Владислав Глинка - Дорогой чести

• Название: Дорогой чести
• Автор: Владислав Глинка
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Повесть «Дорогой чести» рассказывает о жизни реального лица, русского офицера Сергея Непейцына. Инвалид, потерявший ногу еще юношей на штурме турецкой крепости Очаков, Непейцын служил при Тульском оружейном заводе, потом был городничим в Великих Луках. С началом Отечественной войны против французов Непейцын добровольцем вступил в корпус войск, защищавший от врага пути к Петербургу, и вскоре прославился как лихой партизанский начальник (он мог ездить верхом благодаря искусственной ноге, сделанной знаменитым механиком Кулибиным). Переведенный затем за отличия в гвардейский Семеновский полк, Непейцын с боями дошел до Парижа, взятого русскими войсками весной 1814 года. В этом полку он сблизился с кружком просвещенных молодых офицеров — будущих декабристов.

Автор книги — ленинградский писатель и музейный работник Владислав Михайлович Глинка. Им написаны выпущенные Детгизом книги «Жизнь Лаврентия Серякова» (1959) и «Повесть о Сергее Непейцыне» (1966). Последняя рассказывает о детстве и юности героя книги «Дорогой чести».

---

— Егеря, стой! Стой! Стой! — кричал Властов, вертясь на коне перед полком. И когда остановились, скомандовал: — Равняйсь! Вольно! — И, понизив голос: — Пошлите, капитан, помощь оказать майору Козыреву… Ну, жив, Сережа?

Они стояли рядом и смотрели, как сжимаемые плотным полукругом рыжих коней французы в беспорядке бегут к реке.

— Молодцы драгуны! — похвалил Властов. И рассудил вслух: — Теперь березняк займем и нового приказа ждать станем. А на том берегу вон каков пригорок. Его штурмовать надо подумавши…

Но штурмовать позицию за Свольней не пришлось. Французы сожгли за собой мост и ночью ушли обратно к Полоцку. Пленные говорили, будто в штабе Удино узнали, что к русским подошли большие подкрепления. Навели временный мост и двинулись следом.

В полдень, только встали на обед, привезли приказ Властову тотчас явиться в штаб корпуса.

— Ох, не люблю, когда начальство требует! — ворчал полковник, пока денщики чистили со всех сторон его кивер, платье и сапоги. — Кажись, не было особых упущений, да кто знает? Отсталых многовато, так, верно, во всех частях то же. Обуты плохо, некоторые во французских башмаках, и тоже не у нас одних…

Полк стоял уже в ружье, когда Властов возвратился и занял место не во главе его, а сбоку, так, чтобы пропустить мимо себя.

Непейцын подъехал и всмотрелся в лицо друга:

— Благополучно?

— Погоди, расскажу, — кивнул Егор Иванович. — Прошу, майор! — отнесся он к ставшему во главе полка командиру 2-го батальона.

Раздалась команда, загрохотали барабаны, и взводы, старательно ровняясь и печатая шаг, замелькали перед ними.

— Полк сей я сформировал и с тех пор с ним неразлучен, — сказал Властов, когда поехали следом за последней шеренгой.

— Переводят тебя куда?

— Пока нет… Ну, не стану тянуть, хочу, чтоб первым меня поздравил с генеральским чином. Курьер нонче от государя прискакал.

Перевесившись с седла, насколько позволяла деревяшка, Непейцын обнял друга:

— От всей души, Егор!

— Спасибо графу, представил за Клястицкое дело, — продолжал Властов. — Самому Георгий второй степени прислан, Довре — Владимир, Яшвиля в генерал-лейтенанты, а нас с Мезенцевым в генерал-майоры. Остальным награды тоже будут, но не с сим курьером. Надобно, братец мой, выходит, к маркитанту денщиков посылать…

В следующий вечер к командиру полка были званы все офицеры 24-го егерского. Пили, ели, провозглашали тосты, рассевшись вокруг ковров, уставленных тарелками, бутылками, стаканами. А когда наконец разошлись, то друзья, уже в халатах, вышли из палатки, где денщики и Федор готовили постели, и с трубками присели на табуретки.

— Радостно, спору нет, — рассуждал Егор Иванович. — Каждый, в службе находясь, к следующему чину законно стремится, на том военное дело стоит. И жене моей лестно превосходительной повеличаться. Она, как все польки, дама тщеславная. Но и горько, Сережа, что многих друзей рядом нету, чтоб порадовались. Служил в сем полку подполковник Сомов, храбрец и умница редкий. Он в том деле убит, за которого Егория шейного мне дали. Или Кульнев. Дорогой друг, хоть и начальник. Да мало ли? Конечно, и я лоб за пень не прятал, но живые разве все по заслугам награждены? К примеру, Луков, Севского полка командир. Ужо узнаешь, как поздравить приедет. Погляди, прошу, со вниманием. Такой молчаливый, будто губы зашиты. Солдатский сын и сам нижним чином лет пятнадцать трубил. Много ль у нас полковников сего происхождения? Каждая ступень отвагой добыта. Не меньше меня, поверь, генеральство заслужил.

* * *

Через три дня бригада Властова вышла из лесу на берегу речки Полоты. Впереди, в полутора верстах, белели стены и церкви подгороднего Спасского монастыря, еще дальше рисовались костелы, крыши и сады Полоцка. На этот раз на егерей возлагалась второстепенная задача не давать врагу обойти фланг нашей боевой линии. Исполнить это было тем легче, что естественной преградой здесь являлась довольно глубокая река.

5 августа утром егеря услышали благовест и крестились, вспоминая, что завтра праздник преображения. Вскоре стало видно, как из города на равнину выступали французские и баварские части, как построились в боевой порядок, как открыли огонь по нашим. К десяти часам пушки грохотали по всей линии, и им вторила трескотня ружей. Основной удар русских был направлен на Спасский монастырь. Здесь с обеих сторон палили по нескольку батарей, и, когда пелена дыма разрывалась, егеря видели пешие строи, устремлявшиеся друг на друга, и конницу, рубившуюся в поле.

— Кажись, счастье выпало, — рассуждал Властов. — Даже шальная пуля сюда не залетает. А ведь, право, неладно со стороны глядеть, как в первый раз весь корпус дерется…

Едва поспели пообедать, как прискакал ординарец с приказом генералу оставить сколько сочтет необходимым для охраны флага, а с остальными спешить на поддержку своей дивизии.

Велев готовиться к выступлению всему 23-му полку и 2-му батальону 24-го, Егор Иванович обратился к Непейцыну:

— Вас, господин подполковник, за болезнью майора Козырева оставляю на его месте с поручением известным. Капитана Пяткина рекомендую вам для совета, касаемого полевой службы, что в соединении с вашей опытностью… Ну, обнимемся, Сережа. Авось вернусь, но дело, видать, самое жаркое… Господа офицеры, по местам!

Рассыпав три роты вдоль леса, а четвертую оставив в резерве, Сергей Васильевич продолжал наблюдать за боем, насколько позволял пороховой дым. Вечером Властов прислал полуроту за патронными и сухарными повозками. Приведший ее офицер передал, что полки остаются ночевать на поле, раз французы не выбиты из монастыря. Вечером выдвинули в поле цепь пикетов, и около полуночи Непейцын с Пяткиным решили их обойти.

— Слышите, сударь, как стонут? — спросил Фодор, сопровождавший своего барина.

— Кто стонет? — не понял Сергей Васильевич.

— Раненые, видно…

Остановился, прислушался. Донеслись неясные звуки, из которых порой выделялись какие-то крики, оханье.

— Еще б не стонать. — заметил капитан. — Многих ли вчерась подобрали? Вот и маются, сердешные, где упали помощи просят…

Прилегши на опушке, Непейцын смотрел в темноту. «Не страшно ли, — думал он, — что спят усталые солдаты и офицеры в двух шагах от братьев своих, которые последним стоном исходят? Можно б мне сейчас приказать взять фонари да пойти по полю с десятком солдат и с лекарем батальонным, да много ли в темноте сделаешь? И не имею права команду оставить… А ведь Властов поручение сие мне придумал, чтоб от опасности уберечь…»

Дремота, на рассвете одолевшая Сергея Васильевича, была разорвана громом пушек. Снова черные мундиры русской пехоты наступали на синих французов и васильковых баварцев. Такой канонады, как в этот день, Непейцын не слышал со штурма Очакова. Казалось, земля вздрагивает под ногами Потом артиллерия смолкла, пехота освободила поле и только конница продолжала биться.

Наконец около шести часов у русских ударили отбой, и поредевшие полки потянулись к дороге на Невель.

— Здесь ждать станем приказа, господин полковник, или тоже туда тронемся? — спросил Пяткин.

— Конечно, нас известят, куда двигаться, — ответил Непейцын.

А сам подумал: «Если Егор убит, вспомнит ли кто?..»

Уже темнело, когда показались егеря. Впереди ехал Властов с бескровным, измученным лицом.

Через полчаса, вымывшись и сменив мундир на сюртук, он сидел против Непейцына за походным столом, на котором мерцал фонарь, освещая самовар и тарелки с едой.

— Вот и спроси, отстояли мы нонче Петербург? — сказал он, утолив первый голод. — Ежели я что понимаю, то охоты соваться в новый бой у них не будет, если, конечно, подкреплений не получат. Но и дрались крепко. У нас, сказывают, до пяти тысяч потери. Генералы Берг, Козачковский, Гамен ранены, полковников семь убитых. И у французов, от пленных известно, вчерась сам Удино ранен, а нынче сменивший его Сен-Сир да еще генералов четверо, в том числе знакомец наш, Вердье.

— Но они в поле остались, а мы ушли, — сказал Непейцын.

— Да, — согласился Властов, — загнать в Полоцк сил наших не хватило. Но пленные говорят, что хлеба и фуража у них недостача, реквизициями живут. А дальше что? Подвозом из магазинов такую массу вдали от своих границ разве накормишь?

На заре тронулись проселком к большой дороге. Подтянутые к полку пикеты уверяли, что французы уходят в Полоцк. То же говорили встреченные кавалеристы, простоявшие ночь на аванпостах.

— Ага, бока трещат не меньше нашего! — торжествовал Егор Иванович. — И мне та весть особо приятна. Я, признаюсь, боялся, чтобы, до света на старой позиции простоявши, не оказаться отрезану от главных сил, если Сен-Сир за ними пойдет. Но с вечера все же не рискнул в общую мятку лезть. Тьма, знаешь, неразбериха, — бывал я в таких переделках… Теперь не спеша свою дивизию догоним и отдохнем денек-другой, пока граф с Довре новые планы обдумывают…