Михаил Соколов - Грозное лето

• Название: Грозное лето
• Автор: Михаил Соколов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Истоки революции, первое пробуждение самых широких слоев России в годы империалистической войны, Ленин и его партия вот тот стержень, вокруг которого разворачиваются события в романе Михаила Соколова.

Пояснение верстальщика fb2-книжки к родной аннотации: реально в книге описаны события 1914 года - перед войной и во время войны, причем в основном именно военные события, но Ленин тоже присутствует.

---

Андрей поблагодарил поляка, записал его фамилию, адрес и, с его помощью выехав с отрядом на дорогу, повел вызволенных солдат к своим и тут услышал перепалку:

— …Паскуда, кто его просил вызволять хоша бы меня из плена? Там я остался бы жив-здоров, а теперича, считай, сызнова в бой погонят и — поминай, как тебя звали. А на кой ляд мне эта война, как у меня — трое детишек да еще отец с матерью, к делу не способные? Кто их должон кормить-поить без меня?

Второй голос баском урезонил:

— Дурак ты, и больше ничего. Германец содрал с тебя как есть все дочиста тут, а в плену содрал бы и всю шкуру. А касаемо детишек, так их у меня тоже трое, браток, а жрать теперича нечего и одному. Так-то.

— Они порезали наших постовых, как азияты и нехристи, тишком, а ты им в ножки вознамерился кидаться: мол, возьмите меня в ваш плен. Тьпфу на тебя, дурня рыжего и дурака непутевого, — вмешался третий голос.

— А может, я только за ради сохранности хотел, чтобы отец детишкам вернулся в целости? — не сдавался первый голос.

И тут, размеренно и неторопливо, вмешался трубный голос огромного солдата:

— Не судите его строго, братцы. Через таких генеральев и князьев, какие управляют нашим братом солдатом, волком завоешь, а не только в плен захочешь идти. Три дня люди идут, не пивши и не евши.

— И то правда: от такой клятой войны один разор получается простому человеку, как он есть крестьянин, а хоша бы мастеровой, а офицерам и дела до нас нет.

Андрей хотел уже скомандовать: «Отставить разговоры!», как урядник молча подъехал к речистым и стеганул плеткой одного, второго, третьего, а потом сказал:

— Паскуды… Еще однова слышу — на капусту разделаю.

— Тю! Сдурел, ваше благородие! Я, может, понарошке, а ты уже и за плетку, — возмутился мечтавший о плене — здоровенный детина с рыжей всклокоченной бородкой и выпуклыми, лягушачьими глазами, но его дернул за руку пожилой солдат с окладистой бородой и наставительно заметил:

— Прикуси язык, паря, покеда не получил еще однова раза. Доведись мне командовать — я содрал бы с тебя всю военную муницию и пустил бы на все четыре стороны к самой к чертовой матери.

Верзила удивился:

— За что, дядя? Аль я в твой кошель забралси?

— За Россию, паря. За нее, милок, чтоб ты не поганил ее, матушку нашу, — ответил бородатый солдат и поправил на парне гимнастерку, одернув ее по всему низу ровно, как по шнурку.

И тогда Андрей подъехал к уряднику, ударил его покрепче плетью и назидательно сказал:

— Чтобы впредь не занимался рукоприкладством, Данила Земсков.

— Ты, часом, не сдурел, сотник? — возмутился урядник.

Андрей властно повысил голос:

— Молчать! Всем молчать! До противника — рукой подать.

И все смолкли и лишь недоуменно посматривали то на Андрея, то на урядника, не понимая, как же это офицер жиганул плеткой своего станичника вместо того, чтобы подбавить еще и от себя рыжему парню с выпуклыми глазами.

Наконец пожилой солдат, тот, что урезонивал парня, тихо сказал:

— Вот так, значится, паря. Они и офицерья, можно сказать, не одним лыком шиты и в способности понимать как есть простого мужика. За таких след стоять грудью.

Андрей все же услышал эти слова, но сделал вид, что ничего не понял, и мысленно отметил: «Трудно, очень трудно понять вам, дорогие, смысл всего происходящего, но ничего, придет время — поймете».

…— Вот так было дело, ваше превосходительство. Понимаю, нехорошо получилось, что офицер уподобился уряднику, младшему чину, но лечить таких подобает их же способами, — заключил Андрей рассказ о вызволении пленных и добавил: — Однако полковник Крымов сделал мне нагоняй по всем правилам и устроил разнос при посторонних и даже допросил урядника. Полагаю, что на этом дело не кончится. Полковник Крымов, простите, жандарм и карьерист одновременно и на все способен. Ради такого я свою грудь врагу не подставлю. Полагаю, что и солдат — тоже… Разрешите теперь доложить о том, что происходит на нашем левом фланге, ваше превосходительство? — спросил он и достал из планшетки свою карту.

Самсонов попивал чай и словно бы не особенно придавал значения его словам о Крымове, и Андрей решил: не любит и он его. Но вдруг услышал:

— За неподобающий младшему офицеру отзыв о старшем — делаю вам замечание, поручик.

— Виноват, — механически произнес Андрей, но спохватился и сказал: — Но полковник Крымов при моих подчиненных грозил мне еще и арестом, ваше превосходительство. Что я могу о нем сказать хорошего после этого?

Самсонов немного помолчал, отставил чай в сторону и спросил:

— Какие силы противника сосредоточиваются в районе Монтово и на линии Гильгенбург — Лаутенбург — не установили? В частности, нет ли здесь Франсуа со своим первым корпусом? Я не верю, что он укрылся в Кенигсберге.

— Он не укрылся в Кенигсберге, — ответил Андрей, — а передислоцируется на помощь двадцатому корпусу Шольца. Полагаю, что не только для обороны занимаемых Шольцем позиций. На станцию Монтово начала прибывать тяжелая артиллерия и даже крепостные орудия, видимо снятые с фортов Кенигсберга. Далее: с севера, с Прибалтики, на юг передислоцируется первая ландверная дивизия фон дер Гольца из четырех бригад — восьми полков. Полагаю, что тоже не только ради обороны позиций Шольца. И, наконец, из крепостей Торн и Грауденец на наш левый фланг нацелены дивизии фон Шметау, в составе двадцатой ландверной бригады фон Герцберга и пятой ландверной бригады фон Мюльмана, это из крепости Торн. Из крепости Грауденец — неполная дивизия фон Унгерна в составе бригады фон Земмерна из шести батальонов, четырех батарей и одного эскадрона. Полагаю, что против всех этих частей наш первый корпус генерала Артамонова не устоит, если даже ему поможет полукорпус генерала Кондратовича. Могут помочь кавалерийские дивизии генералов Любомирова и Роопа, если не будут переходить туда-сюда речки, Грушку к примеру, а помешают противнику сосредоточиться, дезорганизуя его тылы, в частности дороги со стороны Торна и Грауденца, и помешать корпусу Франсуа сосредоточиться в Монтово, где он еще сидит в ожидании артиллерии. Людендорф лютует, по телефону ругал Франсуа, я слышал. В общем, ваше превосходительство, противник явно замышляет атаку нашего левого фланга, — подвел Андрей итог своему докладу.

Самсонов думал о чем-то сосредоточенно и мрачно, опустив голову, а потом посмотрел на карту и медленно заходил по небольшому кабинету, заложив руки за спину, и от этого показался Андрею немного сутулым и как бы постаревшим или уставшим крайне. Не знал Андрей Листов, что у Самсонова начался небольшой приступ, пока небольшой, но он крепился и не подавал вида и лишь медлил говорить.

Наконец он подошел к столу, достал оттуда порошок и, высыпав его на язык и запив чаем, устало сел на простой венский стул и сказал:

— Благодарю вас, поручик, за очень важные сообщения. Составьте краткий рапорт и передайте его генералу Филимонову. Мы обсудим все на военном совете. А каким образом вы добывали столь важные данные? Вы знаете языки?

— Немецкий, французский, латынь и немного греческий.

— Вот как! — непроизвольно воскликнул Самсонов. — Похвально весьма. Где же вы так преуспели?

— В гимназии, среднетехническом училище, в Донском политехническом институте. С вашей помощью, за которую я буду благодарен вам всю жизнь, ваше превосходительство, — ответил Андрей немного взволнованно.

Самсонов удивленно спросил:

— С моей? Не понимаю.

— Вспомните, ваше превосходительство, студента, приходившего к вам в атаманский дворец. Или батюшку на вокзале в Ростове, во время вашего приезда из-за границы. Вы потом присылали отцу поздравления на праздники.

— Священника Жердева? Как же, помню преотлично. Но вы-то какое отношение имеете к батюшке?

— То был мой приемный отец и просил ваше превосходительство за меня, старшего сына. Я был взят у моего деда на воспитание отцом Саввой, когда у них с матушкой еще не было детей. Потом они появились, Полинка, Маринка и Петруша, но мамаша наша вскоре умерла. А после смерти папы я вернулся к моей настоящей фамилии и стал Листовым. Чтобы друзья не иронизировали более и не называли меня поповичем. Глупо, — ответил Андрей и опустил голову. Он вдруг почувствовал стыд и уже не рад был, что начал этот разговор, и подумал: «Зря начал. Зря изменил фамилию. Неблагородно получилось по отношению к памяти отца».

Самсонов посмотрел на него пристально и тепло, а вместе с тем и с укором и сказал именно то, о чем думал Андрей:

— Напрасно вы это сделали, поручик, обидели память батюшки. И друзья ваши хороши: вольнодумцы, очевидно.

— Виноват безмерно, ваше превосходительство, но теперь уже… — оборвал фразу Андрей, и худощавое лицо его зарделось красными, как кумач, пятнами. Тихо и просительно он добавил: — Называйте меня Жердевым, ваше превосходительство, и я буду счастлив.