Уилл Селф - Кокнбулл

• Название: Кокнбулл
• Автор: Уилл Селф
• Издательство: Ад Маргинем
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-93321-091-9

Диптих (две повести) одного из самых интересных английских прозаиков поколения сорокалетних. Первая книга Уилла Селфа, бывшего ресторанного критика, журналиста и колумниста Evening Standard и Observer, на русском. Сочетание традиционного английского повествования и мрачного гротеска стали фирменным стилем этого писателя. Из русских авторов Селфу ближе всего Пелевин, которого в Англии нередко называют "русским Уиллом Селфом".

---

Жизнь Кэрол и Дэна, таким образом, была в точности как литературное произведение: вымученное и выброшенное в открытое пространство. Они дрейфовали в вакууме, отрезанные от родителей, изолированные друг от друга. И поскольку другого проводника в корпускулярный мир социальных вращений у них не оставалось, они плыли по течению, пока оно было, притягиваясь как металлическая стружка к магниту.

Каждый вечер Кэрол и Дэн посещали занятия в своих группах и буквально расцветали на глазах. После занятий они торопились домой послушать дополнительно небольшую проповедь Дэйва 2, который пунктуально откланивался ровно в 23.10, чтобы успеть на последний автобус № 114, отправляющийся к северным оплотам Фрерн Барнет, где у него была квартирка в доме гостиничного типа.

У них и времени-то не было, чтобы наскучить друг другу. Они встречались, как соседи, проходя из спальни в ванную в банных халатах, как Рок Хадсон и Дорис Дэй, и уста их были запечатаны. Я мог бы даже сказать, что у Кэрол не было времени проверить, как там ее хрящеватый отросток. Я мог бы так сказать, и, несмотря на ваше вожделеющее сознание, вы даже обрадовались бы, не так ли? Но вам стало бы ясно, что я чего-то недоговариваю, не так ли? Ну, конечно, Кэрол успевала, точнее, находила время проверить, как поживает малютка-рычажок. Ведь, в сущности, это и был рычажок. В самые неожиданные моменты она чувствовала, как он раздвигает ее изнутри; сидела ли она в группе, слушая чью-то исповедь, или стояла у библиотечной конторки, потирая мохнатку о фанерную плиту, которая печально потрескивала, отклеившись от основания.

А разве можно забыть о туалетных историях? О таких вещах забывать нельзя. Иногда я чувствую, что мое тело — это сплошной извивающийся кишечник, полный запахов и едва прикрытый тонким слоем кожи. Ницше, как известно, буквально агонизировал в туалете. ВЕссе Homo он проклинал немецкую кухню за пиво с сосисками — пищу, цементирующую задний проход. Как и Гоголь, еще один бесполый невротик, он скитался по городам Северной Италии, ища спасение в пасте и спагетти — антиоксидантах, облегчающих пищеварение.

Но я отвлекся. Мы о туалете: обычные мочеиспускательные ощущения как-то притупились. Кэрол чувствовала, что струю что-то сдерживает, направляя изнутри в узкую воронку. Нагнувшись, она замечала пузырек плоти и капельку урины на нем. И тогда пальцы ее скручивались и замирали, как будто кисть насадили на вертел. Приходилось верить своим глазам — он никуда не делся. А теперь он еще и выпирал из-под губ. Она с трудом заставила себя обхватить его трясущимися пальцами — большим и указательным. В большом зеркале над раковиной она видела свое отражение — темный контур на фоне плитки цвета авокадо. Ноги широко раздвинуты, трусы, как лопасти пропеллера, между вывернутыми ступнями; в таком положении она потела и изворачивалась на пластиковой подкове унитаза, как на пыточном стуле.

Тем не менее она схватила его. И когда она почувствовала меж пальцами к тому времени уже мясистую личинку с хрящиком посредине, с ней что-то произошло. С одной стороны, бремя знания стало еще тяжелее, большая берцовая кость, сорвавшись с пиратского флага, вонзилась в ее жизнь, отделив обладательницу тайны от обшего стада. (Хотя можно с полной уверенностью сказать, что секрет этот для Кэрол был не более страшный, чем, скажем, адюльтер или умерщвленный плод.) Но, с другой стороны, точнее, прямо между ног, у нее торчал отросток. Личинка уже вполне себе выросла. И когда она, все еще со спущенными трусами, дрожа и сдерживая рвоту, вытащила его и прижала к шестидюймовой рулетке, ей невольно вспомнился ее брат Стивен, которого она несколько лет назад поймала затем же занятием. Воспоминание это она просто так отбросить не могла. Кроме того, личинка эта вовсе не была чем-то необычным; нечто подобное она встречала не раз, хотя и в абсолютно другом контексте.

«Понедельник, 9.45. Длина — 7 мм. Внешний вид: чем-то похож на вытянутый клитор, мешковатый, но внутри спрятан хрящик с нервным окончанием. Заметки: и действительно что-то вроде второго клитора».

«Вторник, 11.45. Длина — 8,5 мм. Внешний вид: как и вчера, только стал чуть больше и заметно выпирает из-под малых половых губ. Личинка как будто рвется к свету, в то время как клитор прячется под свой капюшончик. Заметки: увеличение длины на 1,5 мм не вполне правдоподобно. Настолько, что приходится усомниться в точности шестидюймовой рулетки оксфордского геометрического набора».

«Среда, 15.30 (в библиотечном туалете, оттого такая короткая запись). Длина — 10 мм. Внешний вид: мерзопакостный, у него появился глазок. Заметки: мне нехорошо, очень даже плохо».

Все эти записи Кэрол могла бы сделать, если бы потрудилась завести дневник и записывать в деталях каждый этап его развития. Конечно же, она и не подумала это сделать. Тем не менее ее отношение к этому странным образом укладывалось в отчет о чем-то само собой разумеющемся. Больше того, эти черты — практичность, даже прагматичность, — качества, которые однажды отметил в своем отчете учитель начальной школы, но которые она, насколько мне известно, раньше никогда не проявляла, — стали обнаруживаться в различных областях ее деятельности.

Дэну на работе дали задание спроектировать корпус для CD/видеомодуля. В четверг утром после своего первого занятия в АнАлах, Кэрол пошла в магазин стройтоваров в Вуд-Грине и купила все необходимое: листы фанеры, шурупы и электроотвертку. Работу нужно было сдать в субботу утром. Кроме того, по дороге Кэрол записалась на курсы вождения, что собиралась сделать уже давно.

В субботу утром, когда Дэн чертил специальным карандашом на разлинованной кальке корпус в разрезе, Кэрол что-то невнятно бормотала и судорожно поеживалась, лежа на постели. По телевизору показывали интервью с отцом Хулио Иглесиаса, видным испанским гинекологом, что и послужило толчком к ее последующим действиям. Еще в бессознанке, она расстегнула пуговицы ширинки и вытащила это. «Боже мой! Что я делаю? Я вытащила э/ио!» — возопило сознание. Она рыгнула, и на экране пошла реклама All Bran; появление этой в высшей степени обыденной принадлежности — полезных во всех отношениях кукурузных хлопьев — в данной ситуации было абсолютно непредвиденным и странным. Ища убежище, Кэрол скатилась с кровати на ковер. При движении оно потерлось о шероховатую ткань ее джинсов и слегка — слава богу, потому что, я думаю, большего она не вынесла бы, — напряглось.

Несмотря на только что перенесенное переживание, Кэрол оставила без внимания очередные потуги Дэна, остановившего ее на полпути в кухню. Она продолжала беспристрастно отшивать его весь оставшийся день. Различные участки ее сознания, обычно растянутые вдоль кривого, плохо освещенного коридора, начали отделяться друг от друга. Теперь они стали представлять собой обособленные кабинки вроде нашего купе, которое, конечно же, является частью поезда, но из него мы не можем попасть в другую часть этого же поезда. И в этом смысле, я полагаю, оно вовсе не является его частью…

Профессор сплел пухлые пальчики и обхватил фланелевое колено, вполне довольный своим софизмом. Когда я садился в поезд, то отчего-то не заметил, что состав очень старый, еще довоенный. По он был абсолютно прав. В купе был отдельный вход, и с другими частями поезда оно не сообщалось. Такие вагоны могли делать только в прежние времена, когда, по общему мнению, насилие и сексуальные домогательства существовали лишь в среде людей, неспособных купить билет на поезд. Едва я собрался обсудить этот курьезный пример Британского железнодорожного ханжества с профессором, как он тут же продолжил.

… У Кэрол была замедленная реакция на эмоциональные потрясения, в чем, собственно, и крылась причина ее невроза. И хотя ответная реакция сильно запаздывала, связь, безусловно, присутствовала, а неспособность объяснить толком, почему то или иное событие вызывало у нее слезы или заставляло сердиться, и была, если хотите, гарантией внешней уравновешенности.

То, что с ней произошло далее, — лучшее тому подтверждение. Вместе с отчуждением пришло осознание. Кэрол порхала во мраке вдоль гравиевой тропинки, ведущей к более освещенным участкам сознания. В одном из них она видела, как рассказывает о себе на собрании АнАлов; в другом — как вид этого вызывает у нее тошноту; в третьем она внимательно слушает Дэйва 2, в четвертом — отворачивается от Дэна. В темноте Кэрол увидела себя похожей на призрак, это было как неожиданное спасение — «бог из машины», она улыбнулась себе и прошла мимо.

Кэрол стала агрессивнее. Когда она проходила по Форчн-грин-роуд, какой-то маляр вытянул свой клюв и заценил ее, говоря по-простому, обтекаемые формы, она обернулась, плюнула, сказала: «Слизывай, козел», — и ушла, довольная собой. Дэн не заметил этой перемены, возможно, потому, что привык к ней. Привычка подавляет способность к рефлексии, а Дэн был человеком привычки, это было его основное качество. К тому же он, по правде говоря, никогда и не был женат на Кэрол, он жил с ее проекцией, сотканной из собственных фантастических представлений и безразличия, проявленного его матерью. («Она всего лишь маленькая простушка, но, честно говоря, на большее ему рассчитывать не приходится», — таков был отзыв Императрицы на известие о помолвке Дэна и Кэрол.)