Владимир Успенский - Неизвестные солдаты

• Название: Неизвестные солдаты
• Автор: Владимир Успенский
• Издательство: Издательство «Советская Россия» (Книги 1, 2); Роман-газета, № 8 2006 г. (Книги 3, 4)
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1965

Никогда не сотрутся в памяти нашего народа события первых месяцев Великой Отечественной войны, никогда не будут забыты беспримерные подвиги бойцов и командиров, которые своим мужеством и упорством обескровили немецко-фашистские войска в приграничных боях, в сражениях под Смоленском, Киевом и Ленинградом, а потом нанесли фашистам поражение под Москвой. Об этих людях и этих событиях рассказывает в своей книге В. Успенский. «Неизвестные солдаты» — роман-эпопея, охватывающий большой круг героев, от колхозников до генералов, от красноармейцев до ученых. Это люди разных характеров. По-разному складываются их судьбы во время войны. Автор показывает, как в трудные дни отступления закладывался фундамент будущей победы, как перемалывались в боях немецкие войска, как крепли в нашей стране те силы, которые остановили врага и погнали его на запад. Среди героев книги — Сталин, Жуков, Василевский, другие известные исторические личности. Но при всем этом «Неизвестные солдаты» — это, прежде всего, роман о народе, совершившем великий подвиг.

В свое время Михаил Шолохов назвал этот роман лучшим произведением о войне.

---

Лейтенант не кричал, не повышал голос, а когда отдавал приказания, обязательно спрашивал:

— Вы меня поняли? Уяснили?

Виктор хорошо знал уставы, но знания свои не выказывал. На занятиях садился в уголок, подальше от командира. Спрашивали — отвечал. Не вызывали — помалкивал.

Иногда приходил ротный, капитан Патлюк, высокий, чернявый красавец в синих щегольских галифе, в скрипучей портупее. На плоском широком лице — веселые глаза, рот всегда приоткрыт в улыбке, видны мелкие острые зубы. Подтянутый, с тонкой осиной талией, он держался прямо, ходил строевым шагом. Взмах рук — как на параде: вперед до бляхи, назад — до отказа. Если показывал ружейные приемы, винтовка летала у него как игрушечная, будто и не весила четыре с половиной килограмма. Лихо умел капитан делать повороты, щелкая каблуками сапог; четким движением вскидывал руку, козырял по-особому, резко расправляя у виска сжатые в кулак пальцы. И все это быстро, весело, с улыбкой. Красноармейцы восхищались бравым капитаном, и после его ухода скучными казались занятия Бесстужева.

Однажды во второй половине дня, когда за окнами сгустились ранние декабрьские сумерки, а в казарме зажглись электрические лампочки в проволочных колпаках, взвод Бесстужева изучал Устав караульной службы.

— Носов! — вызвал лейтенант.

— Я! — вскочил длинный, нескладный красноармеец с большими оттопыренными ушами.

— Вы на посту. Ночь. Слышите шаги. Ваши действия?

— Кричу: стой!

— Только не кричу. Командую: стой, кто идет?

— Стой, кто идет? — повторил Носов.

— Вам ответили: разводящий со сменой.

— Ну, скажу, чтобы разводящий подошел, а остальные подождали.

— Вы очень вежливый человек, Носов! Смысл ответа верен. Но в уставе есть четкая формулировка. Ее надо запомнить твердо. Фокин!

— Я!

— Как надо скомандовать?

— Разводящему идти, остальным стоять.

— Дьяконский!

— Разводящий ко мне, остальные на месте.

— Вот так, — кивнул Бесстужев.

На его румяном лице задвигались брови: вверх, вниз, вверх, гармошкой собирая кожу на лбу.

— Повторите, Фокин.

Сашка не успел ответить. Лейтенант скомандовал:

— Встать! Смирно!

— Отставить, отставить, — махнул рукой подошедший Патлюк. — Садитесь, товарищи. Что, орлы, словесные крепостя берем?

— Учимся, товарищ капитан.

— Учитесь или мучитесь? — подмигнул Патлюк. — Дело невеселое, по себе знаю.

— Да, уж это не у тещи на блинах, — заявил Карасев, рыжая голова которого красовалась в первом ряду.

— Не у тещи, орлы, верно. А учить надо. В нашем деле без устава ни шагу не сделаешь. И начальство требует.

Виктор видел, как чуть заметно поморщился Бесстужев. Или завидовал он капитану, умевшему запросто говорить с людьми, или не нравился ему панибратский тон ротного?

Красноармейцы были рады капитану. Все празднично блестело на нем, пуговицы и сапоги, глаза и зубы. Свежевыбритый, пахнущий духами, он приходил из того свободного мира, где были девушки, танцы, кино, где не нужно было соблюдать распорядок дня, думать о взаимодействии частей затвора…

— Ну, посмотрим, чему вы научились, — сказал Патлюк, и красноармейцы сразу перестали улыбаться. Отвечать самому ротному — это не шутка.

— Вот вы, — икнул пальцем капитан.

— Красноармеец Карасев.

— Какое первое действие бойца при команде «чистить винтовки»?

— Сперва вынимаю затвор, потом шомпол.

— А самое первое?

— Затвор, — уверенно сказал Карасев.

— Я учил их именно так, — задвигал бровями Бесстужев.

Капитан сделал жест рукой: помолчите. Ноздри у Патлюка раздувались, он с трудом сдерживал смех.

— Не знаете, Карасев?

— Никак нет, товарищ капитан.

— Тогда слушайте. Как возьмешь винтовку из пирамиды, первое действие — на номер взгляни, твой или нет. А для чего это надо? Чтобы не вычистить винтовку ленивого соседа. Ясно?

— Ясно, — сказал Карасев, а по голосу чувствовалось: не понял шутки.

— Садитесь… Ну, еще всем вопрос. Что делает часовой, когда на штык его винтовки садится воробей?

Эта загадка была с седой бородой. Ее задавали, наверное, еще суворовским гренадерам. Виктор не мог промолчать — хотелось поддержать честь своего взвода:

— Часовой спит.

— А разве положено спать на посту?

— Это, товарищ капитан, вопрос для школьников, — голос Виктора прозвучал сухо и резко.

В самом деле, дурачками, что ли, считает их ротный?

С лица Патлюка медленно сошла улыбка. Пристально, изучающим взглядом смотрел он на красноармейца. Капитан уже приметил этого бойца. На нем ладно, как на старослужащем, сидела гимнастерка, и выглядел он старше своих товарищей. Патлюк привык видеть молодых красноармейцев робеющими перед командиром. Он любил говорить с ними так, чтобы они ловили каждое слово, смотрели ему в рот. Капитану было лестно сознавать, что он, бывший счетовод, окончивший пять классов, распоряжается студентами, техниками, бухгалтерами, не говоря уже о колхозных парнях. На гражданке Патлюк был бы незаметным человеком среди них, а здесь он пользовался уважением, его побаивались. А этот высокий красноармеец с выпяченным вперед подбородком без всякой робости смотрел ему прямо в глаза, и капитану казалось, что боец вот-вот усмехнется.

— Ваша фамилия?

— Красноармеец Дьяконский.

— Я вас спрашиваю, а не школьника: положено часовому спать на посту?

— Не положено.

— Вот так надо отвечать. Коротко, без штатской болтовни… Лейтенант Бесстужев!

— Слушаю.

— Обратите внимание на четкость ответов. Продолжайте занятия.

«Обиделся он, что ли?» — думал Виктор, глядя в спину удаляющемуся Патлюку.

Вечером, в свободный час, красноармейцы занимались своими делами: подшивали подворотнички, чистили пуговицы, писали письма. В ленинской комнате полно народу. За длинным столом сидели любители чтения, листали газеты, журналы. В углу на диване человек пять плотно сдвинулись возле Карасева, разговаривали потихоньку, чтобы не мешать другим. Виктор, решавший шахматную задачу, слышал шепот Лешки.

— Не выдумываю, сам видел. На побудке. Все уже в строю стоят, а он дрыхнет. Дневальный хвать за одеяло: «Фокин, подъем!» А Сашка и не чешется. Перевернулся на другой бок и храпит. Ну, тут дежурный к нему: «Фокин, такой-сякой, вставай!» А Сашка ногой брык. Ему, ребята, может, снится, как он с Анькой в лопухах обнимается. Обоими руками подушку облапил и сопит. Ну, старшина Черновод видит, что на всю роту позор — сам за него взялся. Раз! — одеяло долой и как рявкнет: «Тревога!»

— Не бреши, — сказал Фокин. — Дежурный меня поднял, а не старшина.

— Ты же не помнишь, спал.

— Молчи, Саша. Принимай критику.

— Да! Старшина, значит, командует тревогу, и одеяло с него долой. А Фокин перевернулся на другой бок и опять слит. Тогда я говорю: «Товарищ старшина, его не так будить надо». — «А как?» — «Разрешите мне», — «Валяй!»

— Черновод так не скажет.

— Вроде этого… Я, значит, подошел к Фокину, нагнулся и говорю потихоньку: «Сашка, обед!» Он как вскинется, чуть меня не сбил. Глазами спросонок лупает: «Где мой котелок? Куда бежать?»

— Ну и здоров ты муку молоть, — добродушно ворчал Фокин.

— Тише, жеребцы, почитать дайте, — крикнул от стола Носов.

— А ты вухи заткни, — посоветовал кто-то. — Хошь, паклю дам?

— На его уши по пуду надо.

— Га-а-а!

Носов с грохотом отодвинул стул.

— Вот доложу политруку про ваш балаган…

— Брось, — примирительно сказал Фокин. — Ну, пошутили, и все.

— Каждый раз так!

Носов вышел. В комнате наступила тишина.

— Политрука нет, кажется, — неуверенно произнес Фокин.

— Темную надо Носову… Доносчик, гад, — выругался Карасев. — Я ему, стерве, ноги по вырываю и спички вставлю.

— Не горячись, Алексей, — предупредил Дьяконский. — Не болтай лишнего.

Дверь распахнулась. Появился лейтенант Бесстужев. За его спиной маячила стриженая, с оттопыренными ушами голова Носова.

— Товарищи, шумно у вас здесь, — сказал Бесстужев.

Красноармейцы заулыбались. Лейтенант — не грозный политрук, разноса не будет.

— Надо мной смеются, — объяснил Фомин. — Я подъем проспал.

— Плакать надо!

— Плачем, товарищ лейтенант, когда наряд отбываем.

Бесстужев помолчал, подвигал бровями.

— Любители поговорить — в курилку. А здесь чтобы тихо было. Садитесь, Носов, вам не помешают.

Ленинская комната наполовину опустела. Лейтенант остановился возле Дьяконского.

— Хотите партию?

— Давайте попробуем.

Виктор дважды получил мат. Неудача не огорчила его. Лейтенант играл явно лучше. Было интересно наблюдать, как Бесстужев обдумывает ход. Опершись локтями о стол, он смешно морщил лоб, двигая редкими белесыми бровями. Румяный, с белым пушком над верхней губой, Бесстужев похож был на юношу-десятиклассника. «Хороший он парень, наверно», — подумал Виктор и спросил: