Монс Каллентофт - Осенний призрак

• Название: Осенний призрак
• Автор: Монс Каллентофт
• Жанр: Триллер
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63108-7

Промозглой осенней ночью в родовом поместье древнего графского рода произошло кровавое убийство. Погиб Йерре Петерссон, миллионер и преуспевающий адвокат, совсем недавно купивший замок у его благородных владельцев. Йерре нашли в замковом рву с множеством ножевых ранений на теле. Раскрытие преступления поручено следственной бригаде, в которую входит и Малин Форс. Подозрение падает прежде всего на бывших владельцев поместья — ведь высокомерные аристократы никогда не скрывали, что относились к выскочке Петерссону с презрением, а замок продали в силу крайней необходимости. Могли ли граф и его дети так жестоко отомстить за свою попранную честь? В поисках ответа на этот вопрос Малин раскапывает старую семейную тайну, связывающую, казалось бы, совершенно чужих друг другу людей. И заставляет сердце холодеть от страха…

---

«Люди делают странные вещи, мама», — говорила Туве.

Малин часто хочется быть такой же рациональной, прагматичной и внешне невозмутимой, как ее дочь, так же легко ориентироваться в любой ситуации.

Разбитые автомобили в саду. Тюбики зубной пасты без крышек. Обыкновенный пакет молока, разорванный не с той стороны. Слова, брошенные в пространство и будто отскочившие от стенки без ответа и внимания. Черепица, требующая замены. Продукты, за которыми надо отправляться на машине в отвратительный супермаркет. Чувство вины и раскаяния можно заглушить повседневными заботами и тщетным стремлением стать с годами умнее. Она почувствовала знакомое раздражение, когда в начале ноября все началось опять: эта свербящая боль, любовная нежность, смешанная с жестоким пренебрежением. А в ее снах снова появился маленький мальчик, и она хотела поговорить о нем с Янне: кто он, кем он может быть? Они лежали рядом в постели, и Малин знала, что муж не спит, но язык словно парализовало, и она не могла вымолвить ни слова.

Квартиру в городе сдали в аренду студентам. Малин засиживалась в полицейском участке до позднего вечера, а Янне старался, чтобы его дежурство на пожарной станции приходилось на ее выходной. Она знала об этом, понимала его и не могла ни в чем винить.

В свободное от службы время она опять вернулась к делу Марии Мюрвалль. Малин хотела разгадать эту загадку, узнать, что же произошло с молодой женщиной, которая была изнасилована и найдена блуждающей по лесной дороге у озера Хюльтшен, а теперь сидит, немая и закрытая для любых контактов с внешним миром, в палате больницы города Вадстены.

Янне терпел все, и это раздражало еще больше.

— Делай что хочешь, Малин. Что должна.

— Тебе нет никакого дела до того, что я делаю.

— Может, тебе следовало бы отдыхать от работы, когда ты дома, с нами?

— Янне, никогда не указывай, что мне следовало бы делать!

На Рождество возник вопрос, в каком соусе лучше запекать окорок, сладком или остром? Малин сказала «все равно», а потом страшно разозлилась на Янне за то, что он не знает даже такой самой простой на свете вещи, что рождественский окорок запекается в сладком соусе.

И он кричал на нее, чтобы взяла себя в руки, чтобы хотя бы чуточку попыталась быть более сносной, нормальной. В противном случае пусть пакует вещи и отправляется в свою чертову квартиру. Янне кричал, что она может убираться к дьяволу, что вся эта затея с самого начала была идиотской, что он получил предложение поехать после Нового года в Судан вместе со Службой спасения и должен был бы ответить «да», только чтобы сбежать подальше от нее, от ее злобы и невозможного характера.

— Ты больна, Малин, понимаешь? Я не настолько глуп, чтобы не разобраться с этим чертовым окороком.

Она протянула ему стакан с текилой и колой.

А Туве сидела в нескольких метрах от них за кухонным столом, перед ней на красной хлопчатобумажной скатерти стояло новое фарфоровое блюдо из универмага «Оленс» с только что испеченным окороком.

Янне замолчал.

Малин захотелось что-нибудь крикнуть ему в ответ, но вместо этого она посмотрела на дочь.

Ее широко раскрытые синие глаза выражали страх и недоумение: «Так это и значит „любить“? Спасите меня от любви в таком случае».

Малин замечает, как светлеет небо, когда начинается город.

Движение сейчас не особенно оживленное.

Она вспоминает, есть ли у нее дома что-нибудь сухое, во что можно было бы переодеться, и понимает, что нет. Разве в каком-нибудь из ящиков на чердаке, вся остальная одежда в доме Янне.

Мимо нее проезжает черный автомобиль, какой именно, не видно из-за тумана, но водитель торопится, ведет со скоростью почти вдвое большей, чем она.

Дождь зарядил снова, и только что нападавшие листья, оранжевые и отливающие золотом, дрожат, прилипшие к автомобильным стеклам, мерцают у нее перед глазами, словно тропические жуки или искры адского пламени, вызывающие своим танцем все зло из города и его окрестностей.

А где-то внутри до сих пор эхом отдаются дурацкие оправдания Янне.

Все что угодно, только не еще одно такое Рождество. Это она себе пообещала.

— Мне надо ехать, — сказал Янне.

Они снова заговорили об этом в день праздника. У Малин было похмелье. Не в силах возражать, она сидела, охваченная тихой злобой и отчаянием оттого, что в очередной раз все вышло так, как всегда.

— Я нужен там. Я не смогу жить, если отвечу «нет». Им требуется мой опыт для быстрой постройки туалетов в лагерях для беженцев, иначе тысячи людей вымрут, как мухи. Ты когда-нибудь видела умирающего от холеры ребенка, Малин? А?

Уже тогда ей захотелось влепить ему оплеуху.

Последний раз они любили друг друга в ночь накануне его отъезда. Жестко, без тепла.

Малин вспоминала крепкое тело Даниэля Хёгфельдта, журналиста, с которым время от времени занималась сексом, и царапала Янне спину, кусала его за грудь, чувствуя металлический привкус крови, а он не сопротивлялся, делая вид, что истязания доставляют ему удовольствие. В ту ночь он был для нее крепкой эрегированной плотью.

Янне вернулся домой через месяц. Она была вся в работе, занималась делом Марии Мюрвалль, а выходные проводила в беседах с коллегами из полиции города Муталы, расследовавшими этот случай.

Туве существовала где-то рядом. И случилось то, что случилось.

— Она никогда не бывает дома. Ты заметила? — спросил Янне в один из апрельских вечеров, когда у них у обоих был выходной, а Туве поехала в город, в кино.

Но Малин не обращала на это внимания, да и где ей было это заметить, если она сама редко бывала дома.

Они говорили о том, что нужно сходить в семейную консультацию или к психотерапевту. Много раз Малин стояла с телефонной трубкой в руке, собираясь позвонить доктору Вивеке Крафурд, обещавшей ей бесплатный прием. Но язык словно парализовало.

Весной Форс снова наблюдала, как они работали вместе, отец и дочь, но сама она присутствовала с ними только телесно, мысли ее были заняты разбором запутанного случая убийства во имя чести.

— Как, черт возьми, отец мог приказать сыну убить свою собственную дочь и его родную сестру? Янне, ты мне можешь сказать?

— Ты не пьешь текилу сегодня вечером.

— Ненавижу, когда ты читаешь мне наставления. Тогда возникает чувство, будто я твоя собственность.

Линчёпинг охвачен ледяным дождем.

Собственно говоря, что такое этот город, если не куколка, в которой, словно личинка, созревает человеческая мечта? Бок о бок пробираются люди вперед по жизни в пятом городе королевства. Они смотрят друг на друга, судят, пытаются любить, несмотря на все свои предубеждения. «Люди в Линчёпинге хотят как лучше, — думает Малин. — Но когда существование большинства сводится к постоянной борьбе за то, чтобы сохранить работу и раздобыть денег до конца месяца, в то время как меньшинство имеет все в изобилии, вряд ли имеет смысл говорить о сплоченности». Люди в городе живут бок о бок, отделенные друг от друга только невидимыми линиями, разделяющими районы на карте. Из-за оград роскошных вилл можно докричаться до кварталов, построенных по программе «Миллион»,[2] и услышать ответ с убогих балконов.

«Осень — пора распада, — думает Малин. — Вся вселенная будто разлагается, ожидая зимы. В то же время осень имеет цвет пламени. Но это холодный огонь, которым в пору любоваться разве что пресмыкающимся. В красоте осени, в пламени ее листвы нет ничего, кроме обещания еще худшего».

Руки больше не дрожат на руле. Она замерзла и промокла.

«У меня крепкое тело, — замечает про себя Малин. — Я могу наплевать на все, только не на тренировки в спортзале. Я сильная, чертовски сильная. Я — Малин Форс».

Она проезжает мимо старого кладбища.

Отражение башни собора на ветровом стекле похоже на копье средневекового рыцаря, готовое пронзить ее.

Что же произошло сегодня вечером?

Какие слова были сказаны?

Какое движение бровей, какое изменение голоса дало повод начать все сначала?

Она не помнит, она пила. Не то чтобы сильно, но в любом случае слишком много для того, чтобы сейчас вести машину.

Она пьяна? Адреналин разогнал хмель. «Я не совсем трезвая. Надеюсь, коллеги из дорожного патруля не вышли на улицы сегодня вечером».

«Свинья. Тупая, трусливая свинья, — говорит себе Малин. — Успокойся, прекрати, черт возьми, не пей больше, не пей». Так я ударила его? Я ударила тебя на кухне, Янне, или только стояла с поднятым кулаком, проклиная твое чертово терпение?

Я размахивала в воздухе руками. Я помню это сейчас, когда останавливаю машину у ворот моего дома по улице Огатан.

Часы на церкви Святого Лаврентия словно окутаны прозрачным туманом. Без четверти одиннадцать. Размытые силуэты ворон вырисовываются на фоне неба.