Ник Хоакин - Женщина, потерявшая себя

• Название: Женщина, потерявшая себя
• Автор: Ник Хоакин
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002246-0

В многоплановом, отмеченном глубоким психологизмом романе «Женщина, потерявшая себя» автор пишет о коренных проблемах бытия, о борьбе добра и зла.

---

Произнося латинские слова псалма Симеона, он улыбнулся Пепе через голову Риты. Пепе слабо улыбнулся в ответ. Когда они были детьми, отец каждый вечер водил их с собой в церковь — по воскресеньям в собор, а по будним дням в доминиканскую церковь, — чтобы послушать псалом Симеона. Он объяснял им, что в переводе эти слова означают: «Ныне отпущаеши раба своего, господи», и говорил, что, когда вернется на родину, сможет, как Симеон, сказать: «Nunc dimittis…»

— Этот псалом поют во время вечерни? — спросила Рита.

Она сидела между братьями, потягивая кофе. Когда-то она пела в церковном хоре.

— Во время повечерия, — поправил Тони.

— А, ну да. Псалом Симеона — когда все встают.

— А мы с тобой, — улыбнулся Тони брату, — при этом еще и перемигивались.

— Мы мечтали о Маниле, — объяснил Пепе Рите, — о реке, в которой мы собирались плавать, вернувшись туда, потому что псалом напоминал нам о возвращении на родину, а возвращение на родину мы всегда связывали с купанием в реке, где, как говорил папа, полно дохлых собак и свиней. — Он помолчал и добавил: — Но хотя мы и подмигивали друг другу, мы воспринимали этот псалом всерьез.

Пепе говорил с печальной торжественностью, словно оправдываясь. Он все еще остро ощущал пустоту молчания отца. Каждый по-своему, но все они предали его: мать умерла, Пепе стал ветеринаром, а Тони ушел в религию. Повзрослев, они начали относиться к мечте отца, как к некой навязчивой идее. Они отступились, бросили старика, и он в одиночку продолжал поклоняться своей — святыне. А теперь поклонение кончилось, свечи догорели. Остались только пустая темнота и пустое молчание.

— Мне надо было поехать с ним! — вдруг громко сказал Пепе.

— Пожалуйста, не вини себя, — откликнулся Тони. — Отец хотел поехать один.

— Только потому, что понял: мы уже не верим в его мечту.

— Мы ничего не могли поделать.

— Мы могли бы защитить его от того, что там произошло. А как мы поможем ему теперь, если даже не знаем, что случилось?

— Возможно, он просто устал с дороги, — заметила Рита, собирая чашки. — Пусть отдохнет. А потом постараемся выяснить, что же все-таки было в Маниле.

— Он не скажет, — покачал головой Пепе, вспомнив отсутствующий взгляд отца. — Он даже не хочет вспоминать об этом, разве ты не видишь?

— Не волнуйся, старина, — сказал Тони. — Отец — храбрый человек. Это пройдет. Он переносил и не такие удары судьбы.

— Пойду вымою чашки, — сказала Рита, — а потом вам придется проводить меня домой.

— А я пойду взгляну на него, — решил Тони.

Оставшись в одиночестве, Пепе встал и подошел к окну. Он думал об отце, который всегда слушал «Nunc dimittis…», строго выпрямившись и прижав руку к сердцу. Рита вернулась из кухни, и он помог ей надеть плащ. Они не говорили о том, что у них на душе, но было ясно — свадьбу опять придется отложить.

Спустился Тони и сообщил, что отец не спит.

— Сначала я думал, он заснул, но, наклонившись над ним, заметил, что он лежит с открытыми глазами. Я позвал его, но, кажется, он меня не слышал.

— Пожалуй, не стоит оставлять его одного, — сказал Пепе. — Тони, будь добр, проводи Риту домой.

Всю ночь Пепе пролежал в постели без сна, зная, что отец тоже не спит. На рассвете он услышал какой-то шорох. Он встал, набросил халат и прошел в соседнюю комнату. В полной темноте старик сидел в качалке. Пепе включил свет.

— Вы рано встали, папа.

— Я не мог заснуть.

— Да, мне тоже дождь не давал спать.

— Нет, не дождь. Пыль, пыль…

— Сегодня прислуга тщательно все здесь вытрет.

— И крабы. Они везде. Куда ни ступишь, обязательно раздавишь краба.

Пепе услышал, как гулко бьется его сердце.

— Крабы и пыль, крабы и пыль, крабы и пыль, — монотонно повторял старик в такт качалке.

— Может быть, примете снотворное, папа?

— Нет.

— А кофе будете?

— Да, спасибо.

Когда Пепе вернулся с кофе, старик все так же покачивался в кресле. Пепе пододвинул стул и сел напротив отца.

— Расскажите мне о Маниле, папа. Как она показалась вам?

Старик молчал, покачиваясь в кресле. Он дул на кофе и отпивал его маленькими глотками.

Пепе чуть повысил голос:

— Вам понравилось в Маниле, папа?

Старик по-прежнему, казалось, ничего не слышал и мерно покачивался.

Пепе поставил свою чашку на пол, наклонился вперед и положил руку на колено отцу, чтобы остановить качалку.

— Послушайте меня, папа. Это я, Пепе, ваш сын. Со мной вы можете говорить откровенно. Вы можете сказать мне все.

Старик оторвал взгляд от чашки и посмотрел на него без всякого выражения.

— Расскажите мне, что случилось. Вы слышите меня? Умоляю, расскажите мне, что случилось.

Старик откинулся в кресле и закрыл глаза.

— Оставь меня, — вдруг холодно сказал он. — Ступай, ступай. Оставь меня в покое.

А сейчас, думал Пепе Монсон, выходя на улицу, Пако говорит то же самое, уткнувшись лицом в траву. Он замедлил шаг и оглянулся, пытаясь разглядеть Пако, лежавшего на дне чаши Кинг-парка. Но в темноте ничего не было видно. Тогда он повернулся и увидел перед собой мерцающую улицу, силуэты карликовых сосен по обочинам и огни машин, прорезавшие туман. За укутанной туманом дорогой стоял, поблескивая освещенными окнами, дом Пако, где ждала Мэри и стыл суп.

Теперь Пепе узнал то, что Мэри знала еще раньше. Хотя оба они не входили в Зазеркалье, зеркало дало трещину, и сквозь нее в их мир стали проникать пришельцы с той стороны. Сегодня из тумана выплыла модно одетая молодая женщина в черных мехах и в черной шляпке, в серых перчатках, с жемчугом на шее; потом выплыла похожая на мадонну дама в белом меховом жакете, с шарфом в горошек на шее и с золотыми монетами в ушах; выплыл Пако в темно-синем свитере с высоким воротом; выплыл его отец, распростертый в кресле без сознания, хотя глаза его были открыты, а рот улыбался.

«Есть же у тебя сила воли!» — крикнул он тогда Пако, а сейчас понял, что кричал призраку, что он сам попал в мир призраков.

«Рано или поздно они позовут меня, и я побегу к ним, как собачонка».

«И крабы. Они везде. Куда ни ступишь, обязательно раздавишь краба».

«Когда я была маленькой, я думала, что у всех людей два пупка».

«Когда я была маленькой, такие люди, как ваш отец, всегда были для меня образцом. Они были как бы моей совестью, существовавшей отдельно от меня».

«Крабы и пыль, крабы и пыль…»

Мир по сю сторону треснувшего зеркала уже не был безопасным, в нем тоже бродили призраки, пришедшие с той стороны; здесь, в этом мире, Пако ждал, когда на шее у него затянут петлю, бедная милая Мэри лгала, осторожную Риту удивляли драконы, Тони прятался в своем монастыре, отцы принимали наркотики, матери теряли свои учебники, а у молодых женщин было по два пупка…

Пепе вздрогнул от порыва холодного ветра. Он поднял воротник, сунул руки в карманы и пошел через улицу к освещенным дверям и окнам, туда, где ждала Мэри и стыл суп.

ГЛАВА ВТОРАЯ МАЧО

В восемь вечера Рита закрывала салон, и как раз в это время раздался телефонный звонок. Телефон стоял в туалете и будто назло звонил обычно именно тогда, когда туалет был занят. Вот и сейчас оттуда выскочила Элен Сильва, совладелица салона, с полным ртом заколок для волос.

— Это тебя, Рита.

— Не Пепе, надеюсь?

— Боюсь, что он.

Заколов волосы, Элен опустила ставни на витрине, открыла дверь, пинком выставила за дверь кошку и выключила неоновую вывеску, извещавшую, что здесь находится «Художественный салон св. Риты».

Их магазинчик, занимавший угол здания, был невелик, но выглядел впечатляюще. Прилавок заменяла старая кушетка. В комнате стояло также несколько легких бамбуковых стульев и низенький стеклянный столик причудливой формы. Одну стену занимало зеркало, на другой от пола до потолка висели картины. Случайные посетители просили показать им умных кукол, выставленных в витрине, настоящим покупателям Рита и Элен помогали выбрать картины или вазы, подходившие к их обстановке. В этом году был большой наплыв богатых беженцев с континента, они застраивали окружающие Гонконг холмы, и дела у девушек шли неплохо. В нескольких кварталах от магазина у них была общая квартирка, где Элен — бойкая симпатичная метиска с природным чувством элегантности, но без всякой склонности к ней — усеивала пол скорлупой арахиса и запихивала старые чулки в дорогие вазы.

— Надо переставить телефон, — сказала Элен, когда Рита вышла. — Неудобно: эта дурацкая штука начинает трезвонить именно тогда, когда там покупатели. Но куда его поставить — вот вопрос. Так в чем дело, Рита?

— Он не придет к ужину.

— Старику хуже?

— Нет. Мы ужинаем в ресторане — с Тексейра.