— Все хорошо, ваше сиятельство.

— Ну и слава Богу. Отдохни, сил наберись. Потому как дело тебя уже ждет. В Берлин поедешь.

— В Берлин? — Александр не смог скрыть огорчения.

— Не ты ли желал настоящей работы? Вот и начнешь, благословясь.

— Но я… думал…

— Да знаю я. Жениться ты надумал. Понимаю теперь, отчего так часто к Прокудину таскался. Что ж… женись. Чего тянуть-то? Благословлять вас некому, дядюшка твой давно уж деру дал из столицы, перепугался, ищи его теперь. Было чего перепугаться… Ну а невесты твоей отец — католик! — решения ожидает участи своей. Так что благословляю тебя заместо отца и велю с венчанием не тянуть. Жену молодую в Берлин возьмешь с собой.

— Стало быть — надолго?

— Там видно будет, — пробурчал вице-канцлер.

После сего имел Бестужев долгую беседу с князем Мстиславским. Павел передал Наталье пожелание его сиятельства: они оба должны как можно скорее покинуть столицу.

— Не иначе с Ушаковым договорился, — заключил Павел.

— Не иначе. Ну и слава Богу, Паша. Будь моя воля, я б в Петербург больше ни ногой…

— Так и мое желание такое же. А как муж, так и жена. Будешь слушаться меня, когда повенчаемся?

— Ничего иного мне и не остается, — улыбнулась Наталья…

Глава четырнадцатая Вот и развязка

Одно за другим сваливались на Машу известия. Первой пришла весточка через отца Сергия от Антипки, что померла старая бабка. Никак не успевала Маша на похороны Авдотьи, но все-таки поехала… Остановилась у батюшки в Знаменке, там и узнала дивную новость, что отныне она не беглая холопка, теперь она — вольная. Не понимая, как это сталось, поспешила Маша благодарить Любимова. Зная о его несчастии, никакого зла девушка на бывшего барина не держала.

Во все глаза глядели любимовские дворовые на вчерашнюю крепостную, прибывшую в Любимовку в карете с лакеем, — сплетни о перемене в ее судьбе уже по всей деревне распространились с разнообразными прибавлениями. Кто с завистью глядел, кто со страхом, иные — и с радостью, но таковых было меньше всех. Маша выглядела теперь совсем барышней — в светло-синем платье, отливающем перламутром, украшенном легкими пенистыми кружевами, густые волосы убраны в высокую куафюру. А Митенька только такой и привык ею любоваться — «кузиной господ Вельяминовых». Ждал он ее, как ждал…

Любимов, увидев Машу, взволновался не меньше Мити. Сделал знак, что надобны бумага и чернила. Начертал нетвердой рукой: «За грех перед тобой покарал меня Господь!», и протянул это начертание Маше. Девушка с состраданием погладила дрожащую живую руку и произнесла негромко:

— Помоги вам Бог, Степан Степанович! А в поджоге дома вашего я не виновата…

Любимов сделал знак: «Верю!»

…Тихий стук в дверь заставил Машу встрепенуться. Она сидела за столом, глубоко погрузившись в свои думы — воспоминания, одно за другим, наплывали на нее в этой комнате. Просторная, светлая горница, где размещал Любимов гостей — именно сюда прибежала однажды Маша к Петру Григорьевичу, ища заступничества. Когда это было? Ведь не так уж давно, а кажется — жизнь прошла. И все теперь по-другому. Свободная она, и Петруша — жених ее. Жених… как странно. А она… нет, она не может сбросить с себя тягостей прежних лет. Любимова простила искренне, но здесь, в этом доме, горечь прошлого вновь назойливо липла к душе, как обильная паутина…

Стук повторился — еще тише. Маша, не двигаясь с места, пригласила незваного гостя войти, мимолетно подумав о том, как легко привыкла она вести себя по-барски — не так давно сама бы дверь открывать кинулась.

Вошел Митя, немного смущенный, как всегда при ней и бывало. Все тот же старый подрясник был на нем, только тщательно выстиранный, длинные волосы аккуратно зачесаны назад. Странным показался вид его Маше без свободно падающих на высокий лоб черных прядей. Меньше стал он на монашка похож.

— Счастлив вас видеть снова, Марья Ивановна… — заговорил юноша, сбиваясь, улыбаясь и краснея, — простите, Мария Павловна. Вот не утерпел… слава Богу, что вы со Степан Степанычем…

— Мария Павловна?! Что ты хочешь сказать этим, Митя?

— А-а… разве не так вас нынче величают? Что же — по старому, по привычному, Марья Ивановна? Ох, простите!

— Митя, вообще ничего не понимаю.

— Как же… Вы не знаете? — он почти перепугался. Что же делать-то? Неужто самому теперь все ей рассказывать? О таком деле-то? Ох! И кто его за язык тянул?

— Да о чем не знаю, Митенька? — Маша начинала волноваться.

— Отец ваш… — пролепетал юноша.

— Отец! — Девушка привстала. — О чем ты?

— Князь Мстиславский… Тот, с которым Наталья Алексеевна уехала… она замуж за него собирается… Эх, не то все говорю.

— Так я слышу уж, что не то. Ах, Митя, не томи! Нечто об отце моем известно стало? Князь Мстиславский знал его?

— Он и есть отец ваш, Марья Павловна, — прошептал Митя и опустил глаза.

Маша прижала стиснутые руки к груди.

— Князь? Отец мой? Боже милосердный! Нет…

Некоторое время стояла так молча, потом вновь упала на стул и неожиданно прегорько расплакалась.

— Что же вы, Машенька… это ж счастье — отца обрести! — бормотал бедный Митя, не замечая, что называет «Марию Павловну» Машенькой. — Он уж был тут, это он вам вольную вытребовал, он княжной вас сделать хочет!

— Нет-нет, — рыдала девушка. — Не хочу ничего, не надо… Ой! Совсем я безумная. Чего хочу, сама не знаю. Радоваться надо — вольная я теперь, да еще и дочь княжеская, и, видать, уж скоро и свадьба моя…

— Конечно же, радоваться, и Бога благодарить, — утешал ее Митя. — Все ж вон как славно сошлось…

Девушка решительно вытерла слезы.

— Прости, Митя! Спаси Бог за добрую весть. Вернется из столицы князь… отец мой… рада буду ему. А все ж таки… странная судьба… после всего, что пережито, княжеской дочерью нежданно сделаться.

«Что я теряю?» — подумал вдруг Митя совсем не по-монашески и, соскользнув вниз, очутившись перед Машей на коленях. Странно — не удивилась она совсем, будто ожидала, и даже в лице не изменилась. Задумчивей только еще сделалась.

— Что-то тяжело на сердце… вот как… — тихо было сказано, так что юноша едва слова разобрал. — Может, наваждение какое.

— Верно оттого все, что слишком много приключилось разного, устали вы, Марья Павловна. Ну да ничего, скоро вздохнете спокойно, все устроится. Не грустите, Машенька.

— Ты в сад любимовский гулять ходил? — неожиданный вопрос застал Митю врасплох, он даже не сразу понял, о чем это она.

— Ах, в сад, — вновь покраснел, чувствуя себя дурачком — как есть. — Не…нечасто. Все больше дома, со Степаном Степановичем…

— Малинник там хороший. Густой, мы с барышней Катериной Степановной в детстве прятаться любили. Сейчас не тот он, осень, а все ж… Помню, малину там собирала… Петр Григорьевич подошел тогда, спас меня от… Тогда уже я поняла, что сердце его ко мне потянулось. И ясно мне все было. Тяжко, не пересказать, но — ясно.

— А что ж теперь? — осмелился на вопрос Митя. Он все еще стоял на коленях, и Маша положила ему на голову ладонь. В ней боролись какие-то странные чувства. Девушка пыталась зацепиться за что-то, за какую-то неосознанную мысль, смутное ощущение, нечто понять… Митя не мог этого знать, но неким чутьем воспринимал происходящее в ней боренье.

— Мне все кажется, что не то я делаю, Митенька, — ответила она на вопрос, на сей раз невысказанный, но почувствованный. — Не так… И не будет Петруша счастлив со мной.

— Петр Григорьевич души в вас не чает!

— Знаю. Потому и мучаюсь. Любит он меня, а ведь я ему не пара. Нет, гостей принять барыней сумею, и на Марию Павловну скоро откликаться стану, Да только… все-таки Лукерьиной дочкой была я и останусь, хоть и князь мой отец, и мать — сего имения госпожа. Нет… опять не то говорю… не умею рассказать, Митя…

Ее рука скользнула с его волос, погладив их, и повисла безвольно. «А ведь и впрямь мучается, Господи, помилуй! Что же с тобой, Машенька, радость моя невозможная?»

Хоть разок припасть к бледной нежной руке, а потом — прочь от мира, в монастырь, в келью, на веки вечные. «Да какой из меня теперь монах?» — отдалось горечью. Взял в свою ладонь Машину руку, а губами коснуться не решился. Но безжизненная кисть ее вдруг стала сильной, девушка сама сжала Митины пальцы, потянула вверх.

— Не мужицкая у тебя рука, — сказала. — Пальцы тонкие, белые как у девицы. Кисти да уголек держать — в самый раз. Не смеялись над тобой деревенские?

— Да как же нет, — Митя смотрел на Машу как завороженный. — И дядька колотил не раз на дню. Понятно, не работник, не иное что, хлеб даром ел. Пустое все, Господь пусть будет со всеми. Дядька-то о сыне мечтал сильном и спором, да жена бездетной рано умерла. Ну теперь-то может быть…