Карин Фоссум - Не бойся волков

• Название: Не бойся волков
• Автор: Карин Фоссум
• Издательство: АСТ, Corpus
• Жанр: Триллер
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077994-9

Инспектор Конрад Сейер, герой серии романов Карин Фоссум, — типичный норвежский полицейский: серьезный, пунктуальный и немного старомодный. В «Не бойся волков» он занят расследованием двух вполне заурядных по нынешним временам преступлений, разгадка которых, как и мотивы, вроде бы лежат на поверхности: убийства пожилой женщины, одиноко живущей на своей ферме, и ограбления банка с захватом заложника. Однако, как постепенно выясняется, во всех этих событиях непонятным образом замешаны весьма необычные персонажи — в том числе сбежавший из психиатрической клиники молодой человек, наделенный, по мнению местных жителей, некими сверхъестественными способностями (включая способность предвидеть будущее).

Карин Фоссум называют норвежской королевой детектива. Серия ее романов об инспекторе Конраде Сейере принесла ей мировую известность и переведена на 16 языков. На русском языке выходили два ее романа: «Глаз Эвы» и «Не оглядывайся!». По последнему роману в Италии снят фильм «Девушка у озера» (реж. Андреа Молайоли).

---

Однако нужно приниматься за работу, пока солнце не напекло… Она отыскала тяпку и вышла на поляну. Заслонившись ладонью от солнца, Халдис огляделась, прикидывая, откуда начинать, и решила, что начнет от крылечка, будет двигаться к колодцу, а оттуда — к сараю. В коридоре она прихватила ведро и грабли. Она быстро работала тяпкой, но потом немного устала. На каждый сорняк у нее уходило по два-три удара. Халдис прервалась на минуту и высыпала ведро с сорняками в компостную яму за домом. «Из земли ты появился…» — подумала она, с силой постукивая по дну ведра. И она вернулась к прополке. Ее широкий зад торчал над грядками, покачиваясь в такт ударам тяпки, а фартук в красно-зеленую клетку колыхался на ветру. Лоб блестел от пота, коса то и дело падала вперед. Обычно она укладывала косу вокруг головы и закалывала ее, так что та напоминала блестящую змею, но сначала нужно привести себя в порядок.

Ей нравилось слушать, как тяпка впивается в сорняки, острая, как топор, — Халдис сама ее наточила. Время от времени тяпка натыкалась на камень, и тогда Халдис охала, представляя себе тонко наточенное лезвие. Женщина продвигалась вперед, оставляя позади поле битвы, на котором вместо павших солдат лежали сорняки. Работая, она не имела обыкновения напевать или мурлыкать себе под нос какую-нибудь мелодию — самой работы вполне хватает, к тому же Создателю может вдруг показаться, что она чересчур весело живет, а уж это будет явным преувеличением. Закончив, она приведет себя в порядок и позавтракает… В мыслях она уже накрывала на стол. Хлеб домашней выпечки, сладкий творог собственного приготовления на козьем молоке…

Она выпрямилась. До нее доносились крики кружащих над деревьями птиц, потом ей вдруг показалось, что кто-то пробирается через заросли. А затем все стихло. Однако Халдис еще немного постояла, глядя на кусты и наслаждаясь секундами отдыха. Она обвела взглядом лес, где каждое дерево было таким знакомым, и ей почудилось, будто среди темных стволов мелькнула какая-то тень. Что-то чужое, инородное, нарушающее привычный узор.

Она напрягла глаза, однако никакого движения не заметила и решила, что все это ей просто привиделось. Потом перевела взгляд на колодец. Крышка поросла травой и выглядела неопрятно — придется взять секатор и подстричь траву. Она наклонилась и, повернувшись спиной к двери, продолжила прополку. Несмотря на раннее утро, солнце припекало, так что вскоре по ногам потекли ручейки пота. Вот так Халдис Хорн и жила, одну за другой решая проблемы и не жалуясь. Она была из тех, кто никогда не задумывается о смысле жизни или делах Создателя. Это казалось ей неподобающим. К тому же ответ мог ее напугать. И она вновь взялась за работу, да так, что ягодицы тряслись. А за деревом на холме замер Эркки — он не отрываясь смотрел на нее.

* * *

Женщина заворожила его. Ее фигура выросла из земли, прямо как толстые стволы сосен. Откуда-то из-за спины женщины он слышал ее одинокую мелодию — величественные звуки тромбона. Он уже долго стоял там, пожирая глазами округлые плечи и развевающееся на ветру платье. Эту женщину Эркки видел прежде и знал, что живет она одна. Она редко разговаривает и слышит лишь шум ветра и сорочьи крики. Эркки сделал несколько шагов, и под ногами треснула ветка. Теперь удары тяпки стали отчетливее. Он посмотрел на руки женщины — грубые, с толстыми пальцами. В той силе, с которой тяпка опускалась на сорняки, не было ничего женственного. Он бесшумно приближался к ней, как вдруг заметил, что женщина почувствовала его приближение. Подобная чуткость появляется у тех, кто долго прожил в одиночестве. Она замедлила работу, а потом опять ускорила, словно отгоняя надвигающиеся события. Затем прекратила прополку, выпрямилась и сразу увидела его. Ее тело напряглось и выгнулось вперед наподобие моста. Между ними проскочила искра страха. Ее пальцы впились в тяпку, а глаза на мгновение расширились, но затем она настороженно прищурилась. В этом мире немногое могло напугать Халдис, и тем не менее сейчас ей сделалось не по себе.

Он замер. Ему хотелось, чтобы она вернулась к прополке. Он хотел лишь смотреть, как она выполняет эту нехитрую работу, а ее ягодицы равномерно покачиваются в такт движению тяпки. Но Халдис испугалась — Эркки понял это благодаря ясным сигналам, исходившим от нее. Он неподвижно стоял, сжав кулаки и не в силах шевельнуться. Ее взгляд был пронизывающим, будто ледяной ливень.

* * *

Солнце поднималось все выше, нещадно обдавая зноем людей, скот и высушенный лес. Ленсман Гурвин сидел в одиночестве, погруженный в собственные мысли. Расстегнув пуговицу на рубашке, он подул на вспотевшую грудь, а потом попытался убрать со лба волосы, но намокшие пряди прилипли к коже. Ленсман оставил попытки и решил сосредоточиться и силой мысли заставить сердце биться медленнее. Он где-то слышал, что индейцы раньше запросто проделывали нечто подобное, но от напряжения вспотел еще больше. В эту секунду Гурвин услышал за дверью шаги. Дверь открылась, и в кабинет нерешительно заглянул полный мальчик лет двенадцати. Он тяжело дышал, а зайдя внутрь, остановился. В руках у него был плоский серый ящичек необычной формы, немного напоминающий чемодан. Может, там лежит какой-нибудь музыкальный инструмент? Хотя на музыканта мальчишка не похож… Гурвин оглядел посетителя: мальчик был не просто полным, а таким толстым, что руки и ноги напоминали продолговатые воздушные шарики. Казалось, будто мальчишка вот-вот взлетит… Тонкие жирные пряди каштановых волос прилипли к голове. Мальчик пришел босиком, а из одежды на нем были выцветшие обрезанные джинсы и заляпанная футболка. От возбуждения он даже приоткрыл рот.

— Что такое? — Ленсман Роберт Гурвин отложил бумаги в сторону. Работы у него было немного, поэтому посетителей он принимал с радостью, а сейчас глаз не мог отвести от стоящего перед ним мальчика. — Что случилось, дружок?

Тот шагнул вперед. Он никак не мог отдышаться, будто в горле застряла какая-то тайна, которой ему хотелось побыстрее поделиться с кем-нибудь, и Гурвин решил, что речь наверняка пойдет об украденном велосипеде. Глаза у посетителя блестели, а дрожал он так, что ленсман невольно представил горячее тесто в духовке.

— Халдис Хорн мертва! — Его голос уже не был тонким голоском ребенка, но еще не превратился в полнозвучный голос мужчины. Наверное, так говорят те, у кого катар горла на последней стадии. Начало фразы мальчик произнес низким голосом, но к слову «мертва» почти перешел на фальцет.

Улыбка сползла с лица ленсмана. С удивлением разглядывая стоящего перед ним человечка, Гурвин сначала подумал, что ослышался. Он моргнул и пригладил волосы на затылке.

— Повтори-ка еще раз.

— Халдис Хорн лежит мертвая! На пороге! — выпалил мальчик, словно отважный солдат, добравшийся до штаба с ужасным известием о гибели войска. У него душа в пятки уходит, но он выполняет свой долг и, оказавшись перед высшим командованием, пытается сохранять достоинство.

— Присаживайся, дружок! — Ленсман властно кивнул в сторону стула. Но мальчик не двинулся с места. — Ты говоришь о женщине, которая живет возле Финского хутора?

— Да.

— И ты там был?

— Я мимо проходил. А она лежит возле порога.

— Ты уверен, что она мертва?

— Да.

Гурвин нахмурился. От этой жары недолго и помереть…

— Ты оглядел тело?

Мальчик недоверчиво уставился на ленсмана, словно от одной лишь мысли о чем-то подобном мог потерять сознание, и с силой замотал головой, так что все его крупное тело задрожало.

— Ты вообще к ней не прикасался?

— Нет.

— Тогда откуда ты знаешь, что она мертва?

— Знаю, — прошептал мальчик.

Вытащив из нагрудного кармана ручку, ленсман записал что-то.

— Как тебя зовут?

— Снеллинген. Канник Снеллинген.

Ленсман моргнул. Имя было под стать мальчику — такое же странное. А родители у него — выдумщики… И ленсман с самым невозмутимым видом записал имя.

— То есть тебе при крещении дали имя Канник? Это не сокращенное имя? Может, полное у тебя Карл Хенрик или что-то вроде того?

— Нет. Полное имя так и будет — Канник. На конце «к».

Буквы ленсман выводил красиво, с завитушками.

— Ты уж извини, что я прицепился, — вежливо извинился он, — просто имя у тебя необычное… Сколько тебе лет?

— Двенадцать.

— Итак, по-твоему, Халдис Хорн мертва?

Канник кивнул. Он по-прежнему тяжело дышал и беспокойно переминался с ноги на ногу. Чемоданчик он поставил на пол. Тот рябил наклейками — одна в виде сердечка, другая в форме яблока и еще несколько с незнакомыми названиями.

— И ты не шутишь?

— Нет, не шучу!

— Я все же позвоню ей, проверю, — сказал Гурвин.

— Звоните! Все равно никто не ответит!

— Ты присядь, — повторил ленсман и опять кивнул на стул, но мальчик не шелохнулся. Гурвин подумал вдруг, что если Канник сядет, то может вообще не подняться. Он отыскал в справочнике имя Торвальд Хорн и набрал номер. Вслушался в гудки. Халдис уже немолода, но ходит быстро. На всякий случай он еще немного подождал. Погода сейчас отличная, поэтому, может, она в огороде и не сразу снимет трубку. Мальчик не сводил с него взгляда и непрестанно облизывал губы. Загар не добрался до его лба, где кожа, прикрытая жиденькой челкой, была намного светлее, чем на щеках. Из футболки мальчик уже немного вырос, так что наружу выглядывал его огромный живот.