Диэр Кусуриури - Край Ветров: некроманс

• Название: Край Ветров: некроманс
• Автор: Диэр Кусуриури
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Край Ветров — сторона, кажущаяся очень знакомой. Но это она зря.

Здесь живет Вирамайна Мйар — как умеет, конечно, наслаждается безделием, покоем и избирательной амнезией, а свой недюжинный потенциал, — который, кстати, имеет место быть, — никак не использует. Впрочем, отдыхать ему осталось недолго: на пороге его жилища уже замер человеческий мальчик, решивший, что Мйар поможет ему избавиться от кошмаров, старый друг-некромант Камориль Тар-Йер настойчиво алчет более тесной взаимности, а позабытое, вроде бы, прошлое все еще копошится в темноте, булькая и скалясь.

Словом, никакого покоя. Сплошные переживания.

Что же касается Края Ветров — то это, кажется, история о судьбе и волшебстве.

А «некроманс» — песня о смерти и любви.

Комментировать и обсуждать «Некроманс» УДОБНЕЕ можно и нужно тут: https://vk.com/topic-41031304_27993808

---

— Знаешь присказку про наглую рыжую морду? — обворожительно улыбнулся Камориль.

— Ой, а у вас там петрушинка застряла, — весело заметила Никс.

— Где?! — всполошился некромант, резко подскакивая из-за стола и убегая куда-то за угол, вероятно, в поисках уборной и, соответственно, зеркала.

— Эк ты его, — протянул я, откидываясь на спинку стула. — Никс, да ты талант!

— Да уж, как ляпну, бывает, — огорчилась девочка. — Оно мне, знаете, в жизни не очень-то помогает.

— Я клубнику вот эту у тебя украду? — поинтересовался Эль-Марко, подцепляя ягоду из мороженного Никс на вилку.

— Э-эй! — возмутилась Никола, но было поздно — Эль-Марко с довольным видом уже жевал. — Я ж ее специально напоследок оставила! Ты должен будешь мне теперь две клубники! Нет, три клубники! Три килограмма клубники! И это в плюс к тем трем бананам, что ты мне проспорил!

— Было же два банана, — недоверчиво заметил Кападастер. — А три килограмма клубники — легко, июнь не за горами, там-то ты у меня никуда от трех килограмм не отвертишься… еще умолять будешь, чтобы эти пять килограмм наконец кончились.

— А где это вы собрались клубникой давиться? — осведомился вернувшийся Камориль. — Если прям с грядки, то возьмите меня с собой, я с грядки люблю.

— А у вас в саду что-нибудь съедобное растет? — спросила Никс.

— Ежевика и черная смородина, — кивнул Камориль, — шелковица, черника и две сливы.

— А почему сливы? — не понял я.

— Чтобы делать из них чернослив, — пояснил Камориль зловещим голосом и демонически расхохотался. Потом резко перестал и сказал задумчиво: — Еще — паслен, но его я бы не рекомендовал никому есть. Хоть он и похож на маленькие черные помидорки.

— Так, — я залпом выпил оставшийся сок, — рассчитываемся и идем.

— А как же черный кофе? — Камориль посмотрел на меня жалостливо.

— По дороге в ларьке купишь, — сказал я.

Так и вышло, благо, как раз на пути к старому городу, в одной из подворотен, на весну установили палатку с разнообразным кофе. Я не выдержал и раскошелился на стаканчик с пушистыми сливками и шоколадным сиропом на дне.

Солнце, стремясь спрятаться на ночь за зубчатым краем города, краснело, вырисовывая на дорогах, лестницах и площадях четкие, иссиня-черные силуэты крыш, труб и белья, рядами развешанного на веревках в частных домах. Наши тени тоже нещадно ломались о неровные стены, перетекали одна в другую, когда мы шли все в один ряд, покуда это позволяла ширина улицы.

— Мйар, дай свой кофе попробовать, а ты — мой, — предложил Камориль.

— Вот еще, — фыркнул я, — твой горький черный кофе? Сам его пей.

— Не горький он совсем, он сладкий, даже очень, — возразил некромант. — С корицей и карамелью, между прочим!

— Ну, не зна-ю, — продолжал ломаться я. — Разве что из-за корицы…

— Я хочу попробовать! — вызвалась Никс.

— А у тебя что? — спросил Камориль.

— Гренадин и перец, — гордо ответствовала Никола.

— Эль-Марко, а у тебя? — обратился Камориль к целителю.

— Горячее молоко с медом у меня, — сообщил тот.

В итоге мы все попробовали кофе (и молоко у Эль-Марко) друг у друга, и из-за того, что кто-то, очевидно, пробовал особенно жадно, кофе стремительно кончился. Урн по пути нам не попадалось, поэтому Никс, воровато оглядываясь, составила все бумажные стаканчики в один и быстро-быстро сожгла их, не выпуская из рук.

Мы как раз забрались на один из довольно высоких холмов, окружающих центр города, и подошли к просвету между домами, через который можно было обозреть пейзаж. Внизу, под ногами, простирался обрыв, долго и широко, потом — полоса деревьев, не дающая оползню разрастаться, потом — дорога, и уже за ней тысячей окон сверкал, возвращая обратно отраженный свет, купающийся в лучах заката город. Отсюда можно было разглядеть море, светящееся на горизонте изогнутой зеленой дугой, и неровный гребень волнорезов справа, у скал, и широкую белую полосу набережной, что врастает в морскую гладь длинными прямыми стрелами двухэтажных пирсов.

Мы смотрели на город, и солнце грело нам спины и холки. Никс подняла ладошки к лицу и, открыв их, сдула пепел от сожженных стаканчиков. Ветер, треплющий нам волосы и одежду, тут же подхватил его и развеял, разметав, по округе, растворив, как соль в воде, в прозрачном весеннем воздухе.

Все здесь светилось ожиданием лета и полной, безапелляционной готовностью к его приходу.

Никс отряхнула руки и вытерла их об комбинезон.

— Так как мы будем искать этого Родиона Сизого? — спросил я у нее, когда мы отошли от обрыва, оказавшись в тени трехэтажного дома, последнего нового здания на пути в старый город.

— Точно я вам не скажу, — честно ответила Никс. — Но я четко помню место, где нужно встать, и там нужно ждать. А потом нужно проследовать за проводником.

— А до темноты-то успеем? — усомнился я.

— Не знаю, — Никс пожала плечами.

— А что за проводник? — спросил Камориль.

Никс погрустнела.

— Тоже не знаешь? — догадался некромант.

Никс кивнула.

— Ладно, мы уже здесь, значит, попробуем положиться на удачу, — сказал я. — Пойдем искать то твое нужное место.

— Тут уже недалеко, — улыбнулась Никс с вернувшимся энтузиазмом. Потом снова погрустнела и проговорила задумчиво: — Кажется.

Старый город окружил нас незаметно. Я не успел даже понять, когда улочки стали настолько узкими, что даже вдвоем по ним идти не слишком-то удобно. Над нами нависли крыши с прорехами и мостики над дорогой из окна в окно, а под ногами разлилась застывшими полупрозрачными каплями особенная здешняя мощенка, — не каменная, но стеклянная, — своего рода отличительная черта старого города. Тысячи покатых мутноватых булыжников образовывали внизу причудливый, ни на что не похожий узор. Их поверхность была неоднородной, кое-где — матовой, кое-где — гладкой и опасно острой на сколах, а кое-где зернистой или выщербленной.

Не знаю, откуда в здешних местах эта традиция — мостить улочки стеклом. Может, дело в песчаных пляжах? Может, раньше где-нибудь здесь был большой стекольный завод? Кто знает.

А еще здесь пахнет сыростью, плесенью, мхом и бездомными — животными и людьми. И кислым сыром. И рыбным супом. И много чем еще, — но это уже мои личные проблемы, раз я такой чувствительный.

Прохожих по пути нам встретилось крайне мало — несколько старушек, молодая парочка навеселе да один привязанный к забору мопед.

На нужное место мы вышли довольно скоро, Никс не ошиблась. Это была, вроде бы, площадь, буде можно ее так назвать — пятачок размером пять на пять метров с высаженным посередине деревцем (яблоней) и тремя лавочками, составленными вокруг него треугольником. В узоре мощенки смутно угадывалось линейное изображение соцветия синей розы — но я могу и ошибаться, и это не роза вовсе, а, например, рапунцель, или тюльпан.

— Здесь, — сказала Никс. — Ждем.

Девчонка уселась на одну из лавочек, подобрав под себя пятки, как она это обычно делала. Эль-Марко сел на вторую лавочку, я — на третью, а Камориль остался стоять и вглядываться в тени, что начали сгущаться между домов.

— Чуешь что? — спросил я у него, оглянувшись.

— Ничего сверхважного, — ответил он. — А как насчет тебя?

— Тут живет очень много котов, — сказал я. — То есть, вот эти девятеро, что тут на площади, и те пять на крыше — это малая толика популяции.

А коты здесь и правда водились в достатке. Вот только… коты ли? Насколько я знаю, местные тролли, когда их кровь чиста, мало походят на животных. У них голая, лишенная шерсти кожа, они носят что-то похожее на одежду и бегло лопочут что-то на своем тролльем наречии, вставляя в него изредка человеческие ругательства, позаимствованные из множества языков. Тролли предпочитают не попадаться людям на глаза и живут в тени. И там же, в тени, легко вступают в союз с обыкновенными кошками и собаками, порождая вполне способных к размножению гибридов. Рожденных от кошек полутроллей называют ашами, а от собак — арами. И чем больше в гибриде животной крови, тем он менее разумен, более шерстист и похож на кота или пса. Некоторых из них от кошек вообще не отличишь. Да и разница всего лишь в том, что эти зверьки куда более сообразительны, чем их чистокровные собратья.

Думается мне, в старом городе троллям и их гибридам — полное раздолье. И эти усатые, полосатые, черные, рыжие и черепаховые, что собрались здесь, на вымощенном пятачке с лавочками, вполне возможно, наблюдают за нами с куда большим интересом, чем кажется.

— Кыс-кыс, — позвал Эль-Марко, похлопав себя по коленке.

Кошки никак не отреагировали на его призыв. Но одна подошла чуть поближе и уселась вылизываться буквально в шаге от его ноги.

— Хочешь, поймаю тебе одну? — предложил ему я.

— Да не надо, я сам, — Эль-Марко наклонился и ловко сцапал вылизывавшуюся кошку, черную с белым. Усадил на колени и стал гладить.