Николай Почивалин - Роман по заказу

• Название: Роман по заказу
• Автор: Николай Почивалин
• Издательство: Современник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

Книга рассказывает о человеке удивительной судьбы — директоре одного из пензенских детских домов Орлове Сергее Николаевиче. В трудные военные и послевоенные годы он заменил тысячам осиротевших детей родного отца.

К роману органически примыкают рассказы, написанные также на материале родной писателю пензенской земли.

---

5

Последние дни мая, а жарища — как в разгар лета. Спасаясь от прямых палящих лучей, тыльной шершавой стороной повернулись листья ветел и кленов, став какими-то серыми; плотно задернуты шторами и занавесками окна домов; вывалив красный сухой язык, дремотно поглядывает на прохожего лежащий у крыльца пес. Впрочем, здесь, в Загорове, от жары еще как-то можно укрыться: держаться теневой стороны улицы, посидеть на случайной скамейке под свесившимися над забором ветвями акации и сирени, напиться, наконец, — отстояв с ребятишками очередь, холодной колючей газировки. Настоящее пекло — в поле, где солнце, кажется, сразу выскакивает в зенит и не намеревается покидать его; где сухим слюдяным блеском слепит горизонт и все вокруг залито тягучим неподвижным зноем. Стоит на минуту остановить машину, как она тут же нагревается, словно хороший электроутюг; встречный горячий ветер при движении только создает иллюзию прохлады, сушит губы. Тяжело людям — еще хуже растениям: пожухла, как в августе, придорожная трава, не набрали и половины роста, положенного им в этот срок, хлеба, низкорослые и вялые. Вся природа — в молчаливом застывшем ожидании: дождя, дождя!..

В Загорове я не был около двух месяцев, но в мыслях не однажды возвращался туда. Впечатления от загоровских встреч вроде бы несколько утратили свою первоначальную яркость, но зато как-то отстоялись, сомкнулись во что-то единое. И, к некоторому удивлению, обнаружил, что отношусь к Сергею Николаевичу Орлову так же, как к остальным загоровским знакомым, — как к живому, если чем и выделяя его среди них, то разве тем, что чаще вспоминаю и думаю о нем, — он словно уже сам не отпускал от себя. Какой-то этап узнавания и сомнений завершился, это был не конец пути, а только его участок, и я уже знал, понимал, что попытаюсь пройти весь путь. А поняв — заторопился в Загорово.

Вместе с Александрой Петровной обошли весь жилой корпус — в прошлый раз так и не удосужился посмотреть его. Уютные, на шесть — десять человек каждая, комнаты, белоснежные отвороты пододеяльников на аккуратно заправленных кроватях; электричество, батареи парового отопления, цветные шторки на окнах, посредине — стол с цветами из своего, детдомовского цветника. От былых покоев игуменьи и ее приближенных остались одни высокие потолки, — в этом отношении сделавшие когда-то свой выбор не прогадали.

Поразили какой-то щеголеватой, прямо-таки стерильной чистотой кухня, оборудованная мощными вытяжными трубами, вентиляторами, и полыхнувшая белизной скатертей столовая. Подходил обеденный час, — по коридорам с веселым галдежом двигались табунки мальчишек и девчонок; обратил внимание, что одеты они по-разному, а не одинаково, как мне представлялось. Выяснилось, что и это связано с Орловым, — не он сам, так дух его продолжал жить тут.

— Сергей Николаевич давно так завел, — объяснила Александра Петровна. — В школу, как положено, — в форме. А приходят, сразу переодеваются. По-домашнему. Одной расцветки больше пяти платьев не берем. Конечно, эдак-то канительней, а хорошо. Был у нас тут завхоз, Уразов, — из-за этого с ним Сергей Николаевич и воевал. Привезет подряд, навалом — тот его назад: меняй. И сердился: «В одно и то же одевают двойняшек. А детей-сотняшек — нет. У нас тут, запомните, — не приют».

Снова отметил про себя и то, с каким удовольствием ребятишки здороваются с Александрой Петровной и как охотно, не для виду, слушаются ее — не воспитателя, а бухгалтера. Нет, ребятня все-таки безошибочно определяет, кто и что за человек. А вот я Александру Петровну, кажется, разочаровал, — узнав, что все еще ничего не написал, она поспешила отвести укоризненный взгляд, оживленно заговорила о чем-то.

…К Голованову захожу, кажется, не вовремя. Сам он, вышагивающий по кабинету, останавливается посредине, резкие черные брови взлетают, будто недоумевая: кто пустил? Сидящий в кресле у стола полноватый с большими залысинами мужчина хмурится, выжидательно, в упор смотрит на меня.

— Знакомьтесь — Андрей Фомич, председатель райисполкома, — преодолев секундную заминку, представляет Голованов и, давая понять, что прерванный разговор можно продолжать, напористо спрашивает: — А почему сорвался? Что он говорит?

— Ты его, Иван Константинович, не хуже моего знаешь, — хмуро усмехается председатель райисполкома. — Уперся как бык.

Суть спора мне пока не известна, а вот полюса, так сказать, — определены, очевидны: молодой горячий секретарь райкома и сдерживающий его более старший и опытный председатель. Они и одеты-то очень уж разно, противоположно: Голованов — в светлой навыпуск рубахе с коротким рукавом, Андрей Фомич — в черном костюме, при галстуке, хотя, конечно, в официальной амуниции сейчас — как в бане. А разговор-то между тем идет вовсе не по моей схеме — полюса как бы начинают перемещаться.

— Тем более нужно разобраться, — явно вступается за кого-то секретарь райкома. Дойдя до угла, круто поворачивается. — Он что, и раньше был замечен? Много раз?

— Да нет будто. Дело не в этом, Иван Константинович.

— А в чем? Что-то я тогда не понимаю, Андрей Фомич.

— Чего ж тут непонятного? Есть постановление — его нужно выполнять. Вынести на бюро — чтоб всему району наука. Больно много он на себя брать стал!

Говорит председатель жестко, убежденно, и лишь последняя фраза — о том, что кто-то и чего-то много берет на себя, — звучит несколько иначе: раздраженно, с обидой. Голованов выслушивает его остановившись, высоко и недобро подняв разлетистые брови. Отвечает, ничем не поступившись, но сдержанно, закурив, правда, при паузе сигарету.

— Постановление — не кампания, никак мы этого не поймем. И выполнять его — не значит под одну гребенку кромсать… Договоримся так, Андрей Фомич: повидаюсь с Буровым — потом еще раз соберемся.

— Дело хозяйское, — уклончиво говорит председатель райисполкома. Отерев платком мокрые порозовевшие залысины, он кивает и уходит, чуть сутулясь.

Подмывает, конечно, немедленно порасспрашивать о нем — человек для меня новый, да и разговор произошел любопытный, — умышленно, нет ли, Голованов опережает:

— Ехали — видели, что делается?

— Видел, Иван Константинович. Худо.

— По всем центральным районам такое. Июнь тоже без осадков ожидается.

— Это что же будет — ремень на последнюю дырку?

— Ну, в наших условиях до этого не дойдет — времена не те. В Сибири вон и в Казахстане напропалую льет. Баланс по стране все равно сойдется. Если б дожди — поправилось бы. А так — чертовщина сплошная: ни роста нет, ни налива не будет. Да вот еще — как с кормами? Травостой, сами видели, — никакой. Лето не началось, а мы по всему району дождевальные установки для пастбищ монтируем. Тоже — палка о двух концах.

— Почему?

— Речек у нас больших нет — речушки. Полдня покачаешь — песок. Вместе с плотвичкой, огольцами. А вода-то все оттуда же — из земли. Цепочка и замкнулась… Одну минуту.

На телефонный звонок Голованов отзывается все тем же озабоченным голосом, но тут же по лицу расплывается широкая улыбка.

— Слышу, что ты… Придет мать, скажи, чтоб надрала тебе уши… Сам знаешь за что… Нет, — вечером, Семен, — хватит!..

Положив трубку, он хмурится, пытаясь согнать улыбку, — она непослушно, непривычно смягчает резкие черты, растягивает губы.

— Сын!.. Чертенок такой — каким-нибудь связистом будет: непреодолимая тяга к технике. В прошлом году звонит мне старшая телефонистка, говорит: «Иван Константинович, с вашей квартиры просят. Ваш, наверно». — Чуть поняла, что секретаря райкома спрашивает. «Секатала лакома» получается. Ну, условились — чтобы не соединяла. А теперь — с набором — беда просто. Мать из дому — он за трубку. Сопит и накручивает.

Секретарша приносит с машинки стопку перепечатанных страниц, — Голованов раскладывает их, постукивая краями о стол, и с любопытством, совсем как час назад Александра Петровна, спрашивает:

— Интересно, написали уже что-нибудь?

— В общем-то — нет, Иван Константинович. Не зацеплюсь что-то.

— Могу понять. — Голованов похлопывает ладонью по аккуратной стопке, усмехается: — Вот — не художество, обыкновенный доклад — третий раз перемарываю. С «болванками» легче было.

— Что за болванки?

— Не знаете?.. Вызывает начальство кого-нибудь из подчиненных — кто побойчее строчит. Дает тему, канву, тот и строчит. Нередко откуда-нибудь сдирая. Вступление, средина, концовка — «болванка» и готова. Остается вставить факты, цифирию, мыслишки подкинуть, — если они, конечно, имеются…

Вспоминаю очень близкий к этому анекдот — о том, как изготовленный таким методом получасовой доклад оратор читал ровно час; возмущенный, он распек своего «писаря», и тут выяснилось, что прочитал-то он два экземпляра.