О. Селин - Косыгин. Вызов премьера (сборник)

• Название: Косыгин. Вызов премьера (сборник)
• Автор: О. Селин
• Жанр: Политика

А.Н. Косыгин относится к числу высших руководителей советского государства. Выходец из Ленинграда, он в 36 лет был назначен Сталиным заместителем Председателя Совнаркома и работал на высоких должностях до последних лет правления Брежнева. Член Политбюро ЦК КПСС, с 1964 по 1980 г. Косыгин занимал пост Председателя Совета Министров СССР. С его именем связана знаменитая экономическая реформа, самая значительная в послесталинскую эпоху. Считается, что политика Косыгина была своеобразным вызовом сложившейся советской системе.

В книге, представленной вашему вниманию, своими воспоминаниями об А.Н. Косыгине делятся известные политические деятели советского времени, в т. ч. Николай Константинович Байбаков, министр нефтяной промышленности и Председатель Госплана СССР; Николай Григорьевич Егорычев – Первый секретарь Московского городского комитета КПСС; Вадим Алексеевич Кирпиченко – начальник Управления «С» ПГУ КГБ СССР. Они рассказывают о работе Косыгина на посту премьер-министра Советского Союза, о его планах и намерениях.

Книга дополнена мемуарами ближайших друзей и родственников А.Н. Косыгина.

---

Я прожил долгую и очень интересную жизнь с этими родными мне людьми. Мы привыкли совместно вырабатывать свои действия, обсуждать поступки и старались с максимальной ответственностью оценивать все происходившее в нашей жизни. Едва ли мне когда-нибудь удастся избавиться от ощущения невосполнимой потери и одиночества, хотя я окружен вниманием своих достойных детей и внуков, моих истинных друзей.

Описать жизнь и деятельность Алексея Николаевича Косыгина, то, что испытал и через что прошел он в своей жизни, – неподъемная задача для одного человека. Я ограничусь лишь некоторыми сугубо личными и далеко не полными воспоминаниями. В потоке событий одно запомнилось ярче, другое сгладилось в памяти, поэтому, может быть, что-то значительное осталось в стороне.

Алексей Николаевич оказался единственным из высших руководителей страны, который работал при Сталине, Хрущеве, Брежневе и о котором в народе сохранилась добрая память. Мне кажется, это произошло потому, что Косыгин никогда ни к кому не приспосабливался. Он оставался прежде всего честным и добросовестным человеком, компетентным специалистом, ответственным за порученное дело, он пользовался высоким авторитетом у ученых, хозяйственников, которые ценили его порядочность, деловитость, пунктуальность. Вот, например, такая, казалось бы, мелочь: он всегда неукоснительно перезванивал тем, кто пытался связаться с ним в его отсутствие. О многих ли руководителях его ранга можно сказать то же самое? А именно из таких мелочей и складывается образ, они определяют отношение к человеку окружающих. Алексей Николаевич терпеть не мог безответственных болтунов. Прежде чем браться за дело, старался просчитать возможные последствия. Во все времена он был «скорой правительственной помощью», пытаясь найти выход из очередного пикового положения, вызванного скоропалительными необдуманными решениями.

Первое серьезное выдвижение на руководящую работу в высший эшелон власти было для него неожиданным. В семейном кругу он вспоминал, как в канун Нового, 1939 года получил срочный вызов в Москву и, отправившись туда 3 января, оказался в одном купе с известным актером Николаем Черкасовым. Николай Константинович еще утром видел газеты, где крупным шрифтом на первых полосах был напечатан указ о назначении Косыгина народным комиссаром текстильной промышленности. Черкасов никак не мог поверить, что Алексей Николаевич ничего не знал об этом и был просто поставлен перед совершившимся фактом.

Помню, что много лет спустя Черкасов приехал в Москву и, будучи в гостях у Косыгина, живо рассказывал о той давней встрече.

Алексей Николаевич очень любил Питер, как он называл Ленинград, его родной город, и всегда говорил, что искренне хотел бы остаться в нем. Те же чувства питал к этому городу и отец Алексея Николаевича – Николай Ильич Косыгин, всю жизнь проживший в Ленинграде в одной и той же комнате, которую занимал в общежитии еще и до революции, не соглашаясь переехать в Москву и жить у сына. Проведя многие годы на руководящей работе, Алексей Николаевич никогда не стремился к продвижению по иерархической лестнице и был, на мой взгляд, совершенно лишен карьеристских черт. Может быть, это было унаследовано от отца, квалифицированного рабочего завода Лесснера, который очень спокойно наблюдал за продвижением своего сына по службе; может быть, Алексей Николаевич видел в своей карьере лишь стечение обстоятельств и волю судьбы, но он никогда не упивался властью и находил подлинное удовлетворение лишь в конкретных результатах работы.

Мне кажется, что объективная причина выдвижения в 30 – 40-х годах плеяды молодых руководителей, таких, как Н.А. Вознесенский, Б.Л. Ванников, А.Н. Косыгин, В.А. Малышев, И.Ф. Тевосян, М.В. Хруничев и другие, состояла в вынужденной потребности в компетентных кадрах управления народным хозяйством. Это обстоятельство заставило Сталина отказаться от сложившейся практики назначения руководящих кадров по принципу их идеологической преданности. Новые люди были специалистами, выросшими на производстве, способными отвечать за конкретное дело. Молодые руководители умели добиваться реальных результатов и могли, в определенных пределах, отстаивать свои позиции, хотя их жизнь была далеко не безоблачной.

Косыгин высоко ценил сильную волю и организаторские способности Сталина. Алексей Николаевич оставался с ним в Москве во время войны, когда все правительство эвакуировалось в Куйбышев, и позже категорически не соглашался с насмешливым замечанием Хрущева, утверждавшего, что в войну Сталин командовал «по глобусу», стоявшему в его кабинете. Однако привычка скрывать свои мысли и чувства, приобретенная за годы сталинской службы, осталась у Косыгина навсегда.

* * *

Высказывая сегодня свои суждения о людях прошлых поколений, мы, естественно, пользуемся нынешними критериями оценки и невольно ищем ясных и простых ответов на возникающие у нас вопросы, забывая, что сама жизненная среда и условия тех лет были совершенно иными. Трудно представить себе Алексея Николаевича Косыгина, да и вообще любого человека, который в те годы сидел бы за чашкой чая и откровенно обсуждал слабые и сильные стороны «вождя и учителя». О мнении собеседника можно было составить представление по каким-то косвенным признакам, он мог выдать себя в моменты сильного эмоционального напряжения. И дело здесь не только в осторожности. Авторитет и власть вождя были настолько непререкаемы, что личное суждение о нем не имело смысла. Система, безусловно, подразумевала, что любое сомнение в Сталине означает выступление против народа, против партии, против высших человеческих ценностей. Однако давление было далеко не столь явным, как кажется сегодня. Большинство людей искренне верило в то, что ему внушали много лет. Не случайно даже те, кто в полной мере испытал жестокость режима, не обвиняли в репрессиях систему власти, а тем более самого вождя.

Я помню, как относился к Сталину один из лучших друзей Алексея Николаевича и всей нашей семьи – Борис Львович Ванников, первый в стране трижды Герой Социалистического Труда, с именем которого прямо связано создание современного вооружения. Занимая перед войной, в разгар борьбы с «врагами народа», пост народного комиссара вооружения, Борис Львович был осужден по клеветническому доносу и репрессирован. Узнав в тюрьме о начавшейся войне с Германией, об отступлении наших войск, он обратился в Сталину с письмом, в котором изложил свои соображения о передислокации предприятий оборонной промышленности. Каким-то чудом письмо попало по назначению.

Совершенно неожиданно для Бориса Львовича его переодели, привели в более или менее приличный вид и вывезли из тюрьмы, ничего не объяснив. Он был готов ко всему – к новым допросам, даже к расстрелу, хотя никогда не признавал за собой никакой вины, однако его доставили в Кремль, в приемную Сталина. Никто из дожидавшихся там высокопоставленных руководителей и военачальников «не узнал» наркома и не поздоровался с ним. Сталин проговорил с ним около сорока минут с глазу на глаз, предложив считать все происшедшее «досадным недоразумением» и немедленно приступить к работе. Выйдя из кабинета, Борис Львович обнаружил, что его уже «узнают», и выслушал немало поздравлений от присутствующих, которые «нюхом» почуяли, что в тюрьму он не вернется и, стало быть, знакомство с ним ничем не угрожает.

Эту историю в подробностях я слышал и от самого Бориса Львовича, прекрасного рассказчика, и от его сына, Рафаила Борисовича, профессионального военного. Он сам и его мать, жена Бориса Львовича, уже потеряли всякую надежду после ареста.

Из рассказов Алексея Николаевича вырисовывался облик Сталина, не во всем совпадающий с принятым сегодня представлением о нем. Косыгин свидетельствовал, например, что перед войной Сталин едко высмеивал бахвальство высших военачальников, преувеличивавших наше могущество и недооценивающих гитлеровскую военную машину, заявляя, что если им придется нанести удар по врагу, то единственной проблемой будет догнать его, удирающего без оглядки. Вопреки распространенному ныне мнению, Сталин не раз строго предупреждал об опасности войны и о необходимости готовиться к ней всеми силами, поощряя проведение в стране широкомасштабных кампаний в поддержку армии и флота, появление боевых патриотических песен вроде «Если завтра война, если враг нападет…».

Алексей Николаевич рассказывал, как тревожила Сталина наша неподготовленность к войне, как он делал все возможное, чтобы оттянуть начало конфликта. Однако это предпринималось под покровом такой секретности, что большинство членов правительства почти ничего не знало.

По другим свидетельствам Алексея Николаевича, Сталин придавал большое значение «правильно дозированной» информации о деятельности партии и правительства, которую должен иметь народ и сами члены партии. В те годы еще не было телевидения, и появления вождя на киноэкране, публикации его выступлений в печати были тщательно продуманными и взвешенными; обычно он сам работал над текстами своих выступлений.