Тиркиш Джумагельдыев - Энергия страха, или Голова желтого кота

• Название: Энергия страха, или Голова желтого кота
• Автор: Тиркиш Джумагельдыев
• Издательство: Опубликовано в журнале: «Дружба Народов» 2011, №4
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011

Почти наверняка сегодня в Туркмении этот роман читался бы так, как в 1961-м в СССР — «Один день Ивана Денисовича». Вряд ли бы кто отложил его даже на ночь.

Только вот не предоставлено жителям Туркмении такой возможности — хотя роман и написан на туркменском языке. Да, в стране нынче другой президент, да, самый одиозный памятник Туркменбаши демонтирован, но по-прежнему Сапармурат Ниязов почитается национальным героем, о его злодеяниях по-прежнему предпочитают не говорить.

А автор романа Тиркиш Джумагельдиев — один из самых заметных туркменских писателей — по-прежнему остается непечатаемым и невыездным.

Роман «Энергия страха, или Голова желтого кота» писался не по «живым следам», а непосредственно под пятой тирана, в ту пору, когда сама мысль о том, что не станет его и его режима, могла быть приравнена к государственному преступлению. К чему же могла быть приравнена правда о том, что происходит? Страшно подумать. Если это не подвиг писателя, что же тогда — подвиг?

---

Маркс — Ленин теперь на задворках, зато вместо них повсюду портреты Великого Яшули.

Абдулла сел в поезд вечером — и всю ночь промучился в душном купе. Вагоны старые, списанные еще при советской власти, окна наглухо заколотили зимой и поленились открыть к лету. Из туалета несет жуткой вонью. Наверно, поэтому приснилась ему очередь в это самое заведение, в основном из женщин. Увидев Абдуллу, они посторонились, пропустили его. Он вошел, думая, что там обычный туалет на одного, а оказалось — что-то вроде общественного сортира в парках культуры и отдыха, на десяток дыр в цементном полу, и сидят на них женщины. Но Абдулла не стесняется, садится рядом, одна из женщин даже пытается заговорить с ним. Но он не отвечает, выходит, как ни в чем не бывало, из кошмарного общественного сортира и у входа видит труп с разбитой головой. Тут же — увесистый пестрый булыжник, пестрый от пятен крови. Увидев его, Абдулла присмотрелся к трупу и с ужасом узнал в нем Великого Яшули! Бросился бежать, не помня себя, мчался так, что слышал из-под ног непрерывный стук. Сквозь морок сообразил, что это стук вагонных колес, и понял: приснилось…

И впервые подумал: а ведь у него, похоже, действительно крыша поехала. Только на чем? Ведь глупее не придумаешь. Какое ему дело до Великого Яшули. Кто он и кто Великий Яшули? Смешно.

Рано утром поезд пришел в областной центр. Отсюда до части — километров десять. Благо автобусов ждать не надо, потому что их нет — маршрут отменили после наступления независимости. Зато частники бросаются на каждого пассажира, как ястребы на зайца. Хорошо промчаться по утренней прохладе с открытым боковым окном, чтоб выветрило вагонную вонь из ноздрей, развеяло муть в голове.

Частник попался разговорчивый. Рассказывал, кем он был в прошлой жизни — инженером по механизации, имел работу, зарплату, авторитет. Сообщил, что войсковая часть в прежние времена была на особом режиме как засекреченный склад боеприпасов. Птица пролетит — лишится крыльев, дикий кулан промчится — останется без копыт. Двойное ограждение. Сейчас его просто растащили по кусочкам, разворовали и продали: столбы, провода, бетонные плиты… — все! Как говорится, досталась сумасшедшему похлебка!

Два изможденных, обтрепанных солдата вышли к Абдулле у железных ворот КПП — контрольно-пропускного пункта. Провели на территорию части. Остановились в тени дежурки.

— Отец, закурить не найдется? — сразу же спросил тот, что поздоровее. Как видно, старший по наряду.

— Да я не курящий.

— И сын не курит?

— Не курит.

— В армии нельзя не курить, отец. Атда, ставь чайник, угостим отца чаем, устал с дороги, небось. В такую жару сидеть в тени невозможно, не то что ехать хрен знает куда. А заварку, отец, ты привез? Или сын твой и чай не пьет?

— Нет, заварка имеется.

Тот, которого звали Атда, пошел в комнату дежурных, волоча тяжелые сапоги.

— А я пойду позвоню, узнаю, где твой сын, — сказал старший.

Абдулла огляделся. Двухэтажное кирпичное здание с добротными стенами — только окон и дверей нет, черные проемы зияют. Удивительно, почему на кирпичи не разобрали. Фонтан перед ним разрушен и загажен, деревья высохли лет пять назад. Прямая дорога от контрольно-пропускного пункта в глубь территории выбита и выщерблена, чуть ли не в рытвинах и ухабах. Правда, можно догадаться, что когда-то была покрыта ровным асфальтом. Значит, нет в ней нужды.

Вернулся старший дежурный.

— Велели передать, что ваш сын на учениях. Обещали, что вечером привезут.

При этом улыбался, будто радовался.

— В неудачное время приехал, отец, нас постоянно на учения забирают, — добавил он уже не с улыбкой, а с двусмысленной ухмылкой. — Эй, Атда, ты чайник поставил?

— Уже вскипел, заходите, — послышалось из дежурки.

— Идем, отец, посидим немного. До вечера. Атда, выйди, отнеси поклажу отца!

Подошел Атда, схватил сумку Абдуллы и согнулся от тяжести, споткнулся и чуть не упал. Старший тут же отвесил ему пинка под зад. Поняв по виду, что Абдулла осуждает, пояснил:

— Отец, таковы порядки в армии. Я здесь старший, Атда в моем подчинении. Как говорил мой отец, стремись в начальники хотя бы над одним человеком.

Абдулла достал из сумки ковурму — мелкие кусочки мяса, обжаренные в жире, пресную лепешку, испеченную в тамдыре. Солдаты ели степенно, соблюдая приличия при старшем по возрасту. Но ясно было, что голодны.

— Чем вы тут занимаетесь?

— Служим! Как говорится, не ослов пасем, хе-хе…

— А что за служба?

— Что ты, отец! Военная тайна. Нам ее дали — и мы ее храним, так ведь, Атда?

Судя по всему, старший дежурный был не дурак — по крайней мере, остер на язык.

— Мы с Атдой друзья, — разглагольствовал он, размякнув от вкусной еды, утирая пот со лба. — Эй, скажи, я ведь защищаю тебя?

— Да, защищаешь.

— Вчера его могли размазать по стенке за то, что он стащил анашу у пацана, с которым они на одной кровати спят. А у того земляки, из одного аула, они прижали Атду в углу… Но тут я подоспел…

Атда шмыгнул носом:

— Да соврал он, не брал я его анашу! И так жрать нечего, а от анаши на жратву еще сильнее разбирает.

— Есть в части пацаны и поздоровее меня, — продолжал хвастаться старший дежурный. — Но и они меня боятся. Почему? Потому что я бью первым. Так отец меня учил. Говорил: бей первым, изо всех сил, а потом тебе останется только добивать. И собака у меня дома боевая, первая на всех кидается. Кличка у нее Ханджар — боевой нож, так отец ее назвал. Отец говорит: «Если хочешь кого-то накормить — накорми злую собаку». Мой пахан — крутой мужик. Не то, что другие. Приезжал тут один, к сыну, мы с ним побазарили немного. Так он считает, что первой нападает трусливая собака. Мол, от своей трусости. Ну ниче не понимает в жизни мужик!

Как только Атда вышел, старший дежурный наклонился к Абдулле:

— Сын твой не на учениях. И вечером его не привезут. Скажут тебе, что, мол, неурядицы, с машинами проблемы. Будут мурыжить, пока сам не уедешь. Ты лучше иди на дорогу, двигайся по ней к заходу солнца. Увидишь сад. Пройдешь его и попадешь в большое село. Спроси дом Реджепа Шаллы, нет человека, который не знал бы его, тудыть-растудыть…. Понял?

— Что он там делает?

— Увидишь сам, когда придешь. Если командир узнает, что я тебе сказал, меня тут со свету сживут. Так что молчи, как верблюд, даже сыну не говори, откуда узнал. Оставь мне бутылочку коньяка, а я передам ротному командиру. Чтоб шум не поднимал — он же узнает, что ты был у сына…

Поймав машину на дороге, Абдулла быстро добрался до села, до усадьбы на его окраине. Трехметровый кирпичный забор отгораживал ее от остального аула. Ворота венчала высокая арка. Над ней — государственный флаг Туркмении. Чуть ниже — портрет улыбающегося Великого Вождя и Отца Всех Туркмен. Еще ниже — прибиты рога горного барана. Все вместе, как ни странно, не создавало впечатления пошлости и безвкусицы, характерных для домов так называемых новых туркмен. Наоборот, чувствовалась некая государственная строгость и мощь. Абдулла даже поискал глазами табличку с названием учреждения или организации, расположенной за этими грозными воротами. И нажал кнопку звонка не без робости.

Ждать пришлось долго. Почему-то думалось, что выйдет солдат или строгий гражданский служитель. А появился мужик с огромным животом, в тюбетейке на лысой голове. Не поздоровался, слова не сказал, лишь стал оглядывать Абдуллу пристально и с подозрением.

— Я приехал навестить своего сына, солдата Хыдыра Нурыева, — со всей строгостью и жесткостью в голосе сказал Абдулла. Он знал таких холуев. Они вежливые просьбы считают за слабость. — Это дом Реджепа Шаллы?

— Кто тебе сюда дорогу указал?

— Язык до Мекки доведет.

— Надо ж… Скажи спасибо, что нет сейчас самого яшули.

И закрыл калитку. Абдулла решил подождать, не звонить. Начнешь звонить — покажешь суетливость. Что-то в голосе толстого мужика подсказывало, что он позовет Хыдыра или доложит, кому следует.

Действительно, минут через двадцать вышел Хыдыр. Без пилотки, в грязной, заношенной гимнастерке, на ногах старые ботинки, подошва чуть ли не отваливается, без ремня… Поздоровался без радости, почти как с чужим, разве что не надоедливым человеком. Дошли до арыка, сели в тени ив.

— Не нужно было сюда приходить, — хмуро сказал сын.

— Был в твоей части, сказали, что ты на учениях. А ты, оказывается, вон где. Что тут у вас происходит?

— Не нужно было сюда приходить, — повторил сын. — Они б за мной приехали, отвезли в часть, там бы мы и встретились.

— Какие могут быть учения в ауле, что за тайны? По виду твоему никто не скажет, что боевой солдат на стрельбах. Кто такой Реджеп Шалла?

— Богатый человек.

— А тот, который открыл калитку?

— Один из его слуг.

— А Реджеп Шалла здесь глава администрации, хаким?