Юрий Лаптев - Заря

• Название: Заря
• Автор: Юрий Лаптев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1955

Повесть «Заря» (1948 год) отражает жизнь послевоенного села, борьбу передовых людей колхоза за общегосударственные интересы. За повесть «Заря» присуждена Сталинская премия третьей степени за 1949 год.

---

Рано начинается летний день. Но еще раньше поднялся с широкой скрипучей кровати Иван Данилович. Сполоснул лицо, расчесал гребешком раскидистые свои усы и, заправив лампу, уселся к столу.

Листал газеты и книги. Бормотал что-то, иногда одобрительно, иногда сердито, выписывая на бумажку, поскрипывая пером, нужные ему слова и мысли.

За этим занятием и застал утром отца Николай, с вечера уходивший спать на сеновал.

Хорошо летом спать на пахучем сене да на свежем воздухе. Уж так спится! И куры не мешают, хотя и начинают чуть свет свою возню и озабоченное кудахтанье, и петух, хоть какой ни будь голосистый, не разбудит. Не беспокоит и доносящееся снизу густое отстойное мычание и тяжелые вздохи буренки. Крепок молодой сон здорового парня.

И еще по одной причине удобно спать летом на сеновале. Поужинает Николай, посидит еще за столом с полчасика, газетку почитает, иногда с папашей о международных делах побеседует, а потом потянется, зевнет так, что, того гляди, скула с места свернется, накинет на плечи овчину и уйдет.

А куда?

И в голову не придет папаше, что сынку меньше всего в теплую летнюю ночь спать хочется. А ведь и с самим такое было. Только раньше старшего Шаталова поджидала Паша, а теперь младшего — Дуся.

Вот почему и удивляется по утрам бывшая Паша, расталкивая сына и стаскивая с него овчину:

— Это что же у парня за сон появился, хоть на речку его за ноги волоком волоки!

Но сегодня Николая по случаю воскресного дня никто не будил. И проснулся он тогда, когда уже круто падали на сено пробивающиеся сквозь тонкие щели золотые струны солнечных лучей.

— Ты что это, отец, средь бела дня керосин палишь? — удивленно спросил Николай, задержавшись у порога.

— А-а? — Иван Данилович оторвался от газеты и тут только заметил очень блеклый и ненужный огонек керосиновой лампы, стоящей прямо на солнышке. Прикрутил фитиль, покосившись поверх очков на сына. — Долгонько ты спишь, Николай Иванович.

— Просто мешать тебе не хотел, папаша, — равнодушно отозвался Николай и свернул на другое, — Выступать, никак, собираешься?

— Там посмотрим. За словом в карман не полезем, коли понадобится.

«В карман не полезешь, а по газетам шаришь!» — подумал Николай. Повесил дубленку, прошел к умывальнику, задержался в нерешительности.

— Или выкупаться пойти?

— Иди. А я тем временем закончу. Эх, и здорово тут завернуто! — Иван Данилович, оживившись, склонился к газете: — «За годы войны стало особенно ясно, что колхозы объединяют всех честных тружеников села не только по труду, но и по мыслям, по чувствам, по отношению к своему социалистическому отечеству!..» Слышал? — Шаталов торжествующе уставился на сына. Но торжество оказалось неустойчивым.

— Слышал, — ответил Николай. — Иван Григорьевич Торопчин у нас на комсомольском собрании то же самое говорил.

— То же, да не то же. Не дорос еще до таких содержательных слов твой Иван Григорьевич, — Шаталов сердито покосился на сына и отложил в сторону газету.

— Вот что я хотел тебя спросить, папаша, — нерешительно заговорил Николай. — Ты… за кого думаешь выступить?

— За советскую власть!

— Я понимаю, что не против…

— А ну помолчи, огарок! — От возмущения у Ивана Даниловича даже очки с носа свалились, но он поймал их на лету.

— Я ведь тебе же, отец, добра желаю, — строго сказал Николай, повернулся и ушел на реку купаться.

— Ну что ты с ними будешь делать, а? — неизвестно к кому обратился Шаталов.

Никто и не отозвался. Только часы густо и торжественно пробили девять раз…

3

Жаркий денек выдался для парикмахера Антона Ельннкова. С утра в парикмахерской полно народу. А где народ, там и разговоры. Да какие!

— Не знаю, как вы, граждане, а я, например, не какую-нибудь Индонезию, а самую что ни на есть Америку считаю отсталой страной И пусть она передо мной не задается! — вот что заявил во всеуслышание распаленный спорами о международном положении сам парикмахер.

— Ну, уж это ты, Антон Степанович, перехватил насчет Америки, — возразил Ельникову колхозный счетовод Саватеев. — Там, хочешь знать, культура. Тебе, с твоей парикмахерской, закрыться, хоть и наставил ты пузырьков разных полный стол. В Сешеа, брат, электричеством людей бреют!.. Вот какая картина!

И Саватеев, гордый своей осведомленностью, оглядел небритые лица и кудлатые головы собеседников.

— Неужто электричеством? — усомнился кто-то.

— Очень просто, — поддержал Саватеева весь заросший рыжеватыми кустиками Александр Камынин. — Пустят тебе на морду ток — и нет никакой растительности. Как щетинка с ошпаренной свиньи, бородка с тебя сойдет!

— Культурно!

— Культурно? — Антон Ельников загорячился и даже про густо намыленного клиента забыл, — Не с крыльца, а, извините, от нужника вы к культуре подходите, дорогой товарищ Саватеев. Кому-кому, а счетоводу, образованному человеку, это непростительно.

— Где уж нам с парикмахером равняться! — обиделся образованный человек.

— Я, хотите знать, только до осени парикмахер, а там на агронома учиться пойду.

— Меня-то добреешь все-таки? — опасливо поинтересовался клиент, у которого подсыхающее мыло начало пощипывать кожу.

— Одну минуточку. — Охладел-таки Ельников к своей профессии. — Почему я, например, Америку с Китаем не сравняю? Да потому, что там фабриканта, скажем, или другого имущего действительно электричеством бреют, а рабочему-коммунисту или негру какому-нибудь несчастному тот же ток в голову пускают на электрическом стуле. Это культура?.. А в Китае, к вашему сведению, коммунисты освободительную войну ведут. Значит, там народ дошел до высокой сознательности!

И, только ошеломив счетовода таким аргументом, Ельников вновь повернулся к истомившемуся клиенту.

— Да, Саватеев. Хоть и горазд ты на счетах стрекотать, а за Ельниковым тебе не угнаться. Он, брат, не бритвой, а головой работает, — окончательно сразил образованного человека неторопливой, рассудительной фразой колхозник Василий Степунов.

Может быть, и не столь принципиальный, но более конкретный и не менее горячий спор произошел, тоже незадолго до начала собрания, в избе бригадира Марьи Николаевны Коренковой. Особенную остроту разговору придавало то, что разошлись во мнениях жених и невеста. Да как сцепились!

— Не знаю, как другие колхозники, а я Федора Васильевича в обиду не дам! — строго и категорически заявила Балахонову Коренкова.

— А кто его обижать думает?.. Пожалуй, обидишь такого сироту, — довольно миролюбиво отозвался Балахонов. Менее всего хотелось ему начинать спор с Марьей Николаевной. Совсем не за этим пришел, а просто так — с праздником поздравить, как и полагается жениху.

— Брось, Никифор Игнатьевич. Ты меня за дурочку не считай!

— Да что ты, Марья Николаевна! — Глядя на необычно взволнованное лицо Коренковой, Балахонов смутился. «И занесла меня сюда нелегкая в такой напряженный момент», — мелькнула в голове мысль.

— А какое, интересно, решение вы на партийном бюро приняли? Ну-ка, ну-ка…

Этот вопрос Коренковой «жениху» уж совсем не понравился. И он ответил почти сердито:

— Пойди да спроси у Торопчина.

— И пойду!.. Хотя в партию меня пока не приняли, но партийными делами я не меньше вас всех интересуюсь. Понял?.. Ты думаешь, я не знаю, к чему все дело клонится?

«Эх, все, видно, бабы одинаковые», — горестно подумал Никифор Игнатьевич и ответил:

— А кто знает да спрашивает, тот, выходит, ничего и не знает. Лучше ты, Марья Николаевна, ко мне с такими вопросами не приставай. Я ведь не Аграфена Присыпкина, чтобы попусту языком трепать. Жене никогда не говорил.

— А я тебе не жена! — Коренкова встала из-за стола, гордо вскинула голову. А слова эти сказала так, что Балахонову явственно послышался недосказанный конец: «И женой никогда не буду». Очень расстроился Никифор Игнатьевич. Заговорил примирительно:

— И чего ты попустому горячишься, Марья Николаевна?

— Потому что знаю, как это у нас иногда делается. Придерутся к человеку, навалятся на него все разом, а потом сами же в затылке чешут. Не бывает так, скажете?

— Всяко бывает… — Зачем Балахонову перечить, раз женщина вошла в такую горячку. И верно, Коренкова как будто бы несколько успокоилась.

— Мы, простые колхозники, как рассуждаем? От Федора Васильевича обществу, кроме пользы, ничего нет. И сев он провел отлично, и дисциплину трудовую подтянул, и лесу пригнал смотри сколько, и за электричество не словами, а обеими руками взялся. А то, что он один за весь район не хочет отвечать, правильно делает!.. У людей свои головы на плечах есть. Да где это вы найдете такого председателя, чтобы он, как Исус Христос, пятью хлебами тыщу человек накормил?.. Уж не Шаталов ли ваш разлюбезный?.. Или, может быть, вам из Москвы руководителя пришлют с наивысшим образованием?