Павел Александров - Путь миротворца

• Название: Путь миротворца
• Автор: Павел Александров
• Жанр: Фэнтези

Будь осторожен с мечтой: она может исполниться! И уставший романтик, простой, ничем не примечательный парень по имени Марк, попадает в загадочную страну — мир рыцарей и магов, где в жестокой борьбе вера схватывается с магией, отвага со страхом и милосердие с ненавистью.

Марк не должен спасти мир, и от него не так уж много зависит, но, согласившись стать Седьмым миротворцем, он сталкивается с безжалостной силой, которая словно злой рок преследует каждого, кто избирает путь миротворца.

Существует ли что-то, кроме роковой необратимости, и возможно ли победить судьбу, начертанную содеянным грехом — ответ может дать лишь разгадка страшной тайны Проклятия миротворцев.

Роман написан на стыке аллегорического фэнтези и психологической прозы: монстры здесь соответствуют определённым человеческим чувствам, настроениям и убеждениям, а боевая магия и мастерство владения мечом проистекают из неведомых и порой непредсказуемых стихий человеческой души.

---

К этому моменту Эфай уже был на грани. Ему казалось, что в его черепе не мозг, а раскаленные угли. Происходящее ужасало, душа молила, чтобы все это оказалось просто сном. Но настойчивый, призывающий стук сердца убеждал, что это явь, и если он не послушается этого призыва, если не отзовется на чужую боль, то совершит преступление худшее, чем его предводитель.

Эфай больше не мог этого выдержать. С той минуты, как началась резня, предчувствие непоправимого рока душило его как ночной кошмар. Эфай вскочил и помчался в горящий дом. Он знал, чем ему грозит этот поступок — предводитель не терпел ослушания. Но страх перед ним совершенно исчез.

Вышибив окно, Эфай влетел внутрь, побежал по комнатам, задыхаясь от удушливого дыма. У стены лежали в лужах крови те самые девушки-служанки. Глянув на эту картину, Эфай не заметил растекающиеся по полу горящие зелья, над которыми поднимались ядовитые испарения. Поскользнувшись, он упал, угодив ладонью в кипящую жижу. Рука моментально вздулась от ожогов. Эфай сжал зубы, но бушующее чувство в груди уже не могла остановить никакая боль. Он бросился к столу, отбросил его в сторону.

…Черноволосая девочка с обрызганным кровью лицом по-прежнему сидела на полу. Широко раскрытые застывшие глаза, как два ярких изумруда, были прикованы к телу женщины, медленно поглощаемому растекающимся горящим зельем. Тело еще шевелилось. Эфаю показалось, что женщина еще произносит какие-то предсмертные слова.

Дышать стало совершенно невозможно. Едва не теряя сознания от ядовитого дыма, Эфай подхватил девочку на руки и, разбежавшись, прыгнул в охваченное пламенем окно. На лесную траву он упал больно — набок, оберегая девочку от удара. Поднялся.

— У тебя в эту ночь были более достойные поводы для геройства, Эфай, — глаза предводителя смотрели с ледяной насмешливостью. За его спиной стояли меченосцы — с тем же холодным выражением лица, как и прежде.

— Это не геройство, а жалкая попытка искупления нашей жестокости, — ответил Эфай, прижимая девочку к своему железному нагруднику.

— Ты ослаб, Эфай. Я давно заметил, что ты слабеешь.

— Если спасение ребенка ты называешь слабостью, то я счастлив быть слабым.

— Ты спас ее, а что дальше? Отдашь ее в приют при храме? Чтобы колдуны сожгли из мести невинных детей?

— Я отдам девочку ее отцу.

Лицо главы меченосцев вмиг побагровело.

— Ты не просто ослаб, Эфай, ты лишился рассудка. Дай ее сюда.

Воин не шелохнулся.

— Второй раз за ночь нарушаешь приказ? Ты знаешь наши законы, рыцарь.

Эфай знал. Знал он и то, что предводитель не повторяет приказы — на том и держится железная дисциплина его Меча справедливости. Пронзительный холодный взгляд — и в руке предводителя вспыхивает обоюдоострый меч.

— Ты не получишь ее, — сдавленно прошептал Эфай, поднимая правой рукой свой меч. Левой, опухшей от ожогов, он покрепче прижал девочку к нагруднику.

Высокий широкоплечий предводитель держал меч лениво и, казалось, неловко. Но все знали цену этой небрежности. Эта ленивая стойка являлась прелюдией смертоносного приема, именуемого «Оскал барса». Сам Эфай был не новичком, и мало кто из меченосцев Меча справедливости рискнул бы сойтись с ним в поединке. Но своему лидеру он был явно не ровня.

Девочка обнимала руками шею Эфая, и ее растрепанные черные волосы шевелились на лесном ветру. Изумрудные глаза неотрывно смотрели на широкоплечего предводителя. На этот взгляд, взгляд ребенка, чья жизнь искривилась и перевернулась в один миг, не обратил внимания никто. Но вдруг глаза девочки раскрылись шире, и в этот миг будто раздался страшный безмолвный крик. По телу Эфая пробежала дрожь. Он взглянул на девочку, и чуть было не выронил ее, но тут же еще крепче прижал к себе. В детских глазах застыла не только страшная боль и слепой ужас пережитого. В них было что-то еще. Что-то холодное и неизбежное, роковое, как мечи, истребившие в эту ночь жителей лесной усадьбы.

Глава Меча справедливости тоже увидел этот взгляд. Холодное лицо его не изменилось, но меч в руке, казалось, чуть дрогнул…

— Сейчас ты опьянен силой и не понимаешь того, что совершил, — отчетливо произнес Эфай. — Зло сошлось со злом, породив только новое зло. Ты взрастил поколение врагов, которые будут ненавидеть весь твой род.

— Ты угрожаешь мне, князю Меча справедливости?

— Не в моей власти угрожать тебе, миротворец. Я доношу до тебя голос твоих деяний, который совесть твоя уже не слышит.

— Моя совесть слышит только голос справедливости. Во имя которой я и был призван, — предводитель сделал почти неуловимое движение. Тот, кто это движение заметил, уже знал, что Эфай обречен.

— Там, где ненависть, сеять любовь? — Эфай не отрывал взгляд ни на долю секунды. — Там, где вражда, сеять мир? Там, где тьма, сеять свет? Мы все помним твою присягу, миротворец.

Холодная ярость стальных глаз предводителя столкнулась со спокойной уверенностью Эфая. Жестокость ударилась о хладнокровную смелость. И в это сплетение взглядов вмешался еще один — зеленоглазой девочки, прижимаемой к железному нагруднику. Предводитель второй раз увидел эти глаза…

…Епископ заворочался, отгоняя наваждение.

Что произошло потом — не ясно, епископ терялся в догадках. Почему предводитель отступил? Почему так просто оставил Эфая со спасенной дочерью врага? Что за сила остановила его? Неужели и впрямь он увидел в глазах несчастного ребенка свое будущее падение и гибель?

Епископ задумался. Давно нет в живых этого миротворца, принесшего новую войну, нет и его Меча справедливости, а Эфай, прозванный позднее Фосферосом, живет отшельником в далекой пустыне Фаран. И вот уже двадцать лет народы Каллирои пожинают горькие плоды деяний того, кто был призван принести мир.

«Готов ли ты, епископ, встретить Седьмого миротворца? Готов вести в путь того, кого совершенно не знаешь?»

«Да, мои сомнения».

Кое-что о Седьмом миротворце епископ все же знал. Знал то, что Седьмой миротворец появится у развалин Башни разбитых надежд. А это означает, что у этого человека не осталось мечты. Он разочарован и сломлен, ни о чем не мечтает и ничего не ищет.

Епископ тяжело поднялся с кровати. Ну и пусть! Не ему решать, каким должен быть Седьмой миротворец. Не он избирает несущих мир. Он всего лишь их проводник. И сделает все, чтобы помочь Седьмому миротворцу совершить то, для чего тот призван в Каллирою.

Глава первая. Исчезновение

До чего приятно наблюдать за холодным моросящим дождем из уютной квартиры! Глядя на стекающие с зеленых каштанов струйки воды, Марк надеялся, что пройдет минута и за окном разразится настоящий ливень. Тогда появится уважительная причина остаться дома, так как его зонтик давно нуждается в ремонте. Но минута шла за минутой, а дождь только убывал, словно нарочно принуждая Марка покинуть квартиру, где можно было еще часок полежать на диване, посмотреть по телевизору утреннее шоу.

Марк поднялся, понимая с досадой, что обманывать себя хоть и приятно, но неэффективно. Совесть всегда поставит тебя на место, напомнив, что в воскресный день преграда к церкви — не дождь и не поломанный зонтик, а простая человеческая лень.

«Еще одно нудное дождливое утро. Новый день, который не принесет ни плохого, ни хорошего — ничего. Пройдет впустую, как и предыдущие шесть, — рассуждал Марк, натягивая легкие ботинки. — А лето только начинается». Он поглядел на себя в зеркало: высокий, немного сутулый от постоянного сидения в университете, в библиотеке или дома; густые светлые волосы, серые задумчивые глаза — нормальный парень, обыкновенный студент. Почему же он не может найти общий язык со сверстниками?

Он был студентом, недавно ему исполнился двадцать один год. Он считал себя разочаровавшимся романтиком, а отец говорил, что это неизбежно сопутствует его возрасту. Марк знал, что это не так: его ровесники живут другой жизнью и думают о других вещах. Больше того, он чувствовал себя среди них совершенно одиноким, хотя считал себя ничем не хуже других и всячески пытался быть интересным и общительным. Но робость, стеснительность, боязнь показаться дураком, взращенная еще со школы, сковывали его по рукам и ногам.

Был он одинок и дома. Родители, люди занятые, редко интересовались его жизнью, полагая, что он уже достаточно взрослый и сам знает, как ему жить. К тому же, в последние две недели Марк жил один. Его мать, получившая в кои-то веки возможность навестить родственников в США, уехала к ним на полгода. Отец, работавший в туристической фирме, каждый год исчезал на все лето. Брат Марка, после того как женился, переехал в другой город, и виделись они теперь крайне редко.

Воспитанный в христианских традициях современности, суть которых сводилась к тому, что придерживаться христианской морали желательно, но необязательно, три года назад Марк решил бросить вызов самому себе. Он твердо пообещал себе исправиться и жить так, чтобы жизнь стала увлекательной с одной стороны и плодотворной с другой. Он начал с мечтаний. Живущий в нем романтик рисовал ему необычайные подвиги в загадочных, невероятных мирах. Мечтая, Марк загорался то одной идеей, то другой. Его влекли приключения, опасности, джунгли юго-восточной Азии и африканские саванны, таинственные горы и темные подземелья. И обязательным условием во всех приключениях было его желание помогать людям. Именно эта особенность делала его в мечтах не кладоискателем или охотником, а сотрудником гуманитарной миссии, врачом, учителем, миссионером. Последнее его настолько захватило, что стало уже не мечтой, а целью.