Исмаиль Кадарэ - Генерал армии мертвых

• Название: Генерал армии мертвых
• Автор: Исмаиль Кадарэ
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989

Роман «Генерал армии мертвых» — это произведение о минувшей мировой войне, несмотря на то, что действие развертывается много позже, в мирное время. Два официальных представителя неназванной страны (но, несомненно, Италии, на сей счет у читателя не остается никаких сомнений) прибывают в Тирану с печальной миссией: посетить места захоронений своих солдат и с помощью выделенных албанскими властями рабочих произвести эксгумацию с тем, чтобы вернуть останки армии на родину…

Этот роман албанского писателя И. Кадарэ принес своему автору мировую известность. Он переведен на многие языки, а в 1983 году итальянский режиссер Лучано Товоли, известный российскому зрителю, в частности, как оператор ленты «Профессия: репортер», снял по нему фильм с Марчелло Мастрояни и Мишелем Пикколи в главных ролях. Фильм с успехом прошел на европейском экране.

На русский язык произведения И. Кадарэ, поэта, прозаика, прежде не переводились.

---

С чего это такое оживление? — удивился он, спускаясь по лестнице. Он пошел по бульвару, направо, в сторону министерств.

Площадь Скандербега была увешана флагами. Фасады министерств и колонны Дворца культуры были украшены лозунгами и разноцветными лампочками.

Ах да, послезавтра у них национальный праздник, совсем вылетело из головы, пробормотал про себя генерал.

На тротуарах было очень оживленно. Люди, как всегда, толпились у афиш кинотеатра напротив башни с часами. Он прошел мимо афиш, но даже не обратил внимания, какие там фильмы.

Взглянул на часы. Было уже одиннадцать.

За билетом зайду после панихиды, подумал он и повернул налево. Перед банком, позади кафе «Студент», на автобусных остановках бушевало настоящее людское море. Здесь было кольцо автобусных маршрутов от текстильного комбината, киностудии, из района Лапраки, с других окраин города, и он с трудом пробивался сквозь толпу. До церкви, где служили панихиду, была всего одна остановка, и он решил пойти пешком.

Он шел посреди тротуара и думал о мешке с останками полковника.

Он не мог ясно вспомнить, как это все произошло. Помнил только, что был в подавленном, угнетенном состоянии. А теперь, когда та бессонная тяжелая ночь осталась в прошлом, он не мог объяснить себе свой поступок.

Так или иначе все это нужно каким-то образом уладить. Надо будет поговорить вечером со священником. У них было много солдат ростом метр восемьдесят два. Ну, а насчет зубов вообще можно не беспокоиться. Кому придет в голову сомневаться в подлинности останков полковника? Никому.

Он попытался вспомнить, у кого из солдат был такой же рост, как у полковника Z, но не смог. Каждый раз, когда эксперт произносил громко: «Метр восемьдесят два», генерал всегда повторял про себя: «как у полковника Z». Но теперь не мог припомнить ни одного из них.

Ему удалось вспомнить только летчика, случайно найденного возле сельской проселочной дороги, английского летчика, которого они закопали обратно.

Потом он вспомнил солдата, который вел дневник. Рост у него был тоже метр восемьдесят два. Генерал подумал о том, что произойдет, если вместо останков полковника подсунуть кости этого солдата. Он представил, как семья и все родственники полковника встречали бы останки простого солдата, какую бы величественную панихиду и торжественные похороны устроили бы, как рыдала бы одетая в траур Бети, поддерживая под локоть старуху мать полковника, и как мать рассказывала бы всем приглашенным о своем сыне. Затем они опустили бы кости солдата-дезертира в пышно украшенный гроб, предназначавшийся для его убийцы, звонили бы колокола, какой-нибудь генерал произнес бы фальшивую речь… какое это было бы надругательство над всеми, какой смертный грех. И если на самом деле существуют духи и призраки, той же ночью этот солдат встал бы из могилы.

Нет, сказал себе генерал. Лучше найти кого-нибудь другого. Наверняка можно найти. Панихида начиналась через две минуты. Церковь видна была издали — красивая, построенная в современном стиле. Перед ее ступенями, на оживленной улице, стояло множество роскошных автомашин самых разных марок.

Прибыли дипломаты из иностранных посольств, подумал генерал и быстро взбежал по мраморным ступеням. Панихида уже началась. Он обмакнул кончики пальцев в чашу со святой водой, стоявшей справа, перекрестился и отошел в сторону. Он взглянул на священника, который вел службу, но слышно было плохо, и он принялся разглядывать развешанные повсюду черные траурные полотнища и установленный посреди церкви пустой гроб, тоже обитый черной тканью. В полумраке горели свечи, все были в траурных костюмах, и хотя сквозь высокие витражи и пробивался солнечный свет, в церкви было мрачно и холодно.

Священник молился за души покойных солдат. Лицо его было бледным от бессонницы, а серые глаза смотрели устало и страдальчески. Дипломаты слушали внимательно, с серьезными лицами, и в церкви кроме запаха свечей и ладана витал тонкий аромат дорогого одеколона.

В полной тишине заплакала вдруг женщина. Из нашего посольства, подумал генерал.

Голос священника проникал во все уголки церкви, набатно-гудящий и торжественный:

— Requiem aeternam dona eis.[22]

Стоящая перед генералом женщина разрыдалась и достала платок.

— Et lux perpetua luceat eis,[23] — продолжал священник, глядя вверх, на распятое тело Христа. — Requiescat in расе,[24] — закончил он, и голос его отозвался эхом во всех уголках церкви.

— Amen,[25] — произнес дьякон.

В наступившей тишине генералу казалось, что он слышит даже тихое шуршание горящих свечей.

Мир праху, повторил генерал про себя, чувствуя, как его сердце наполняет тоска.

И когда священник поднял вверх просвиру, когда все опустились перед ним на колени, а он поднял чашу с красным вином и стал вкушать тело Христово и пить кровь его за спасение их душ, генерал вдруг представил себе этих солдат — тысячи и тысячи солдат, с алюминиевыми котелками в руках, стоящих у огромного котла в очереди за порцией фасоли, и от лучей заходящего солнца на котелках и стальных касках играют пурпурные, неземные, потусторонние отсветы.

Да озарит их вечный свет, повторил он про себя, опустившись на колени и мрачно уставившись на холодные мраморные плиты. Прозвенел колокольчик, и все поднялись.

— Ite missa est,[26] — прогремел голос священника.

— Deo gratis,[27] — подхватил дьякон.

Публика направилась к выходу. На улице уже негромко урчали моторы, и когда генерал вышел, машины дипломатов стали трогаться с места одна за другой. На остановке возле церкви он дождался автобуса, прошел к большому заднему стеклу и встал там.

— Граждане, берите билеты, — сказала женщина-кондуктор.

Он понял слово «билеты» и спохватился. Сунул руку в карман и достал сотенную бумажку.

Он догадался, что кондуктор спросила, нет ли у него мелочи, и отрицательно покачал головой.

— Три лека, — проговорила она и, показав ему три пальца, повторила свой вопрос.

Генерал снова покачал головой.

— Да он иностранец, товарищ, — нехотя проговорил высокий парень.

— Это я и сама сообразила, — сказала женщина и стала набирать ему сдачу.

— Наверное, какой-нибудь албанец из Америки, — сказал старик, сидевший возле кондуктора. — Из тех, что совсем забыли албанский язык.

— Нет, папаша, он иностранец, — сказал парень.

— Уж ты мне поверь, — настаивал старик, — я в этом хорошо разбираюсь, он из этих, из Америки,

Генерал понял, что говорят о нем и что его приняли за американца.

Пусть считают меня кем угодно, подумал он.

Когда автобус остановился перед Национальным банком и все стали выходить, он встретился взглядом со стариком.

— Ол райт, — громко сказал ему старик, выходя из автобуса, и засмеялся, очень довольный собой.

Генерал пробился сквозь толпу крестьян, дожидавшихся автобусов на Камзу и Юзбериши, и очутился на большом бульваре. В авиакомпании он пробыл недолго. Спрятав билет в карман, он вышел на улицу Дибры.

Здесь перед фруктовыми лавками, возле закусочных и у большого универмага толпился народ. Проходя мимо универмага, генерал решил купить какой-нибудь сувенир.

Постояв немного перед витринами, он зашел в магазин. Сувениров было много, самых разных, и он внимательно их разглядывал. Ему всегда нравилось покупать сувениры.

А что, интересно, покупали на память солдаты, уезжая из Албании?

Маленький человечек у него в голове вдруг снова забил в барабан, сначала медленно, а затем все быстрее, быстрее, быстрее. Только теперь он не сидел, скрестив по-турецки ноги, а стоял блестящий, черно-белый, в красной джокэ с черными лентами, а на голове у человечка была телешэ. Он стоял и бил в барабан — весь из сверкающего фарфора, и генерал не мог отвести от него глаз.

Он показал на него рукой.

Девушка достала с полки фигурку, завернула и протянула ему.

Глава двадцать третья

Бам-бара-бам, бам-бара-бам, бам-бам-бам.

— Хэлло.

Генерал, удивленный, обернулся.

— Хэлло, — ответил он.

На тротуаре перед отелем стоял генерал-лейтенант. Левый рукав его шинели был засунут в карман, а в правой руке он держал трубку.

— Как вы себя чувствуете?

— Плохо, — сказал генерал. — А вы?

— Я тоже неважно.

Генерал-лейтенант затянулся и вынул трубку изо рта.

— Прежде всего, хотя и прошло уже довольно много времени, я хотел бы принести вам свои извинения за тот прошлогодний инцидент, — сказал он, глядя в сторону. — Мне вручили ваш протест. Но я заверяю вас — это случилось не по моей вине, и я очень сожалею об этом.

Генерал рассеянно посмотрел на него.

— А кто же был виноват? — спросил он.

— Мой компаньон. Это он напутал. И не только в тот раз. Пойдемте, посидим где-нибудь. И я все вам расскажу подробно.