Винсент Бриджес - Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста

• Название: Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста
• Автор: Винсент Бриджес
• Издательство: М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 688 с., ил.
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12453-5

Архитектура является великой хроникой человечества. Предположение о том, что готические соборы — это книги по магии и алхимии в камне, было выдвинуто еще в XIX веке и с тех пор неоднократно подтверждено многими видными учеными и исследователями. Предчувствуя приближение глобальных перемен и пытаясь сохранить для будущих поколений сакральные оккультные знания о модели Вселенной и предназначении человечества. Посвященные сумели записать в камне информацию, способную помочь человечеству избежать гибели в мировом катаклизме, который, если верить древним пророчествам, должен произойти в этом веке.

Джэй Вайднер и Винсент Бриджес, изучив множество раннехристианских, каббалистических и гностических письменных источников, в том числе легендарную книгу загадочного Фулканелли «Тайны соборов», а также архитектурные памятники в разных частях света, утверждают: точную дату Апокалипсиса можно узнать, если найти ключ к древним посланиям, зашифрованным в орнаментах и фресках католических соборов и строений, дошедших до наших дней.

---

Тамплиеры — это своего рода рубеж, на котором политические течения, начало которым положил папа-алхимик, впервые вырываются на поверхность, появляясь на страницах исторических хроник. История ордена тамплиеров, в особенности его таинственное основание и несметные, поистине фантастические богатства, имела множество последствий. Без тамплиеров было бы невозможным широкое строительство громадных кафедральных соборов, ибо на него просто не было бы средств. А с точки зрения предмета нашего исследования без тамплиеров не было бы и самой дисциплины — «алхимия».

Петр Пустынник, Первый Крестовый поход и гора Сион

Слово crusade (Крестовый поход) происходит от испанского cruzada, что означает «помеченное крестом». Крестоносцы действительно были воинами-паломниками, помеченными крестом. Причем крест этот означал нечто гораздо большее, чем просто знак на их плащах и доспехах. Их воодушевляло новое видение христианства, согласно которому в мире им предстояло много трудов, и притом именно тех, в которых прекрасно разбирались короли полуварварских народов Запада. Понятно, что труды эти — военные походы. Первый Крестовый поход высится в истории своего рода монументом человеческой веры в конец света.

Сильвестр II и Оттон III попытались построить некую объединенную мировую державу из фрагментов и осколков античного мира. Они видели в этом государстве, в которое, возможно, предполагалось включить и халифат Фатимидов, своего рода бастион против натиска переселенцев из Восточной Европы и Западной Азии. В Центральной Европе такими переселенцами были хазары[98] — народность, на основе которой впоследствии сформировались евреи-ашкенази. В Малой Азии эти племена были известны как сельджуки. Эти миграционные процессы создавали серьезную угрозу для Византийской империи, столицей которой был Константинополь, а также для стабильности контроля Фатимидов над Палестиной. Западная империя, в значительной мере реорганизованная при Оттоне III и Сильвестре II, способствовала возникновению в Восточной Европе христианских королевств — Польши, Чехословакии и Венгрии, — служивших барьером на пути вторжений мигрантов с Востока.

Объединившись, эти три силы раннесредневекового мира — две Римские империи (Константинополь считался Вторым Римом) и Фатимидский халифат — могли бы противостоять не только натиску турок-сельджуков, но и надвигавшемуся наступлению монголов. Однако на деле вышло так, что турки-сельджуки в 1071 г. заняли Палестину и, обратив оружие против Константинополя, представляли серьезнейшую угрозу для стабильности всей остальной Европы. После ряда тяжелых поражений Византийская империя заключила с сельджуками унизительный мир, согласно которому под ее властью в Малой Азии оставались всего лишь жалкие крохи былого величия. Да, империя на время была спасена, но путь на Константинополь остался открытым для новых вторжений турок.

В этот роковой момент на страницах истории появляется таинственная фигура человека, ставшего одним из главных вдохновителей и организаторов Первого Крестового похода, — Петра Пустынника. В 1088 г. он был безвестным монахом одного из клерикальных братств или ордена хронистов. Любопытно, что его настоящее имя до нас не дошло, но само его появление на исторической сцене в столь важном качестве свидетельствует о его связях на самом высоком уровне. В 1088 году Петр Пустынник прибыл из Иерусалима, привезя с собой слезную мольбу иерусалимского патриарха Симеона к недавно избранному папе римскому Урбану II[99] (см. ил. 5.5). Обращенная к Западу мольба о помощи и обещание воссоединения церквей были не просто гласом одинокого страдальца. Послание патриарха вызвало жаркие дискуссии в римско-католической церкви и явилось доминантой, задавшей тон всему понтификату папы Урбана.

В начале 1095 г. Алексей I Комнин[100], тогдашний император Византии, сознавая свою слабость перед лицом угрозы нового вторжения турок, направил к папе Урбану II и собору в Пьяченце послов с просьбой о военной помощи со стороны Запада[101]. Урбан II был явно заинтригован внезапно открывшимися перед ним возможностями. Казалось, настал час осуществления старой сильвестровской идеи создания объединенной мировой державы. Урбан отправился в поездку по Северной Италии и Южной Франции, растянувшуюся на полгода, стремясь заручиться поддержкой знати. В августе из Ле Пюи (Южная Франция) поступил указ: в ноябре того же года церковь созывала в Клермоне, Овернь, собор князей и епископов.

Ил. 5.5. Старинная гравюра, изображающая проповедь Первого Крестового похода

Чего именно ожидал Урбан от собора в Клермоне, остается неясным. По всей видимости, он намеревался начать военную экспедицию, но такую, какая не имела бы ничего общего с кампанией, которую он не так давно санкционировал в Испании. Нет, задуманная им акция должна была представлять собой нечто совсем иное.

Урбан II, урожденный Эд де Шатийон-сюр-Марн, бывший приор Клюни, был человек достаточно широких взглядов, умелый организатор и искусный дипломат, убежденный сторонник программы церковных реформ, выдвинутой его предшественником — папой Григорием VII. Однако, в отличие от Григория, неутомимая деятельность которого затрагивала всех и вся, Урбан отличался особой гуманностью. Это был своего рода поп-звезда среди пап: высокий, стройный, доступный, отличавшийся подчеркнуто аристократическими манерами. Его главной целью было проведение широких реформ в Западной церкви и воссоединение[102] ее с Восточной (Православной) церковью ради восстановления истинно католического[103], единого вселенского христианства. В этом смысле просьба Алексея I о помощи представляла решающий прорыв в деле воссоединения церквей. На Урбана также сильное впечатление произвело движение «мир Божий», сторонники которого призывали устраивать во время войн между христианами перемирия в воскресные дни и праздники наиболее почитаемых святых. Он видел в призыве поднять оружие против «грешного племени, отпавшего от Бога» (так он назвал турок в своей речи перед толпами, собравшимися в Клермоне) (см. ил. 5.6), своего рода средство направить боевой дух европейских аристократов в более выгодное русло.

Ил. 5.8. Папа Урбан II председательствует на Клермонском соборе. Книжная миниатюра XV века.

Утром во вторник 27 ноября 1095 г. в Клермоне собрались многотысячные толпы, горевшие желанием услышать обращение папы. Фанатики-монахи и странствующие проповедники разнесли весть об этом обращении за много месяцев до выступления папы. И когда долгожданный день наступил, собравшихся оказалось слишком много, так что кафедральный собор просто не смог вместить всех, и обращение было оглашено под открытым небом, на пустоши у восточных ворот Клермона. Когда толпы собрались у ворот, Урбан II поднялся на возвышение и обратился к своей пастве.

Четверо хронистов-современников донесли до нас слова Урбана. Один из них, Робер Монах, заявлял, что он лично присутствовал в Клермоне и слышал обращение, с которым выступил Урбан. Именно эту версию речи папы мы и взяли за основу нашего рассказа. Робер сообщает, что Урбан начал свое выступление призывом к франкам: «О племя франков! Народ, возлюбленный и избранный Господом!» Затем, согласно записи Робера, папа призвал верных прийти на помощь братьям на Востоке. Восточные христиане обращаются с мольбой о помощи: турки вторглись на исконно христианские земли, сея смерть и разрушения всюду, где ступала их нога. Урбан особо подчеркивал святость Иерусалима и тяжесть страданий паломников, дерзавших отправиться туда. Нарисовав мрачную картину ужасов, творящихся на Востоке, Урбан огласил свое воззвание: пусть христиане Запада поспешат спасти страждущих братьев. Пусть богатые и бедные, собравшись и объединившись, прекратят истреблять друг друга ради великого блага — истребления безбожных турок Это будет поистине делом Божиим, объявил Урбан, и всех погибших в этой самой святой из войн ждет полное прощение и отпущение прежних грехов. В таком деле нельзя медлить; пусть все будут готовы выступить в поход летом следующего года. Сам Бог поведет Своих воинов в бой.

Урбан произнес речь по-французски перед своими соотечественниками, а затем, перейдя на латынь, достиг таких высот красноречия, которые были уже недоступны для понимания хрониста. Однако главное, что поразило в речи Урбана, — это его неожиданный пафос. Фраза «Dieu le volt», то есть «этого хочет Бог», эхом прокатывалась по толпе задолго до того, как Урбан окончил свою речь. По окончании обращения папы епископ Ле Пюи пал к его ногам, умоляя о позволении присоединиться к походу. Его примеру последовали многие тысячи присутствовавших