С. Ekshut - Zakat imperii

• Название: Zakat imperii
• Автор: С. Ekshut
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978-5-9533-6178-1

С.А. Экштут

Закат империи От порядка к хаосу

Москва

ВЕЧЕ

2012

В начале нового, 1917 года вес население России - искушенный политик и опытный финансист, рабочий и крестьянин, боевой офицер и обычный российский обыватель - надеялось, что наступивший год принесет наконец мир, спокойствие и стабильность. Однако реальная российская действительность находилась в очевидном противоречии с этими радужными надеждами. И каким бы чудовищным ни казалось нам сейчас то, что произошло в октябре 17-го, население страны уже было пси­хологически подготовлено к большевистскому экстремизму. Большевики лишь последовательно довели до логического конца ту экономическую политику, основные контуры которой были очерчены еще в годы Первой мировой войны. То самое неприятие буржуазных ценностей и личной от­ветственности, которое в течение нескольких поколений демонстрировало русское образованное общество, привело к тому, что русский интеллигент легко воспринял идею всепроникающего вмешательства государства во все сферы жизни общества - от снабжения населения продовольствием и топливом до государственного диктата в сфере культуры. Во многом последствия тех страшных событий мы наблюдаем и по сей день...

---

Возникает резонный вопрос: ради чего Российская империя воевала на Кавказе? Однако мы будем тщетно искать ответ как в черновых рукописях повести, так и в ее каноническом тексте: ни сам этот вопрос, ни ответ на него не интересует великого писателя. Он мучительно пытается понять, что именно вскормило у Хаджи-Мурата неистреби­мую ненависть к русским. Опираясь на записки очевидца, Толстой создает поразительную по силе художественного мастерства и эмоционального воздействия сцену публичной казни горцев, взятых в заложники. Несколько русских сол­дат, решивших пограбить в ауле, были убиты его жителями.

Царские войска окружили аул и, угрожая его уничтожить огнем и мечом, потребовали выдать заложников, число кото­рых в два раза превышало число убитых солдат. Заложники прекрасно понимали, что идут на верную смерть. Они дума­ли, что их расстреляют и они своей смертью спасут родной аул от разорения. Однако их ждал не расстрел, а долгая и мучительная казнь — прогаание сквозь строй. Казнь про­исходила на глазах жителей нескольких окрестных аулов, среди которых был и десятилетний Хаджи-Мурат вместе со своим дедом. Экзекуцией руководит толстый русский гене­рал, который неторопливо курит трубку, в то время как горцев на глазах их родных подвергают мучительным истязаниям. Русское командование хотело устрашить горцев, но добилось прямо противоположного. Эту страшную сцену публичной казни мы видим глазами десятилетнего мальчика, поклявше­гося после этого стать непримиримым врагом русских.

«Начальник с брюхом и заплывшими глазами всё сидел и курил трубку, которую ему подавали солдаты. Хаджи-Мурат дольше не мог видеть и убежал домой. Вечером, когда мать уложила спать Хаджи-Мурата на кровле дедовой сакли и когда муэдзин звал к полуночной молитве, он долго смотрел на звёзды, думая о том, как истребить этих неверных собак русских.

Хаджи-Мурат не мог понять, зачем допускает бог суще­ствование этих собак, все свои силы употребляющих на то, чтобы мучать мусульман и делать зло им. Ему представля­лись все русские злыми гадинами.

А между тем русские вовсе не были злы: не был зол и тот с заплывшими глазами начальник, сидевший с трубкой на барабане; не были злы офицеры, командовавшие солда­тами; и ещё менее были злы солдаты, забивавшие палками безоружных людей, виноватых только в том, что они любили свою родину»75.

Но в итоге эта одна из самых ярких картин, созданных пером Толстого, так и не была включена автором в текст по­вести. Он пытался понять и защищающих свой очаг горцев, и повинующихся приказу русских солдат - и обратил мощь своего негодования против государства. Форма государ­ственного устройства не важна для писателя: ему одинаково чужды и европейский абсолютизм императора Николая, и азиатский деспотизм имама Шамиля. То обстоятельство, что в течение своей бурной жизни Хаджи-Мурат несколько раз изменял знамёнам, под которыми он воевал, для Толстого оказывается менее существенным, чем трагедия человека, вынужденного подчиняться власти. Хаджи-Мурат не поже­лал подчиниться, смирить данную от природы «жизненную силу» - и его трагическая гибель стала неизбежной. Толстой считает, что чем ближе человек к центру власти, которая воспринимается им как воплощение абсолютного зла, тем сильнее он вовлечён в её преступные деяния. Виновен не солдат, наносящий палочный удар по обнажённой спине безоружного горца, неизбывная вина лежит как на том, кто в качестве полномочного представителя власти распоряжает­ся казнью, так и на самом носителе этой власти - императоре и самодержце всероссийском.

Руководивший экзекуцией русский генерал имеет не­сомненное портретное сходство с Алексеем Петровичем Ермоловым. Это утверждение кажется странным и нуждается в пояснениях. Казалось бы, что общего между гордым витязем в бурке, каким, как правило, изображают генерала, и «начальником с брюхом и заплывшими глазами», о котором пишет Толстой? «Проконсула Кавказа» обычно представля­ют себе исключительно по романтическому портрету кисти Джорджа Доу из Военной галереи Зимнего дворца. Модный живописец запечатлел популярного героя Отечественной войны 1812 года в профиль на фоне заснеженных гор Кав­каза. В 1824 году Томас Райт выполнил с этого оригинала ставшую очень известной гравюру на стали. Именно такого Ермолова, командира Отдельного Кавказского корпуса и главноначальствующего в Грузии, воспел Пушкин в эпилоге «Кавказского пленника»:

Но се - Восток подъемлет вой...

Поникни снежною главой,

Смирись, Кавказ: идет Ермолов!76

В горах матери пугали детей его именем. Чтобы сломить сопротивление, Ермолов постоянно брал заложников - ама­натов. «Аманатов - или разорение!» Насильственно взятые аманаты должны были обеспечить безусловное выполнение ермоловских приказов и распоряжений. Заложники служи­ли гарантией покорности своих соплеменников: они рас­плачивались жизнью, если последние не хотели покориться. Жестокая кара ожидала тех, кто оказывал вооруженное сопротивление русским войскам или же своевременно не сообщал о готовящихся набегах мятежных горцев на рус­ские поселения и крепости. «В последнем случае деревня истребляется огнем; жен и детей вырезывают»; «Лучше от Терека до Сунжи оставлю пустынные степи, нежели в тылу укреплений наших потерплю разбои»77. Ермолов, не зная жалости, стремился покорить Кавказ российскому владыче­ству и не останавливался перед применением бесчеловечных средств водворения порядка.

В течение более восьми лет Александр Сергеевич Гри­боедов постоянно соприкасался с генералом Ермоловым: пытливо наблюдал за ним и не боялся спорить. «Я сказал в глаза Алексею Петровичу вот что: "Зная ваши правила, ваш образ мыслей, приходишь в недоумение, потому что не знаешь, как согласить их с вашими действиями; на деле вы совершенный деспот". - "Испытай прежде сам прелесть власти, — ответил мне Ермолов, — а потом и осуждай"»78.

Через несколько лет после того, как в эпилоге «Кавказ­ского пленника» были опубликованы поэтические строки Пушкина, вызвавшие негодование князя Вяземского, знаменитый военачальник будет отрешён императором Николаем I от должности и уволен в отставку. Его сменит генерал Паскевич. Как раз такого Ермолова, этого «Сфинкса новейших времён», увидит Пушкин в Орле во время своего путешествия в Арзрум в 1829 году и будет удивлён несход­ством опального генерала с его каноническим портретом. «С первого взгляда я не нашел в нем ни малейшего сходства с его портретами, писанными обыкновенно профилем. Лицо круглое, огненные, серые глаза, седые волосы дыбом. Голова тигра на Геркулесовом торсе. Улыбка не приятная, потому что не естественна. Когда же он задумывается и хмурится, то он становится прекрасен и разительно напоминает поэти­ческой портрет, писанный Довом»79.

Ермолов был всем известным ревностным жрецом «сла­вы, купленной кровью», и сначала Толстой решил низвести его с пьедестала, лишить ореола великого государственного деятеля. Он намеренно хотел не увековечить, а развен­чать поэтический образ «проконсула Кавказа». В юности сам Толстой испытал воздействие ермоловской легенды. Опальный полководец, наряду с митрополитом Филаретом и юродивым Иваном Яковлевичем Корейшей, был одной из трёх московских знаменитостей - и будущий великий писатель перед отъездом на Кавказ посетил знаменитых людей Первопрестольной ю. Романтический витязь в бурке был слишком возвеличен и узнаваем, и Толстой обратился к менее прославленным и пафосным портретам генерала. В черновых рукописях «Хаджи-Мурата» он, по сути, опи­сал Ермолова последних лет жизни, опираясь при этом, помимо своих личных впечатлений, либо на литографию Дарленга по рисунку Пашенного 1855 года, либо на ли­тографию Тимма из «Русского художественного листка» 1861 года81. Первая литография была выпущена во время Крымской войны в связи с назначением генерала Ермолова начальником Государственного подвижного ополчения Московской губернии, вторая - в связи с его кончиной. Литографии прекрасно корреспондируются с воспомина­ниями современников: и художники, и мемуаристы, пре­жде всего, обращают внимание именно на тучность, то есть излишнюю полноту военачальника.

ДА. Ровинский: «В то время Ермолов уже был значитель­но тучен; лицо у него было совершенно круглое; маленькие серые глаза, напоминавшие взгляд дикой кошки, и непри­ятная, деланая улыбка не сходила с его губ. Он жил одними воспоминаниями, желчно отзывался о военных современни­ках и без злости не мог вспомнить имени Паскевича»82.

ДАМилютин: «Известно, что Ермолов прожил послед­ние 35 лет своей жизни в Москве, в полном бездействии. Мне довелось видеть его ещё за несколько месяцев до его смерти, в мой проезд чрез Москву. И в этот раз, так же как и в прежние мои посещения, я нашёл его сидящим за письмен­ным столом; так же как и прежде, тучное его тело покоилось на просторном кресле, с которого он почти не поднимался; львиная голова его внушала почтение; но уже заметно было влияние преклонных лет; не было уже прежнего живого взгляда, ни прежнего бойкого разговора. Кончина его про­шла почти незамеченного»-83.