Пьер Гийота - Воспитание

• Название: Воспитание
• Автор: Пьер Гийота
• Издательство: Kolonna Publications
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98144-138-7

 Первые 13 лет жизни, 1940-1953: оккупация, освобождение,
обретение веры в Христа, желание стать священником и спор
 с Богом, позволившим гибель в концлагере юного Юбера,
 над головой которого годовалый Пьер Гийота видел нимб.

---

Порою, - теперь не проходит и дня, чтобы я не видел поверх наших моральных предписаний нацистские изречения над воротами концлагерей: «ARBEIT MACHT FREI»[99], «JEDEM DAS SEINE»[100], - слушая радио, где Германия вновь получает слово, я спрашиваю у нашей матери, как они еще смеют говорить по-немецки, на языке палачей Европы, языке тех, кто убил ее самого младшего брата - нашего «старшего брата», - и после первых же выступлений политиков о создании Федеративной Боннской республики я со страхом жду момента, когда голос наберет силу. Но в ту эпоху они уже смягчают свои голоса и слова.

Ее отец знает и любит немецкий язык, читает на нем даже в траншеях под Верденом, но мать может слышать его лишь под аккомпанемент заглушающей музыки, и этот язык теперь тревожит меня, словно призыв, опознавательный знак.

Задаваясь вопросом, как можно еще быть немцем, я узнаю из текстов и фотоснимков - в то время молодежь обеих возрождающихся стран, Франции и Германии, начинает встречаться друг с другом, объединяться в организации, а Европейский союз вновь становится не просто идеей или обязанностью, а порывом, болью, радостью, верой - о грузе, бремени (родители-нацисты) и долге, в которых без вины виноватый немецкий ребенок черпает силы.

Теперь я могу прочитать в этой книге перечень лагерей смерти с их местонахождением, «специализацией», количеством убитых - по-прежнему приблизительным - и начинаю складывать цифры, слово «израильский» наполняет меня страхом, именно этот термин используется во французском переводе Книги Исход и Книг Царств для обозначения библейского народа, и я пытаюсь понять, почему в этих списках его представителей больше всего и где в наши дни находится их государство в Европе, ведь в перечнях заключенные и убитые именуются чехами, поляками...

По радио передают сообщения о Ближнем Востоке, конфликтах, происходящих и готовящихся там, и о том, что в ООН начинается обсуждение вопроса об Израиле.

К тому времени я уже хорошо представляю изображение на карте этого вертикального морского побережья: это та же полоска земли, что и во времена Давида или Христа? К шести годам я могу по памяти нарисовать Францию и ее империю, итальянский аппендикс и Британские острова.

Я уже знаю, что по сравнению с целой планетой Франция - маленькая страна, хотя на французских школьных картах она и располагается в самом центре мира.

Я пытаюсь понять, как народ, который я после изучения Библии считаю активным участником и свидетелем первых дней Творения, даже адресатом Творения, оказывается в этих промышленных, самых заурядных местах Европы; я знаю, что после распятия Христа и еще раньше многие представители этого народа покидают Землю обетованную, расположенную недалеко от Эдемского сада, и что очень давно некоторые из них находят пристанище в Польше.

От матери я знаю о некоторых символах, в том числе языковых, синагогального ритуала и теперь задаюсь вопросом, как из подобных истоков народ, видевший Бога, способен вычленить обычный ритуал; как из такой грандиозности можно создать ритуал, а из подобной истории - прозаические обычаи, сродни нашим; через Библию я с давних пор воображаю Иерусалимский храм, его святая святых; через Евангелие я представляю себе священников и их верования, веру во Христа, Деву, Апостолов, Иосифа Аримафейского[101]; синагогальные ритуалы в наше время кажутся мне, скорее, возрождением древнего и даже доисторического обряда, нежели выражением, отправлением нынешнего культа: скорее, ритуалом отсутствия, чем литургией реального, для меня Мессия пришел и вновь придет за оставшимися людьми в конце времен: так зачем же отмечать Его ожидание, если Он пребывает во мне всякий раз во время причастия? Как я, ребенок, душевно воспитанный на драме Страстей Христовых, мог бы помыслить, что евреи в душе не христиане, ведь Иисус - еврей, и сердцем, воображением я принадлежу к тому же народу?

Поскольку тогда я еще не знаком с книгами Библии, подробно описывающими историю и обоснование ритуалов и обычаев, я ведаю лишь о мифическом, еврейском происхождении мира, человека и его искуплении Христом.

Теперь я знаю, что этот народ стал мишенью и объектом величайшей ненависти и истребления нацистами, однако не исчез с лица земли, а, далекий от нас пространственно, но столь близкий мифологически, возрождается в независимом государстве, таком же «западном», «цивилизованном», как у нас.

Однако, помимо нацизма и его последствий, теперь есть еще и «безбожный коммунизм», его форпосты в каких-то сотнях километров от нас, в странах, чьей историей мы дорожим: Польше, Чехословакии, Венгрии и т.д., и вокруг меня уже говорят об Индокитайской войне[102], Мадагаскарском восстании[103]: наш дядя Пьер и другие наши близкие родственники сражаются в Индокитае, где Франция сталкивается лицом к лицу с «интернациональным коммунизмом».

В подшивке «Иллюстрасьон»[104] с конца XIX века по Вторую мировую войну я изучаю снимки, рисунки, портреты: колониальные завоевания, Франция на карте мира, драмы Республики, скандалы, катастрофы, Великая война с цветными портретами военачальников союзных войск, истерзанные земли...

Лютая зима 1944-45 годов, отрезвление палачей и блуждания жертв по опустошенным территориям, Италия, Германия, Франция, Голландия, Лондон, Ковентри в руинах, карточная система, траур, сироты, чесотка, вши, калеки, сумасшедшие, драма перемещенных лиц, тяжкие муки организаций усиливают стыд и волю к возрождению: каждый день наша мать поминает жителей Центральной Европы, вышедших из лагерей или оттесненных наступающей Советской армией, разбросанные семьи, родителей, ищущих детей, детей, ищущих родителей, мужей и жен, ищущих друг друга, братьев и сестер, ищущих друг друга, бабушек и дедушек, ищущих внуков, лагеря в Австрии, Германии, Италии, где временно содержатся беженцы и выжившие узники концлагерей...

*

В нашей деревне, административном центре кантона, расположенном на пересечении дорог, ведущих в Пюи, Сент-Этьен, Вьенну, Анноне и Баланс, тогда проживает около трех тысяч человек. Множество ремесленников: шорник, кузнец, пекарь-кондитер, бакалейщик, виноторговец, мясник, колбасник, зеленщик, владелец гаража, продавец велосипедов, парикмахер, галантерейщик, продавец модных товаров, торговец скобяным товаром и игрушками, торговец радиоприемниками и игрушками, хозяин писчебумажного магазина, книгопродавец, табачник, мебельщик, фотограф, ювелир, аптекарь, три врача, в том числе мой отец и дед, нотариус и два кинотеатра: католический «Фойе» и «Руаяль».

Благотворительное учреждение, две религиозных школы, женская и мужская, большая общеобразовательная школа, «светская», общая для девочек и мальчиков; три гостиницы, довольно известный «Отель де Франс» и две гостиницы-ресторана, десяток кафе, половина из них с террасами, Больница-Приют-Родильный дом; мэрия в центре, бывшее жилище кардинала Донне, архиепископа Бордо, уроженца Бург-Аржанталя и соученика кюре из Арса; Почтамт на первом этаже нашего здания; вокзал в южном предместье деревни обслуживает также Анноне в Ардеше, а на северо-западе - Дюньер в Верхней Луаре.

В самом начале 50-х это не более чем товарная ветка; со стороны Дюньера она поднимается высоко к массиву, отделяющему Верхнюю Луару от Ардеша: много туннелей, локомотив в определенные часы выбрасывает клубы дыма и свистит, мы долго следим за его продвижением между пихтами у нас над головами.

Эта большая деревня появляется в XVI столетии, в эпоху Религиозных войн[105]; феодальный хутор Аржанталь, из которого она выросла, - собственность маркиза с такой же фамилией, друга Вольтера, - расположен в трех-четырех километрах выше по сент-этьенской дороге: развалины крепости, несколько очень старых домов вокруг, а вверху скалистая гряда, поросшая в сезон розовым вереском, которую называют Черепахой; это уже Средиземноморье.

В семи километрах к югу от поселка начинается департамент Ардеш: первый населенный пункт, протестантский, рабочий Анноне - кожевенный завод, бумажная фабрика - в ту пору угрюмый городок, зажатый между крутыми берегами Канса: несчастные рабочие и старинное виварэское дворянство, всемирно известная бумажная фабрика, Кансон, Монгольфье, где производят первые монгольфьеры.

Дальше либо Рона, либо виварэские горы, Севенны, через Сен-Мартен-де-Валама к Тростниковому скирду - истоку реки Луары.

Поскольку до Сент-Этьена тридцать километров по очень извилистой дороге и чаще всего заснеженному перевалу, Анноне, расположенный ниже нашей деревни и всего в четырнадцати километрах, - город исключительных покупок, куда мы добираемся на автомобиле; до Сент-Этьена - на автобусе «Гарампази». От Анноне до Сент-Этьена полтора часа пути в обычное время; до Пюи и Лиона - автобусы «Ванель».