Анхела Бесерра - Неподвластная времени

• Название: Неподвластная времени
• Автор: Анхела Бесерра
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-00777-2

Тридцатисемилетняя Фьямма - успешный психолог. Она целыми днями выслушивает излияния погрязших в проблемах женщин... но не умеет прислушаться к себе самой. Случайно узнав, что муж ей изменяет, и пытаясь заполнить образовавшуюся в ее жизни пустоту, Фьямма тоже заводит интрижку - и внезапно обнаруживает в своей душе такие бездны, о существовании которых она и не подозревала.

---

Покорность Мазарин могла стать для Кадиса твердой опорой, ее присутствие не только подчеркивало трагизм его положения, но и давало надежду на спасение.

Чтобы снова начать творить, ему нужно было узнать Мазарин поближе. Прикоснуться к ее невинности, приобщиться к мудрости, какая бывает только у юных. Глотнуть энергии, уловить ритм творчества. Когда она была рядом, он мог свернуть горы. Талант и дерзость Мазарин наполняли мастерскую волшебством.

— Почему ты не приходишь? Где тебя черти носят?

6

За ней следили. Совершенно точно следили, и уже довольно давно. В тот вечер Мазарин специально изменила привычный маршрут, чтобы проверить свои подозрения. Девушка приметила мутноглазого субъекта, похожего на отпущенного в увольнение на берег моряка, у входа в ресторан "Галло-Романо". Незнакомец занял столик напротив и нагло разглядывал ее грудь, пока Мазарин не сбежала, бросив почти нетронутую тарелку пасты. Однако неприятный тип то ли не желал упускать ее из виду, то ли по странному совпадению шел в ту же сторону.

Мазарин решила свернуть на улицу Сен-Жак, на которой в этот час было полно студентов. Добравшись до Сорбонны, она постаралась затеряться в толпе юнцов, спешащих на лекции. Мутноглазый остался снаружи. Бесцельно побродив двадцать минут по университетским коридорам, Мазарин выскользнула на улицу и огляделась по сторонам. Незнакомца и след простыл.

Чтобы не опоздать окончательно и бесповоротно на урок к Кадису, Мазарин решила спуститься в ненавистное метро. По пути, чтобы развеяться и забыть о неприятном инциденте, она погрузилась в свою любимую фантазию: а что, если бы у нее был отец. Сильный и добрый, который сумел бы защитить ее и позаботиться о ней; от которого она ни в чем не знала бы отказа. С которым было бы не страшно. Который рассказывал бы ей сказки о прекрасных принцессах и благородных рыцарях. Который укладывал бы ее спать в ненастные ночи, целовал и говорил: "Ничего не бойся, дочка, я рядом"; укачивал бы ее в своих крепких руках; врачевал бы ее страхи и горести всесильной родительской любовью и с благодарностью принимал ее дочернюю любовь. У нее не было ничего. Ни одной фотографии, ни единого воспоминания. Только ледяной лоб покойника, который она успела поцеловать, прежде чем на гроб опустили крышку. Где они, те благословенные небеса, на которых теперь пребывает ее отец? Почему мать даже перед лицом собственной смерти так и не призналась ей, что никакого рая не существует, что люди просто растворяются в небытии?

Возврата нет. Жизнь облетает, словно листья с деревьев; тела превращаются в перегной. Вот только... как быть с душой? Куда направляется последний вздох, сорвавшийся с наших губ? Мазарин хотелось верить, что душа ее отца не умерла и что рано или поздно она непременно встретится, соприкоснется с ее собственной душой. Что в один прекрасный день поезд метро остановится на станции "Небо" и на перроне ее будут ждать умершие близкие. Мазарин обхватила себя за плечи, ежась от колючего холода посреди июльского вечера. Или, быть может, ей просто было очень нужно, чтобы ее хоть кто-нибудь обнял?

Единственный человеком, который обнимал Мазарин, был Рене, верный друг, партнер по страхам и комплексам, почти жених: по вечерам она приходила в старомодный джаз-клуб "Гильотина", неподалеку от дома, послушать, как он играет на контрабасе, а потом они гуляли, взявшись за руки, и жаловались друг другу на судьбу. Почему Рене исчез, даже не попрощавшись? Мазарин узнала о его отъезде в Прагу совершенно случайно, изучая фотографии на доске объявлений в клубе. На одной из фотографий Рене собственной персоной играл на своем контрабасе посреди Старой площади. Он не улыбался, в его глазах застыло знакомое испуганное выражение. Такой взгляд, надо полагать, был и у нее самой.

Что же с ней такое? Откуда эта дрожь и холодок в животе? Мазарин с тревогой оглядела вагон, опасаясь увидеть давешнего преследователя, но вокруг были только подростки, отгородившиеся от мира наушниками своих айподов, дамочки, уткнувшиеся в модные романы, погруженные в воспоминания старики да клерки в деловых костюмах. Никакой опасности.

Мазарин заставила себя встряхнуться. Ее ждал Кадис.

Интересно, не рассердится ли он на свою ученицу за опоздание? Чтобы немного успокоиться, Мазарин напомнила себе об успехах, которых она добилась за время занятий.

Наставник и ученица почти не разговаривали, но Мазарин все равно казалось, что между ними происходит что-то хорошее. Постепенно она начинала понимать, как важно творцу знать в лицо своих бесов; этому Кадис мог бы обучить кого угодно на личном примере. Причудливые образы, населявшие его картины, были ни чем иным, как отражением тайных страхов и непомерных страстей самого живописца. Мазарин замечала, что художник краем глаза следит за ее работой, и чувствовала, что он доволен. Что ему, возможно, есть чему у нее поучиться. Что... он ей завидует?

Металлический голос диктора вывел Мазарин из задумчивости. Она вышла на станции "Рю Моррильон" и застыла на месте, скованная ледяным ужасом. Мутноглазый был тут как тут, с кислой ухмылкой и трубкой, прилипшей к заячьей губе. Приметив девушку, он выпустил облачко черного дыма и, не скрываясь, направился к ней.

Сердце Мазарин отчаянно забилось. Что могло понадобиться от нее этому жуткому типу? Почему он пожирает глазами ее грудь: неужели знает про ключ? Девушка чувствовала, как медальон покачивает в такт ее сбивчивому дыханию. Мазарин буквально умирала от страха. Добравшись до студии, она принялась что было сил давить на кнопку дверного звонка, отчаянно призывая:

— КАДИС! КАААДИИИС!

Наконец послышался голос художника:

— Иду... Уже иду... Черт побери! Что с тобой приключилось?

Зловещего незнакомца и след простыл.

7

У входа в знаменитое ателье № 17 на улице Кампань-Премьер, в котором размещалась студия Сары Миллер, выстроилась длинная очередь. Фотограф работала над новым грандиозным проектом; она делала портреты безымянных уличных прохожих. Застигнутых посреди представления уличных гимнастов, мимов из Бобура, музыкантов с Монмартра, фокусников, художников с Пон-Нёф, книгопродавцев, выставлявших свои лотки на набережной Сены, бедолаг наркоманов, клошаров с заваленными мусором тачками, старушек, выгуливавших своих пудельков... Среди них оказался мутноглазый тип с заячьей губой, непрестанно куривший трубку и пускавший кольца черного дыма. Сару поразил его жуткий блуждающий взгляд, словно подернутый белесой пленкой, который скользил по всем без исключения предметам, не пытаясь сфокусироваться ни на одном; в этом человеке была какая-то зловещая тайна. Сара обнаружила мрачного субъекта неподалеку от церкви Святого Северина. Получив приглашение сниматься, он промолчал, но в назначенный час был на месте.

Ассистентка Сары пропустила незнакомца в студию, не преминув заявить начальнице, что этот тип просто отвратителен и от него веет жутью.

Пока длилась съемка, натурщик выполнял все распоряжения фотографа с кротостью послушного ребенка; отказался только снять рубашку. Получив гонорар, он молча покинул студию.

— Он немой, — решила ассистентка.

— Вряд ли, — возразила Сара.

— Неужели он тебя не напугал?

— Представь, что было бы, если бы я боялась всего, что собираюсь запечатлеть.

— А ты видела, как он взбесился, когда его попросили снять рубашку?

— Он просто вспотел.

— Или что-то скрывает.

— Шрам?

— Возможно.

— Или у него нет соска, — с циничной усмешкой предположила ассистентка.

— Или он весь покрыт татуировками и пирсингом.

— Вряд ли, — покачала головой ассистентка. — Если бы это было так, он обязательно похвастался бы. Такие типы обожают выставлять себя напоказ.

— Там еще кто-нибудь остался?

— Никого. Этот был последний.

8

Опустившийся на Данцигский пассаж вечер окрасил в цвет охры изъеденные временем тела кариатид, охранявших вход в мастерскую. Творение Эйфеля купалось в закатных лучах, и поломанные статуи шепотом пересказывали друг другу последние сплетни. Лето кружило головы немногочисленным храбрецам, что отважились поселиться неподалеку от павильона, дабы совершить невозможное: возродить богемный Париж двадцатых, в котором царила Кики, натурщица, любовница и муза всего Монпарнаса. С тех пор минуло почти столетие, и в квартале появилась новая Кики, бездомная собачонка, время от времени оглашавшая округу звонким лаем.

В особняке Ла-Рюш живописец прилагал отчаянные усилия, чтобы успокоить бедняжку Мазарин. Девушка была на грани истерики, у нее дрожали руки. В таких ситуациях Кадис неизменно терялся. Человеческая слабость была ему ненавистна. Чужие горести приводили его в раздражение, и он никогда не мог подобрать подходящих слов утешения. Сочувствовать художник не умел. А на этот раз вышел и вовсе полный абсурд.