Лори Шапира - Комплекс Кассандры. Современный взгляд на истерию

• Название: Комплекс Кассандры. Современный взгляд на истерию
• Автор: Лори Шапира
• Издательство: Независимая фирма "Класс"
• Жанр: Психология
• Год: 2006
• ISBN: 5-86375-138-Х

Согласно мифу, Кассандра получила свой пророческий дар от Аполлона. Этот дар стал для нее проклятием, поскольку никто не верил ее предсказаниям. Она предвидела трагические события, но ни одно из них не могла предотвратить — даже страшный финал собственной жизни. Женщины с развитой интуицией, особенно чувствительные к грядущим переменам, на протяжении многих веков подвергались гонениям. Их оскорбляли, пытали, сжигали на кострах… В конце концов они переставали верить даже самим себе. Должны ли современные Кассандры переживать такую же судьбу?

В этой книге юнгианский аналитик Лори Лэйтон Шапира подробно рассматривает миф о Кассандре, его проявления в психике и отношение к истерии. Она описывает психологический профиль современной женщины с комплексом Кассандры, его использование в терапии и клинические фазы аналитического процесса.

Книга будет интересна и полезна и профессиональной аудитории (психологам, психотерапевтам), и читателям-непрофессионалам. Как минимум своей позитивной уверенностью в том, что груз бессознательного «пророчества» может стать источником творчества и предметом законной гордости.

---

Гилберт Мюррей так описывает закон матриархата:

«Когда бы ни пролилась праведная кровь, сначала возникает позорное пятно, прежде всего на лице Матери-Земли. Оно пачкает ее лицо, и тогда она из своих недр извергает наказание, насылая опустошение, язвы и болезни, — так же, как обычно давала невинным жизнь и поощряла плодородие. Таким образом, мы можем видеть, что благословение, как и проклятие, находится во власти хтонического народа, „мертвого“ народа, Эриний и Матери-Земли. Их могут сдержать только те, кто насылает благословение и проклятие.

Существует закон: „Тот, кто делает, должен страдать“. Это закон природы, такой же, как оплодотворение, или созревание, или же возвращение весны; такой же, как ежегодное возрастание и убывание солнечного света. Ибо убывание света — это, по сути, наказание за гордыню, которую создает Солнце, находясь в зените… Закон, гласящий „кровь за кровь“, — то есть что за гордыней следует падение, а грех порождает наказание, — остается непреложным законом природы, и Эринии стоят на его страже…

Закона […] Эриний нельзя ни понять, ни избежать. Он просто действует»[30].

В «Эвменидах» фурии поют:

Заведем хоровод! Наступила пора!
Мы ужасную, страшную песню начнем,
Мы расскажем о власти своей роковой
Над людскими делами.
Справедливыми судьями быть мы хотим:
Тот, чьи руки чисты,
Чья душа не запятнана мерзкой виной,
Пусть живет беспечально. Вовеки его
Наш губительный гнев,
Наша ярость святая не тронет.
Но когда человек, вот как этот беглец,
Прячет руки, преступно пролившие кровь,
Мы правдивым свидетельством тех, кто погиб,
Пособим, и с убийцы за боль мертвецов
Полной мерой потребуем платы[31].

Эсхил писал в самом начале новой эры. Для него Зевс, отец и правитель Вселенной, был основателем нового мира, обещающим разорвать бесконечную цепь древней слепой мести. «Зевс, который познает и понимает, — это тот же самый Зевс, который может прощать грешника»[32].

Здесь видны основные черты новой идеи — искупление через осознание. В «Эвменидах» искупляющий бог — это сам Аполлон, божественный пророк, возвещающий откровения Зевса[33].

Афина возглавляет суд над Орестом, при этом Аполлон и фурии соответственно являются свидетелями обвинения и защиты. Однако суд превращается в противостояние полов, повторяясь в противостоянии имен и названий. Аполлон принуждает фурий, угрожая им изгнанием:

Вон! Я велю вам тотчас удалиться вон,
Велю покинуть стену прорицалища.
Не то змея, сребристая, крылатая,
С витой золотострунной тетивы слетев,
Заставит вас извергнуть пеной черною
Всю выпитую вами человечью кровь.
Сюда не приближайтесь. Ваше место там,
Где, правя суд, срубают людям головы…
В жилище льва, в пещере окровавленной
Пристало б вам укрыться, а не в храм входить,
Позоря достославное святилище.
Ступайте прочь, да сами, без погонщика:
Пасти вас никакой не согласится бог[34].

Обвинение фурий заключается в том, что именно по воле Аполлона Орест совершил убийство и что именно он виноват в самом гнусном из всех грехов, совершенных против Матери-Земли, — в убийстве матери:

Так эти боги поступают новые,
Они теперь сидят на троне Правды,
И залит кровью трон.
Вверху, внизу — повсюду сгустки крови.
Очаг священный свой
Он запятнал. О, горе![35]

Взаимные обвинения продолжаются до тех пор, пока судьи не решают бросить кости, чтобы определить их справедливость. Кости выпадают нейтрально, но один голос все-таки остается. Афина голосует за то, чтобы освободить Ореста, тем самым поддерживая новый патриархальный порядок. Она объясняет это так:

Ведь родила не мать меня. Мужское имя
Мне ближе и дороже. Только брак мне чужд.
Отцова дочь я, и отцу я предана[36].

Эринии так отвечают на это обвинение, направленное против них:

Мне ли обиду стерпеть!
Мне ли, старухе седой,
В черные недра земли
Нынче с позором уйти!
Гнев распирает грудь,
Рвется наружу гнев,
Сердце сковала боль.
Мать моя, Ночь, ты слышишь?
Хитростью боги вконец посрамили меня[37].

Афина успокаивает Эриний, обещая им храм в Афинах и уважение ее сограждан. Эринии становятся Эвменидами. И драма заканчивается так:

Мир Эвменидам, богиням благим
Края Паллады!
Так порешили
Вечная Мойра, всевидящий Зевс,
Подпевайте, пляшите, кричите![38]

Обращаясь к этой драме, современный читатель может заметить, что ее основу составляет оптимизм Золотого Века, не говоря уже о значительной доле пропаганды патриархальности. Мы знаем, что Эринии не так легко поддались на уговоры, помня о том, что им угрожало:

О, сладость расплаты!
Беда за беду! Я плачу.
Решусь ли угрозы свои Исполнить?
Решусь ли народ погубить?
О, горечь бесчестья! О, муки стыда![39]

Вне всякого сомнения, Аполлон должен освободить себя и получить власть от Великой Матери. Он должен воплотить в себе отдельную идентичность, без которой ему никогда не получить необходимого импульса, чтобы достичь высокой степени развития, характерной для Древней Греции. Но поскольку власть Аполлона упрочилась, его первобытный страх перед матриархатом укоренился, превратившись в женоненавистничество. Он забыл о своих истоках, которые находятся в Богине-Матери, и, по существу, вообще стал отрицать ценность материнства.

Мелани Кляйн в своей работе «Размышления об Орестее» утверждает:

«Если мы рассмотрим установку Аполлона, то найдем прямые свидетельства того, что его полное подчинение Зевсу связано с ненавистью к женщинам и инвертированным эдиповым комплексом… Ненависть к женщинам заставляет его приказать Оресту убить свою мать, а также проявляется в настойчивом преследовании Кассандры (как бы она перед ним ни провинилась). Неразборчивость в связях не противоречит его инвертированному эдипову комплексу. Наоборот, он уделяет внимание Афине, в которой с трудом можно найти что-либо женственное и которая полностью идентифицируется со своим отцом»[40].

Вот что говорит Аполлон об Афине:

Она явилась не из чрева темного — Кто из богинь дитя подобное родит?[41].

Женоненавистничество Аполлона отражает манихейскую традицию, утверждающую, что «материя, зло, темнота и женственность — это взаимозаменяемые понятия»[42]. При такой установке нет ничего удивительного в том, что Аполлон не находит счастья в любви, несмотря на многочисленные попытки; Кассандра — это лишь один пример из многих.

Ему сопротивляется даже Пифия. Далее следует откровение Аполлона Сивилле, описанное Вергилием в «Энеиде»:

Время судьбу вопрошать! «Вот бог! Вот бог!» — восклицала Так перед дверью она и в лице изменялась, бледнея, Волосы будто бы вихрь разметал, и грудь задышала Чаще, и в сердце вошло исступленье; выше, казалось, Стала она, и голос не так зазвенел, как у смертных, Только лишь бог на нее дохнул, приближаясь… Так из пещеры гостям возвещала Кумекая жрица. Грозные тайны судьбы — и священные вторили своды Истины темным словам. Аполлон, сотрясая поводья, Деву безумную гнал и вонзал ей под сердце стрекало[43].

Точно так же в новелле Пера Лагерквиста «Сивилла» пророчица оплакивает неясную ей судьбу: «Я грожу кулаком ему, который так ко мне относился, который так меня использовал, в своей западне, в западне оракула, — использовал меня как свой подручный инструмент — изнасиловал мое тело и мою душу, овладел мной с помощью своего ужасающего духа, своего бреда, своей так называемой одухотворенности, наполнил меня своим дыханием, своим чуждим огнем, а мое тело — своим похотливым оплодотворяющим потоком… Кто выбрал меня стать его жертвой, его собственностью, пеной на устах бога… Кто использовал меня всю жизнь; кто украл все мое истинное счастье, все человеческое счастье; кто лишил меня всего, чем могут наслаждаться другие — всего, что дает им мир и безопасность… Всего — и при этом ничего не дал мне взамен, ничего, кроме самого себя. Себя. Кто до сих пор находится у меня внутри, наполняя своим присутствием, своим беспокойством, не оставляя меня в покое, поскольку у него самого нет покоя; никогда не оставляй меня. Никогда не оставляй меня!

Я потрясаю перед ним кулаком, своим бессильным кулаком!»[44].

Если таковы чувства Пифии — женщины, выбранной и прекрасно обученной для сохранения в целости своей формы, — тогда мы можем лучше понять сопротивление Кассандры Аполлону. Она стала жертвой своего времени — эры, которая способствовала расцвету садомазохистского паттерна в отношениях между мужчиной и женщиной, коллективного негативного материнского комплекса, до сих пор продолжающего нас одолевать.