Жоржи Амаду - Большая Засада

• Название: Большая Засада
• Автор: Жоржи Амаду
• Издательство: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-41633-0

Один из поздних романов великого бразильца.

Одно из лучших его произведений.

Напряженный, увлекательный сюжет соседствует с изысканностью стиля, реализм — с мистическим реализмом, а жгучая чувственность — с философской глубиной.

История маленькой деревушки в засушливых степях Бразилии, за которые плантаторы в начале XX века ведут кровавые войны.

История бывшего бандита — сильного, отчаянного человека, рвущегося к богатству и власти.

История великой страсти и измены, беспредельности людской хитрости и благородства, неистовства любви, ненависти и мести…

---

Натариу застегивал брюки, собираясь прощаться, когда шум опрокидываемых столов и стульев и возбужденный крик попугая: «Грязный вор!» — привлекли его внимание. Дама, все еще обнаженная, и бровью не повела. Брань и беспорядки были обычным делом в этом популярном притоне. Но неразбериха продолжалась, послышались смертельные угрозы: «Я тебе потроха вырву, собака!» — и капитан узнал голос Лалау, жагунсо, который некогда служил под его началом и был известным храбрецом и честным малым. Натариу устремился вниз, и как раз вовремя, чтобы помешать Луишу Прету неминуемо отправиться к праотцам — кинжал Лалау уже сверкал в табачном дыме. Когда был восстановлен порядок, расставлены по местам столы и стулья и снова начата игра, Натариу задержался, раззадоривая попугая-маракана. Капитан даже расхохотался — а это случалось с ним крайне редко, — когда услышал, как птица изрекла: «Сунь себе в зад», — мигая глазом и легонько потряхивая красно-зелеными крыльями. В благодарность Луиш Прету приказал отнести попугая в пансион тетушки Сеньориньи, где капитан расположился, будучи в Итабуне. Это был подарок от воскресшего к жизни.

На фазенде Аталайа Сунь-себе-в-зад научился свистеть, подзывая собак, кудахтать как курица, имитировать голос негра Эшпиридау: «Мира тебе и здоровья, кума Зилда!» В Большой Засаде Турок Фадул научил его арабским ругательствам. Маракана повторял их с чистым произношением жителя ливанских гор.

За обильным обеденным столом в доме капитана Фадул — частый гость — надрывался от хохота, слушая как Сунь-себе-в-зад ругается по-португальски и по-арабски. Ему никогда не удавалось — впрочем, он и не пытался — почесать попугаю голову, а уж тем более животик. Это была привилегия капитана Натариу да Фонсеки.

8

Сунь-себе-в-зад становился полиглотом. Помимо арабских ругательств он распевал по-итальянски отрывки из арий, звучавших из граммофона. Слава о попугае летела по свету, разносясь по ослиным тропам:

— У капитана Натариу удивительный попугай. Он говорит по-турецки и на языке гринго — эдакий затейник.

Граммофон — подарок полковника Боавентуры Андраде — был главной забавой и самой большой роскошью в доме капитана Натариу да Фонсеки. Зилда относилась к нему с таким трепетом, что не позволяла заводить его даже Эду — старшему сыну. Это могли делать только она и Натариу. Лишь изредка крутил он ручку аппарата, чтобы продемонстрировать его с ноткой тщеславия высоким гостям — полковнику Робуштиану де Араужу, куму Лоуренсу — начальнику станции в Такараше, сеньору Сисеру Моуре — скупщику какао, работавшему на компанию «Койфман и Сиу — экспортеры».

В свободное время, обычно ближе к вечеру, перед ужином, Зилда заводила граммофон и слушала, подперев подбородок и полуприкрыв глаза. Она не понимала языка, на котором пели, но звуки — высокие и низкие, в особенности высокие — завораживали ее. Иногда составить ей компанию приходила Корока — они обсуждали, что случилось в селении, слушали музыку — цилиндров было только три, в комплекте с граммофоном. Случалось, заглядывала Ванже и приносила какой-нибудь гостинец — сладкий батат, тыкву, сладкую маниоку — для Капитановой кухни. Старуха нахваливала граммофон:

— Ох ты, глазам своим не верю…

Ванже стала близка с Зилдой, а к капитану относилась с особым почтением — не могла забыть ту встречу на дороге. Ванже разное о нем слыхала, но все это в одно ухо влетало, в другое — вылетало. Для нее, кроме Господа, никто не мог сравниться с капитаном Натариу да Фонсекой. Она попросила его стать крестным сына Лии и Агналду, когда того наконец окрестят. А крестной — вы уж простите, дона Зилда, — может быть только Жасинта Корока, которая приняла роды.

Сначала ребятня, которую приводили Эду и Неба, собиралась вокруг граммофона. Напуганные, они внимательно слушали, пытаясь понять, где та тетка и тот тип, которые распевают эти иностранные песни. Впрочем, он им быстро наскучил — музыка была все время одна и та же, — и они предпочли заросли с птичками и сагуи, где ставили ловушки и силки.

Приходила Бернарда с младенцем на руках. Просила благословения у крестной, помогала в домашних делах. Молча, с улыбкой, слушала она граммофон, выискивая у Зилды гнид. Она всегда приходила в отсутствие капитана. Если случалось, что он приезжал и заставал ее там, она просила у него благословения и сразу прощалась. И сидела у себя в домике, всегда готовая принять его, когда он только захочет.

Зилда подавала гостям наливку из женипапу, из питанги, из маракуйи — все домашнее. Как у нее хватало времени на все это? На домашние дела, на кухню, наливки, банановые десерты, сушеный кажу, на шитье и вышивку крестом? Чтобы преданно и заботливо растить детей — своих и приемных? И все это не повышая голоса, не бегая туда-сюда, не жалуясь. А на что жаловаться? Когда Натариу подобрал ее, сиротку и бродяжку, она и представить себе не могла, что поднимется на такие высоты: замужняя дама, муж ее — капитан Национальной гвардии и фазендейру, а сама она хозяйка такого солидного дома, и двор у нее, и скотина домашняя, и стол обильный и для всех открытый. На что тут жаловаться? Она же не какая-нибудь неблагодарная!

Стол был воистину обильным и открытым — для всех, кто заходил, даже без приглашения. В отсутствие капитана народу было не много — Корока, Меренсия, Бернарда, еще какая-нибудь подруга, но мужчины никогда, ведь главы семьи дома нет. Натариу большую часть времени проводил на фазендах Аталайа и Боа-Вишта, и особенно в ту пору, когда шли всходы или начинался сбор урожая: следил за сбором и сушкой какао, — но когда он прибывал в Большую Засаду, дом наполнялся гостями. За столом не хватало места, зачастую народ ел на веранде или на кухне вместе с детьми. Друзья, кумовья, просто знакомые, визитеры, приехавшие, чтобы обсудить с ним дела, чужаки, желавшие засвидетельствовать ему свое почтение, и, конечно, жители деревни. Когда он проходил или проезжал верхом по пустырю, по Ослиной дороге, через Жабью отмель, все здоровались с ним радостно и сердечно, с почтением, граничившим с поклонением. Мужчины в знак уважения снимали шляпы, женщины улыбались, в приветствиях некоторых мужчин сквозила нотка страха, а в улыбках некоторых женщин можно было заметить след кокетства. Дети подбегали, чтобы поцеловать ему руку: «Благословите, капитан!»

9

Сам полковник Боавентура Андраде, царь и бог в здешних местах, хозяин и кум, вкусил яств за столом Зилды, попросил добавки и похвалил, облизывая губы. Тут были и курица в буром соусе, и вяленый тейу, и рыба, жаренная на пальмовом масле, и жареная цесарка, и десерты из бананов и кажу, и крем из авокадо. Зилда извинялась за не слишком разнообразное меню — только четыре блюда, жалкая нищета по сравнению с обедами в особняке полковника. Дочери помогали ей на кухне: учились добавлять приправы, смешивать соусы и ловить момент, когда блюдо готово.

По дороге из Аталайи полковник свернул на тропинку и проехал через Большую Засаду, желая обсудить с Натариу, где возможно разместить группу переселенцев из Сержипи, которых он ожидал в Ильеусе. Они ехали из Эштансии — родного города полковника, и, как потом выяснилось, приходились ему родней. Он воспользовался случаем, чтобы проехать через долину — полковник был здесь во время прошлого сбора урожая, больше года назад. Уже тогда прогресс, наблюдавшийся в Большой Засаде, поразил его, что уж теперь говорить?

Он посетил плантации Амброзиу, Жозе душ Сантуша и Алтамиранду — последний начал разводить коз. Поглядев на все это, полковник покивал в знак одобрения и зашел на мельницу, где в это время чистили маниоку. Переселенцы из Эштансии окажутся в хорошей компании.

Еще большим сюрпризом, заставившим его ахнуть от удивления, было строительство моста, которое уже практически подходило к концу. Масштаб работ, качество и отделка поразили его. Лупишсиниу и Гиду — мастера-плотники — со скромным удовлетворением выслушали поздравления полковника, и Лупишсиниу без тени обиды заметил:

— А полковник Робуштиану сомневался, что мы справимся.

Они рассказали, сколько народу помогало общему делу.

Уже упомянутый полковник Робуштиану и присутствующий здесь капитан Натариу вложились деньгами. Каменщики Балбину и Баштиау да Роза, гончары Меренсия и Зе Луиш, кузнец Тисау Абдуим — все они обернулись плотниками и строгальщиками. Даже проститутки, и те помогали.

Они задержались в домике Бернарды — полковник хотел посмотреть на ребенка, родившегося, когда он был здесь в последний раз. Он тогда выпил за его здоровье кашасы в заведении Фадула. Корока принесла кофе, а Бернарда из кожи вон лезла, демонстрируя сына — точную копию отца.

— Фабричная марка Натариу… — пошутил полковник.

Он побывал и в кузнице Каштора, поздоровался с Дивой. Большая Засада уже не была просто временным лагерем проституток, здесь появились семьи: на своем пути полковник встретил Динору и Изауру, на улице увидел Абигайль, а сейчас — Диву, и все были на сносях. Полковник снова вспомнил предсказание Натариу. Глядя с высоты того самого холма, где сейчас располагался его дом, на незаселенную равнину, на девственные заросли, на враждебный лес, Натариу видел завтрашний день. Полковнику никогда не удавалось найти объяснение волшебной силе, позволявшей мамелуку читать чужие мысли и предвидеть будущее. Индейская кровь, не иначе.