Лао Шэ - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Лао Шэ
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Разная фантастика
• Год: 1981

Лао Шэ — один из крупнейших китайских прозаиков XX века, автор многочисленных романов, рассказов и пьес, вошедших в золотой фонд современной китайской литературы.

В сборник включен роман «Рикша», наполненный глубоким гуманистическим содержанием, сатирический роман «Записки о Кошачьем городе», фрагменты незаконченного романа «Под пурпурными стягами» — о Пекине времен маньчжурских богдыханов, избранные рассказы, отрывки из биографических записок «Старый вол, разбитая повозка».

Сборник выходит к 15-летию со дня трагической гибели писателя от рук хунвэйбинов во время так называемой «культурной революции» в КНР.

---

Прошлое казалось ему страшным сном, и в будущее он почти утратил веру. Сянцзы видел, как другие пьют, курят, ходят в дома терпимости, и почти завидовал им. Если не удается выбиться в люди, почему не пожить в свое удовольствие? Его собратья поступают правильно! Конечно, он не бросится сразу в публичный дом, но почему не выпить рюмку-другую? Больше всего его тянуло к табаку и вину. Ему казалось, что на это уйдет не так уж много денег, зато он забудется и сможет, как и прежде, смело смотреть вперед.

Но пока он не притрагивался ни к вину, ни к табаку. Нужно беречь каждый медяк, иначе не видать ему коляски. А купить ев он обязан. Без собственной коляски и жить не стоит. Он не мечтал стать чиновником, разбогатеть, пажить состояние; его способностей хватало только на то, чтобы возить свою коляску. Это было его самой большой мечтой.

Целыми днями Сянцзы думал об этом и пересчитывал деньги. Забыть о своей коляске значило признать, что он всего лишь быстроногое животное, без всякого будущего. Какую бы хорошую коляску он ни брал напрокат, Сянцзы возил ее без всякой радости, словно таскал на себе кирпичи. Он никогда не бросал коляску где попало, всегда сдавал ее хозяину вычищенную до блеска, но делал это равнодушно, лишь потому, что был от природы аккуратен и добросовестен. Вот если бы он приводил в порядок свою коляску и подсчитывал собственную выручку, тогда другое дело, тогда он испытывал бы настоящую радость.

Он все еще не курил и не пил, воздерживался даже от хорошего чая. Первоклассные рикши, такие, как он, в свободную минуту любили выпить чашку крепкого чая с сахаром, чтобы восстановить силы. Когда бежишь с коляской, пот льет ручьями, в горле пересыхает и так хочется настоящего чая, не шика ради, а потому, что это просто необходимо! Однако Сянцзы лишь мечтал о хорошем чае, а пил всегда самый плохой. Иногда он ругал себя за то, что отказывает себе во всем. Однако, если рикша хочет скопить хоть немного денег, он не может поступать иначе. Сянцзы не щадил себя. «Куплю коляску, все пойдет по-другому, — думал он. — Будь у меня своя коляска, я бы ничего не боялся!»

Он экономил на всем и старался заработать побольше. Когда не было постоянной работы, возил кого придется. Выкатывал коляску рано, возвращался поздно, не жалея ног, бегал до тех пор, пока не набирал определенной суммы. Иногда работал день и ночь без передышки. Раньше он не отбивал пассажиров у других рикш, особенно у старых, изнуренных работой. Разве им достанется что-нибудь, если он, молодой и сильный, с хорошей коляской, станет соперничать с ними?! Теперь это его не заботило. Он думал лишь о деньгах. Одной монетой больше — и хорошо. Он не считался ни с чем, перехватывал пассажиров у товарищей, не думая о том, каково им придется. Он был подобен дикому зверю, обезумевшему от голода. Возил всегда бегом — чтобы ни о чем не думать. Так спокойнее! Тем более что, стоя на месте, на коляску не заработаешь.

Лото Сянцзы уже не походил на прежнего Сянцзы. О нем шла дурная слава. Выхватив пассажира из-под носа у другого рикши, он слышал, как вслед ему несутся проклятья, но он не отвечал, а старался поскорей убежать. «Я никогда не поступал так бессовестно, — думал он. — Ах, если бы не коляска!» Он, казалось, готов был у всех просить прощения, но боялся в этом признаться даже себе. На стоянках или в чайных он часто замечал на себе недружелюбные взгляды рикш. Вначале ему хотелось все объяснить, но их холодность сдерживала его. К тому же он, как и прежде, не пил, не играл в карты и не любил судачить, поэтому рикши чуждались его, а он замыкался в себе и молчал.

Постепенно чувство неловкости сменилось у него наглостью. Сянцзы день ото дня становился все озлобленнее. Рикши смотрели на него с укором, но ему было наплевать. Он помнил, с каким сочувствием его встретили, когда он возвратился после своих злоключений. А теперь все его презирали. Сянцзы становилось не по себе. Даже в чайной он сидел один перед своим чайником, и на стоянках один пересчитывал заработанные медяки, еле сдерживая закипавшую злобу. Он не собирался драться с рикшами, хотя и не боялся потасовок. А они? Они тоже не боялись драк, но связываться с Сянцзы? В одиночку никто из них не смог бы его одолеть, а напасть всем на одного — тоже не велика честь.

Сянцзы решил не давать воли гневу, пока не приобретет коляску. Тогда все уладится, тогда не нужно будет волноваться из-за платы за прокат; он почувствует себя свободнее, не станет перехватывать пассажиров и обижать своих собратьев. Рассудив так, он посматривал на рикш спокойно, словно хотел им сказать; «Поживем — увидим, кто был прав».

Ему, конечно, не следовало так надрываться. Возвратившись в город, он не дождался, пока поправится окончательно, а тут же впрягся в работу. Он старался побороть слабость, не отдыхал, но все же частенько усталость давала о себе знать. Вся надежда была на то, что во время бега он пропотеет, и ломота в теле пройдет. В еде он себе не отказывал, но и не позволял ничего лишнего. Он видел, что сильно похудел, но находил утешение в том, что остался таким же высоким и мускулистым. Сянцзы всегда казалось, что, раз он крупнее других, значит, и выносливее. Ему не приходило в голову, что именно поэтому он должен есть больше других.

Хуню не раз выговаривала ему:

— Если ты, дурная башка, и дальше будешь так бегать — захаркаешь кровью! Пеняй тогда на себя!

Он хорошо понимал, что она говорит это из добрых побуждений. Но дела его шли неважно — где уж тут заботиться о здоровье?!

— Если я не буду так бегать, разве мне купить коляску? — вскипел он однажды, злобно уставившись на Хуню.

Будь на его месте кто-нибудь другой, Хуню орала бы добрых полдня, но с Сянцзы она была покладиста и терпелива, поэтому только и сказала:

— Не все сразу делается, и ты не железный! Не мешало бы тебе отдохнуть день-другой!

Сянцзы не обратил внимания на ее слова, и Хуню добавила:

— Как знаешь! Протянешь ноги — вини себя!

Лю Сые тоже был не совсем доволен. Сянцзы работал, не щадя сил, выезжал рано, возвращался поздно, а это не шло коляскам на пользу. Конечно, рикши, берущие коляски на весь день, могли начинать и заканчивать. работу в любой час, но если все будут лезть из кожи вон, коляски наверняка износятся на полгода раньше. Ни одна вещь не выдержит, если с ней так обращаться. Кроме того, у Сянцзы теперь совсем не оставалось времени на то, чтобы ухаживать за колясками хозяина. Старик хмурился, но молчал.

Сдавая коляску на целый день, хозяин не ограничивал рикш во времени — так было принято. Приводить коляски в порядок не входило в обязанности рикш; это делалось по доброй воле, а потому Лю Сые, дорожа своей «славой», не мог выказывать Сянцзы недовольство. Но это недовольство притаилось в щелках его глаз и в углах крепко сжатых губ. Частенько ему хотелось просто выгнать Сянцзы, однако, взглянув на дочь, он сдерживал себя. Хуню нравился этот неотесанный малый — так что лучше не вмешиваться. Дочь-то у него одна! И по всему видно, что замуж ей уже не выйти. Не лишать же ее единственного приятеля!

Говоря по совести, Хуню была нужна ему самому, и Лю Сые вовсе не стремился выдать ее замуж. Однако он чувствовал себя перед дочерью виноватым и немного побаивался ее. Он, Лю Сые, никогда ничего не страшившийся, на старости лет стал бояться собственной дочери! Испытывая угрызения совести, он старался оправдать себя: раз он кого-то боится, значит, не такой уж он пропащий человек, и ему не грозят страшные кары на том свете. Получалось, что из-за дочери он не мог выгнать Сянцзы. Это, разумеется, не значило, что он во всем ей потворствовал и, уж конечно, не собирался выдавать ее замуж за этого неотесанного дурня. Нет! Он догадывался, что дочь имела на Сянцзы виды, но сам парень, похоже, об этом и не подозревал. На всякий случай старик был настороже, но заранее огорчать дочь не хотел.

Сянцзы не замечал, что хозяин сердится: ему некогда было обращать внимание на такие пустяки. И если он мечтал покинуть «Жэньхэчан», то вовсе не из-за Лю Сые — просто ему хотелось найти постоянное место. Надоело возить кого попало, отнимая чужой заработок и вызывая всеобщую ненависть. Кроме того, он никогда не знал, сколько заработает; сегодня выходило больше, завтра меньше, и трудно было рассчитать, когда наберется нужная сумма. А ему так хотелось знать точно. Пусть у него пока немного денег, главное — каждый месяц откладывать определенную сумму, тогда он успокоится и будет уверен в своем будущем. Он хотел, чтобы в его жизни все было ясно и определенно.

После долгих поисков Сянцзы нашел постоянное место. Но оно не пришлось ему по душе. На этот раз он нанялся к Янам. Господин Ян был шанхайцем, одна его жена — северянка, уроженка Тяньцзиня, другая — южанка, из Сучжоу. Один господин и две госпожи, хоть и говорили на разных диалектах, наплодили бог знает сколько детей!

В первый же день Сянцзы сбился с ног. Ранним утром он повез жену-северянку на рынок за продуктами. Возвратившись, стал развозить господских детей: одних в среднюю школу, других — в начальную, третьих — в детскую группу. Школы разные, возраст разный, физиономии разные, но все отпрыски Яна были одинаково несносны, особенно когда сидели в коляске. Даже самые спокойные из них вертелись, как обезьяны! Развез детей, вези на службу господина Яна. Вернулся домой — доставь вторую госпожу на рынок, а потом к родственникам, а потом к знакомым. Не успел вернуться — настало время везти детей к обеду. После обеда Сянцзы снова отвез их в школу. Теперь вроде можно было бы и поесть, но госпожа своим тяньцзинским говором приказала ему натаскать воды. Питьевую воду доставляли Янам на дом, воду же для стирки обычно носили слуги. Это не входило в обязанности Сянцзы, но, чтобы не портить отношений с хозяевами, он не перечил. Не говоря ни слова, он наполнил водой чан, ведра и только собрался поесть, как вторая госпожа послала его за покупками.