Елизавета Кучборская - Реализм Эмиля Золя: «Ругон-Маккары» и проблемы реалистического искусства XIX в. во Франции

• Название: Реализм Эмиля Золя: «Ругон-Маккары» и проблемы реалистического искусства XIX в. во Франции
• Автор: Елизавета Кучборская
• Издательство: Московский университет
• Жанр: Филология
• Год: 1973

---

В следующем поколении ветви Ругонов обнаружатся несомненные признаки упадка: сын Аристида Максим — вялое аморальное существо, способное вести только праздную жизнь, расточая добытое не своими руками золото; внебрачный сын Аристида Виктор отмечен явными чертами вырождения; и только дочь Аристида Клотильда, проведшая много лет в доме дяди — доктора Паскаля, сохранила устойчивое духовное и физическое здоровье.

Рядом с линией Ругонов развивалась другая ветвь. Не прошло и года после ранней смерти Ругона, как в предместье снова заговорили о „странном выборе“, „чудовищном безрассудстве“ молодой богатой вдовы, которая стала любовницей контрабандиста и браконьера Маккара, ленивого чудаковатого парня „с печальными глазами прирожденного бродяги, ожесточенного пьянством и жизнью отверженного“. У них родилось двое детей— Антуан и дочь Урсула, „вопрос о женитьбе даже не поднимался“. Вопреки предсказаниям досужих людей, Маккар вовсе не стремился завладеть деньгами Аделаиды и все такой же оборванный продолжал скитаться по горам и лесам, чувствуя „неодолимую тягу к жизни, полной приключений“. А она жила день за днем, „как ребенок, как ласковое смирное животное, покорное своим инстинктам“.

История ветви, произошедшей от детей Аделаиды и Маккара — Антуана и Урсулы — представляет собой гораздо более сложную, чем в линии Ругонов, картину, в которой переплелись самые противоположные друг другу характеры, непохожие одна на другую судьбы. Потомство Антуана Маккара — это трогательная при всем бессилии противостоять слабостям натуры, трудолюбивая, но погибшая все-таки от алкоголизма и нищеты Жервеза; владелица колбасной, цветущая, однако рано умершая от болезни крови Лиза Кеню, лавочница в точном смысле слова, о которой нечего более сказать; сын Жан — рабочий, солдат, затем занявшийся крестьянством, не унаследовал черты своего отца. Причуды наследственности скажутся в следующем поколении, особенно в потомстве Жервезы, которая несет в себе сложный комплекс влияний Аделаиды Фук и Антуана Маккара.

Ее сын — механик Жак Лантье — одержим скрытой и опасной психической болезнью — патологической манией убийства, которая гораздо слабее выражена, но все же иногда пробуждается и в его брате Этьене. Дочь Жервезы Нана, „золотая муха“, — символ распутства, плотских вожделений, перед которыми не ставят преград ни спящий ее разум, ни чувства. И только в старшем сыне Жервезы — Клоде Лантье, художнике большого оригинального таланта и трагической судьбы, сосредоточены все еще живые силы этой нездоровой ветви. В интеллектуальную свою жизнь, в духовные искания он вносил ту неудержимость, исступленность, с которой другие члены его семьи отдавались влечениям плоти.

Потомство Урсулы, сохранив нервную впечатлительность родоначальницы Аделаиды Фук, было облагорожено влиянием наследственности со стороны труженика Муре — мужа Урсулы. В сыне ее Сильвере, как и в докторе Паскале из ветви Ругонов, проявились лишь „созидательные силы природы“.

В плане десятитомной серии (1869 г.) Золя говорил о своем намерении „проследить шаг за шагом ту сокровенную работу, которая наделяет детей одного и того же отца различными страстями и различными характерами в зависимости от скрещивания наследственных влияний и неодинакового образа жизни“. Так „неодинаков“ образ жизни членов этой разветвленной семьи, которые „рассеиваются по всему современному обществу“, принадлежа к различным его кругам, что многие из них, близкие по крови, резко разделены общественными отношениями.

Воплотив в образах столько типов психики, сколько было потомков у Аделаиды Фук, на конкретных судьбах исследуя „сокровенную работу“ по формированию индивида, в которой участвуют биологические и социальные начала, проникая в „глубины жизни, где вырабатываются великие добродетели и великие преступления“, Золя делал чрезвычайно интересные открытия, наблюдая и анализируя формы и условия выявления или, напротив, нейтрализации наследственных черт.

Но высший творческий успех Золя приносили созданные им образы, в которых „живая суть человеческой драмы“ раскрывалась в широких социальных связях, когда представитель ветви Ругонов или Маккаров выступал в действии как член „целой общественной группы“ и участник „определенной исторической эпохи“.

* * *

В „Карьере Ругонов“ — прологе к эпопее „Ругон-Маккары“—определено направление, в котором будут развиваться судьбы членов семейства на протяжении всей серии. Композиция этого романа, отражающая разветвленность родословного древа, вместила много только возникающих конфликтов, которым предстоит разрешаться в других романах эпопеи, где второстепенные персонажи „Карьеры Ругонов“ выступят уже в роли главных героев, а образы, намеченные в прологе, приобретут завершенность. Плодотворный бальзаковский принцип открытой разомкнутой композиции отдельных романов ради эпической полноты всего цикла оказался пригоден и для решения творческих задач Эмиля Золя.

Характеристики лишь отдельных героев в „Карьере Ругонов“ доведены до конца — преимущественно тех, которые воплощают противоборствующие в конфликте начала. Это — Сильвер Муре, чья короткая прекрасная жизнь закончится в прологе к эпопее. И это — Пьер Ругон и Антуан Маккар — дети от одной матери, разделенные имущественным и общественным положением. Оба они сыграют свою роль, положив начало карьере Ругонов и дальнейшее развитие серии почти не потребует их участия.

Влияние несходной наследственности, происхождение Пьера от земледельца, а Антуана — от бродяги-контрабандиста не помешают созданию одинакового, как выяснится, нравственного уровня у братьев, которые окажутся со временем во враждующих между собой политических лагерях.

В Пьере жила „черствость и завистливая злоба мужицкого сына, из которого богатство и нервозность матери сделали буржуа“. В Антуане воплотились пороки Маккара; но проявлявшиеся у отца „с какой-то полнокровной откровенностью“, у сына они превратились „в трусливую и лицемерную скрытность“. О нем говорили: „Какой мерзавец! У отца хоть храбрость была, а этот и убьет-то исподтишка, иголкой“. Любовь к праздности, жажда наслаждений свойственны были обоим братьям. Но у Пьера эти наклонности выражены были не столь „явно и бурно“, как у Антуана. Пьер „лелеял их“, рассчитывая в будущем наслаждаться „открыто и с достоинством“.

Семейный конфликт между братьями, не очень далеко внутренне отстоящими друг от друга, обусловлен причинами социальными. Достигнув юности, Пьер почувствовал свои правовые преимущества перед „волчатами“, стал учитывать хлеб и воду, хотел один владеть наследством. „Борьба была жестокой. Пьер понял, что первый удар надо нанести матери“. Суровым молчанием, взглядом неумолимого судьи, повергавшим Аделаиду в ужас, сын превратил ее „в покорную рабу; он достиг этого, не раскрывая рта“.

Кулацкая жадность, собственническая логика продиктовали Пьеру решения, которые он осуществил последовательно и хладнокровно: отделался от брата и сестры — не выкупил Антуана из рекрутов, выпустил без приданого Урсулу, вышедшую замуж за шляпочника Муре; решив „порвать с землей“, продал усадьбу и выманил у матери расписку в получении 50 000 франков за участок. Эти деньги дали ему возможность вступить в торговое дело. Жестокостью и мошенничеством, опираясь на, закон и нарушая его, Пьер Ругон расчистил себе дорогу к успеху. Но долго пришлось ему этого успеха ждать.

Женитьба Пьера представляла обоюдную выгоду для него и его избранницы — дочери разоряющегося коммерсанта Фелисите Пеш. Для Пьера — неотесанного огородника из семьи с дурной репутацией — это был „хороший способ подняться на одну ступень, сразу возвыситься над своим классом“. А тщеславная, пронырливая Фелисите „выбрала Пьера не как мужа, а скорее, как сообщника“. Супругов соединили честолюбивые планы, в которые входило обогащение и завоевание видного общественного положения.

Возвыситься Ругонам не удавалось. За тридцать лет они не скопили от торговли маслом и пятидесяти тысяч франков. Неудачи их преследовали: банкротство клиентов, убытки от неурожая, крушение самых верных расчетов… Фелисите чувствовала себя во всеоружии для борьбы, „но как добыть первый мешок золота?“.

Они оставались где-то посередине, недостаточно богатые, чтобы занять место среди буржуа нового города, но отделившиеся от жителей предместья. Их неустойчивое промежуточное положение подчеркнуто в романе границей, разделяющей два плассанских мирка. Ругоны снимали квартиру „на краю старого квартала, и они, в сущности, продолжали оставаться в той части города, где жил простой люд. Правда, из окон своей квартиры, в нескольких шагах от себя, они видели город богачей; они остановились у порога обетованной земли“.